Российские спецслужбы. От Рюрика до Екатерины Второй - Вадим Леонидович Телицын
Не думаю, что «клятвы верности эмигрантов» — вещь условная.
Почему?
Да потому что нарушавших это обещание выявить было крайне сложно (учитывая, по крайней мере, уровень информации, существовавший в то время), да и «достать» нарушителя просто невозможно: попробуй, пошли за границу «группу захвата» (на требование добровольного возвращения мало кто реагировал). А потому и количество «эмигрантских клятв» можно сосчитать, что называется, по пальцам, буквально — по пальцам. Здесь, скорее всего, есть действия, направленные на «очистку совести», то есть носящие формальный характер, отвечающие требованиям служебного этикета, подчеркивающие беспрекословное подчинение своему господину — князю. Но стоило только пересечь границу, как все менялось, и выезжавшие (даже представленные самым малым числом) ударялись во все тяжкие, охотно делясь с иностранцами своими (и чужими) секретами, прекрасно понимая, что ничего за это им не грозит[57].
При Иване III появляются и первые перебежчики-эмигранты, например, некто Юшка Елизаров, который бежал в Литву в ноябре 1492 года.
В декабре того же года «по обвинению в попытке к бегству» арестовали — по доносу литовского князя Ивана Лукомского — Ф. И. Бельского. Здесь настоящая «шпионская» история, достойная пера литератора: оказалось, в результате следствия, что Луком-ский тоже предатель, он получил задание от короля Казимира — отравить ядом Ивана III.
Во время обыска у «князя-диверсанта» нашли вещественные доказательства — набор ядов, причем, на все случаи жизни.
Осталось только неизвестным, как удалось «выйти» на Лукомского — путем допросов его самого или доноса (согласно косвенным источникам, показания дали арестованные «лазутчики»: Богдан и Олех-на Селевины, которые, якобы, видели Лукомского при дворе короля Казимира), или, что тоже могло иметь место, собственного оговора, сделанного под пытками. Это и до сих пор остается тайной.
Важно другое: Лукомский был «сожжен в деревянной клетке на берегу Москвы-рски вместе с литовским переводчиком Матиасом Ляхом»[58].
Что стало с Ф. И. Бельским, источники умалчивают, думается, однако, что его постигла участь Лукомского — смертная казнь (быть может, только не в таких суровых формах)[59].
Еще одна история, так или иначе связанная с историей российской контрразведки, предательства и его оценки с позиций того и нашего времени. Обратимся к исследовательской литературе:
«В XV веке Новгород имел суверенный статус среди русских земель, но был связан целым рядом договоров («докончаний») с великим князем и другими князьями. Горожане были расколоты на две «партии»: одни выступали сторонниками дальнейшего сближения с православной Москвой, другие же видели в этом угрозу потери Новгородской республикой своих вольностей и даже суверенитета. Среди последних, возглавляемых боярами Борецкими, возникла идея заключить союз с литовским и польским королем Казимиром с перспективой дальнейшего перехода республики под его покровительство. Это фактически означало не только нарушение всех предыдущих договорных обязательств новгородцев, скрепленных клятвой (крестным целованием), но и альянс с католической Литвой, то есть, в конечном счете измену православию. Пролитовские группировки позвали в город литовского князя Михаила Олельковича, потомка знаменитого Ольгерда. Он был ставленником Казимира, и его вокняжение могло означать начало перехода Новгорода под протекторат Литвы. В ноябре 1470 года на новгородском вече происходили столкновения «московской» и «литовской» «партий», доходившие до рукопашной. Победили «литовцы», нанявшие специальных людей, в давке коловших своих противников шила-ми — «шильников». Михаил Олелькович укрепил свою власть. В марте 1471 года обстановка обострилась. Борецкие вели прямые переговоры с Казимиром, приглашая его на новгородский стол. Их уже не устраивал даже Михаил Олелькович. Он покинул город и уехал в Киев, прославившись по пути бесчинствами над окрестным населением и безудержным грабежом. Борецкими был заключен договор с Казимиром. В целом его формуляр мало чем отличался от типовых грамот, по которым новгородцы на протяжении веков приглашали к себе князей по своему разумению. В этом наглядно проявилось их непонимание изменившейся ситуации: союз с Казимиром был вовсе не «рядом» с очередным князем, а означал переход республики в подчинение иноземцев-католиков, фактически — попадание под протекторат чужого государства, враждебного Руси. Ситуация могла быть разрешена только военным путем. 6 июня 1471 года начался поход московских войск. Была взята и сожжена Руса, разгромлена судовая рать новгородцев на озере Ильмень. Пленным новгородцам воеводы велели «носы, уши и губы резати». В знак презрения к изменникам москвичи не брали себе их доспехи, как того требовала средневековая традиция, а метали их в воду. 14 июля на реке Шслони было разбито 40-тысячное новгородское войско под командованием Василия и Дмитрия Борецких. В плен попала пролитовская верхушка новгородского боярства: вышеназванные лица, а также Кузьма Григорьев, Яков Федоров, Матвей Селезнев, Павел Телятев, Кузьма Друзов и др. 24 июля четверо из них: Дмитрий Борецкий, Василий Губа Селезнев, Еремей Сухощек, Киприан Арзубьев, были казнены в Русе как, переветники“»[60].
Оставив в стороне красочное, правда, несколько кровавое описание расправ над «изменниками», отметим другое: победа над новгородцами, поддержанными западными союзниками, москвичам была обеспечена действиями Михаила Олельковича, создавшего вокруг себя целую группу «тайных осведомителей». Они собирали и передавали за городские — новгородские — стены информацию о происходящих в стане бунтах, событиях, о численности войска, о вооружении, о настроении среди дружинников, о личных качествах того или иного лица. Москва, в противоположность Новгороду, не смогла создать контрразведывательный кордон и предотвратить вообще какую-либо утечку данных из княжеского двора.
Дабы избежать хотя бы малой толики предательства русские (в первую очередь, московские) князья стремились использовать все средства, в том числе и тайнопись. Думается, что, рассчитывая уберечь информацию от ненужных взглядов, русские, год от года, все более совершенствовали тайнопись (русские тайнописцы переставляли местами слоги в словах. или не дописывали слова, или придумывали новую азбуку, новое обозначение для каждой буквы, или же текст писался задом наперед), прекрасно понимая, чем грозит утеря каких-либо секретов. В 1549 году, в год образования Посольского приказа, исполнявшего функции ведомства по международным связям, тайнопись использовалась на Руси вовсю, причем во многих сферах жизни и деятельности[61].
Исследователи подмечают и тот факт, что с началом процесса сбора земель Руси в одно целое великие князья «всея Руси», в частности, Иван 111 начинают проводить активную внешнюю политику [62]. Следовательно, возрастает потребность в услугах разведчиков. Разведчики Ивана III — лично известные и подотчетные ему люди, в первую очередь — послы. Привлекались гонцы, торговые люди, представители духовенства и иностранцы, занимавшие самое различное социальное и общественное положение. Создание первых органов центрального управления благотворно сказывается на информационной осведомленности князей[63].
До конца XV века на
