Олег Козинкин - Защита Сталина. Кто пытается опорочить страну и победу?
А вот в КОВО силы максимальные привлекаются – две армии, пять мк и вся авиация округа-фронта. Хотя из всех мехкорпусов КОВО только два мк были приведены в боевую готовность к 22 июня.
Как видите, идет реализация именно «южного» варианта отражения агрессии. Но делается это вполне спокойно и именно по отрепетированному еще в январе сценарию – мощному контрнаступлению из КОВО силами всего округа по неосновным силам противника. На следующий день после нападения врага… И видимо, через неделю Жуков, как и в январе, собирался быть в «Люблине».
* * *А теперь смотрим мемуары И. Х. Баграмяна об этом вечере 22 июня:
«К вечеру 22 июня ни у кого из командования и штаба нашего фронта не возникало и мысли о возможности немедленного контрнаступления. Лишь бы выстоять! Все были уверены, что и директивы из Москвы будут нацеливать нас на оборонительные действия.
Примерно в одиннадцатом часу вечера начальник спецсвязи Клочков сообщил мне, что передается новая оперативная директива Народного комиссара обороны. Не дожидаясь, когда доставят документ целиком, я стал читать его отрывки по мере поступления». (Баграмян И. X. Так начиналась война. – М.: Воениздат, 1971 г., с. 112)
В «одиннадцатом часу вечера» – это до 22.30 точно. Т. е. если «Директиву № 3» начали отправлять по округам в 21.15, то, как и в случае с «Директивой б/н», ее отправляли около часа во все округа. И эта директива пришла в штаб КОВО-ЮЗФ как раз в 22.15 примерно. Ведь Баграмян лучше Владимирского должен знать о времени, когда его шифровальщики получили эту директиву. И, похоже, Киевский не оказался первым в этой отправке. Но разница по времени с Жуковым – полтора часа почти. Слова Баграмяна подтверждает «малиновка», и поэтому будем считать, что прав он, а не Жуков со временем поступления этой директивы в КОВО. И тем более не Владимирский с его временем – 2 часа ночи на 23 июня.
Баграмян:
«Начиналась телеграмма оценкой обстановки. Правильно указывалось, что главный удар противник наносит на Владимир-Волынский и Радзехув, в центре и на левом фланге нашей 5-й армии. Однако итоги первого дня войны оценивались чрезмерно оптимистически. Указывалось, что противник лишь на этих направлениях ценой больших потерь достиг незначительных успехов, а на всем остальном протяжении границы с Германией и Румынией атаки отбиты с большими потерями для наступающего». (с.112–113)
Как видите – Баграмян показывает, что никакой истерики или паники в этой директиве и он не увидел. Т. е. принималась она в Москве военными в первую очередь именно в спокойной обстановке и вполне подходила под именно предвоенные планы. А повода для «истерик» Генштабу не давали как раз донесения из округов. Баграмян пишет, что в оценке обстановки в директиве № 3» уже якобы выявлен главный удар немцев и главное направление – по Украине. Которое и надо ликвидировать нашим ответным ударом, силами всего практически КОВО. Смотрим текст «Директивы № 3»:
«№ 614. ДИРЕКТИВА ВОЕННЫМ СОВЕТАМ СЕВЕРО-ЗАПАДНОГО, ЗАПАДНОГО, ЮГО-ЗАПАДНОГО И ЮЖНОГО ФРОНТОВ
№ 3 22 июня 1941 г.
Карта 1000000
1. Противник, нанося удары из Сувалковского выступа на Олита и из района Замостье на фронте Владимир-Волынский, Радзехов, вспомогательные удары в направлениях Тильзит, Шауляй и Седлец, Волковыск, в течение 22.6, понеся большие потери, достиг небольших успехов на указанных направлениях.
На остальных участках госграницы с Германией и на всей госгранице с Румынией атаки противника отбиты с большими для него потерями…»
Как видите – удар немцев по КОВО не главный в директиве, т. е. Баграмян показал «главный» удар в полосе КОВО-ЮЗФ. А в директиве «№ 3» два удара, и какой из них главный – в директиве нет ничего. Хотя в сводке № 01 от 10.00 главным уже считается удар по ПрибОВО – на «стыке» с ЗапОВО. Этот удар немцев как главный выявили так быстро? Нет. Этот удар как главный ожидался изначально – севернее Полесья. И то, что он там и будет – главным – на это и надеялись.
Баграмян:
«С тяжелым чувством я перечитывал эти фразы. Невольно подумалось, что оптимизм оценок в документе из центра во многом был навеян и нашими довольно бодрыми донесениями.
Мы в 15 часов, еще не располагая исчерпывающими сведениями, отделались, по существу, общими фразами и ничего не сообщили о прорыве двух мощных танковых группировок – точные данные о них мы получили лишь в конце дня».
Решение в Кремле принималось по докладам военных и именно таких, какие слали Кирпоносы с мест. И Жуков, докладывая Сталину оперсводку № 01 от 10 часов утра и новую – от примерно 14 часов, именно на доклады «оптимистов» кирпоносов «ссылался», которые и на 15 часов не дали точных данных о противнике. И Баграмян именно это и показывает.
Баграмян:
«Просматривая сейчас наши первые разведывательную и оперативную сводки, я с горечью убеждаюсь: в них далеко не отражалась вся та огромная опасность, которая угрожала войскам северного фланга нашего фронта. Какие, к примеру, сведения о противнике, наступавшем на нашу 5-ю армию, смогли сообщить наши фронтовые разводчики? Они отмечали, что в районе Любомля наступает одна пехотная дивизия, в направлении Владимир-Волынского – одна пехотная и одна танковая, а южное, до самой границы с 6-й армией, – еще две немецкие пехотные дивизии.
Получалось, что во всей полосе армии наступает всего лишь пять дивизий противника. Учитывая, что неподалеку oт границы у нас стояли четыре стрелковые дивизии, положение, естественно, казалось не столь уж угрожающим. Из этого и исходила полученная нами директива».
Если вспомните суть «южного» варианта – наш ответный удар должен был проводиться по слабому крылу напавшего врага. Который на Украине не особо и активен при этом. И доклады Кирпоноса в ГШ в течение дня были вполне благостными – как раз для принятия решения о начале реализации «южного» варианта они вполне подходили. Но Жуков как раз не особо потом валил на кирпоносов вину за принятое в Москве решение о нанесении удара из КОВО. Он просто с себя ответственность снимал и валил на Тимошенко как автора и инициатора этой директивы и этих ударов. А Жукова, мол, в Москве уже и не было в те часы. Ну а самый главный виновник – Сталин, конечно же…
«Вероятно, такие же погрешности в оценке сил противника, вторгшегося в пределы страны, были допущены и другими фронтами.
Исходя из них, верховное командование теперь ставило задачи на 23 и 24 июня. Войскам нашего фронта предписывалось:
«Прочно удерживая государственную границу с Венгрией, концентрическими ударами в общем направлении на Люблин силами 5-й и 6-й армий, не менее пяти механизированных корпусов, и всей авиации фронта окружить и уничтожить группировку противника, наступающую на фронте Владимир-Волынский, Крыстынополъ, к исходу 24.6 овладеть районом Люблин…»
У меня перехватило дыхание. Ведь это же задача невыполнимая!.. Но размышлять было некогда. Схватив документ, бегу к начальнику штаба фронта. По дороге прикидываю в уме, какие предложения я могу ему высказать.
Когда я зачитал Пуркаеву телеграмму, он с явным недоверием взглянул на меня, выхватил бланк и перечитал его несколько раз. Быстро обмениваемся мнениями. Они у нас сходятся: наступать преждевременно. Взяв у меня карту с обстановкой и прихватив директиву, Пуркаев молча подал мне знак следовать за ним. Идем к командующему фронтом.» (И. Х. Баграмян, указанное сочинение, с. 113–114)
Никакого Жукова в штабе нет и близко еще на 22.00… Он появится в тот момент, когда Кирпонос на возражения и предложения Пуркаева доложить Москве, что округ не готов наносить такой мощный удар по «директиве № 3» в силу объективных причин и именно 23–24 июня, ставит задачу:
«поставим Музыченко задачу: нанести с юга контрудар силами не одного, а двух – четвертого и восьмого – мехкорпусов. Нацелить их надо, как и выдвигающийся из района Злочева пятнадцатый мехкорпус, под основание танкового клина, вбиваемого противником. С войсками второго эшелона фронта поступим так: девятому и девятнадцатому мехкорпусам, а также всем стрелковым корпусам, составляющим второй эшелон фронта, продолжать форсированный марш к границе по указанным им маршрутам, а тем временем мы в соответствии с развитием обстановки уточним направления и рубежи их ввода в сражение.
<…>
В это время к нам прибыли начальник Генерального штаба генерал армии Г. К. Жуков и назначенный членом Военного совета фронта Н. С. Хрущев. Георгий Константинович Жуков, всегда отличавшийся конкретностью и четкостью в организации управления войсками, одобрил принятое командованием фронта решение и предложил, не теряя времени, отдать приказ о подготовке контрудара.
