Социализм для джентльменов - Бернард Шоу
В этом отношении Джон Рёскин подал нашим богачам мудрый пример. Он предложил свои расчёты публике и показал, что оставил себе не более того, чему равняется приличное вознаграждение за труд, которое он употребил на то, чтобы подарить Неффильду очень ценный музей, в котором этот город совершенно не нуждался, и, если бы было возможно, охотно продал бы его за четырнадцать дней отдыха с даровым пивом. Разве это не лучше, чем без толку раздать свои деньги разным нищим, родственникам, плательщикам, налогов, землевладельцам и всем другим общественным тунеядцам. Он создал энергию вместо того, чтобы расточать ее и в сущности единственно возможным путем: а именно созданием новых потребностей.
Его пример показывает, что может сделать знаток изящных искусств, обладающий средствами; и если бы миллионы приносили своему обладателю такого рода понимание вещей, то выше я пространно поговорил бы об украшении городов, о содержании постоянного оркестра и театра в каждом заселенном центре и о постройке целесообразного, приличного дома для парламентских заседаний (создание законов в ужасном теперешнем здании совершенно невозможно!), о ратушах для всей области и о массе других вещей подобного рода. Но это применимо лишь по отношению к религиозному и художественному ощущению, на что у миллионеров нельзя рассчитывать; это ощущение скорее обнаруживает ясно выраженную склонность, помещать обладателю его сделаться когда-либо хотя бы только тысячником – если мне будет позволено употребить это аналогичное выражение – . Типичный современный миллионер знает жизнь лучше, чем искусство. И что он должен был бы знать лучше всякого другого, если он обладает какой-либо способностью мышления, это ту истину, что в настоящее время нельзя иметь успеха в промышленной жизни, если будешь строго придерживаться методов и воззрений предков. К тому же в такой старой стране, как наша, невозможно официально признать какой ни будь метод или воззрение, раньше, чем они достигнут старческого возраста. Возвести промышленное образование на высоту наших дней должно было бы составлять для миллионера наиболее подходящую задачу. Заботьтесь о следующих вещах: об опытах, о пропаганде, об исследовании стран, об открытиях, о политическом и промышленном образовании, а картины и статуи, церкви и больницы позаботятся сами о себе.
«Совестные деньги» и денежные штрафы (Conscience money («совестные деньги») означает анонимную уплату утаённого налога. – Примечание переводчика).
Я не могу кончить не заметив, что я знаком с тем фактом, что большая часть денег, выдаваемая богачами на «благотворительность» состоит из «совестных денег», денежных штрафов, политических подкупов, при помощи которых они надеются достигнуть знаков отличия. Торговля больничными списками по поручению королевского дома, исполняет в современном обществе совершенно ту же функцию, какую исполняла перед реформацией торговля Тецеля индульгенциями во имя папы. Покупать нравственный кредит выдачей чека гораздо легче, чем вертеть молитвенную мельницу. Далее я замечу, что часто мы выдаем деньги на общественные нужды, вместо того, чтобы употребить их на повышение платы нашим же собственным служащим или же вместо того, чтобы заменить два двенадцати часовых рабочих дня тремя восьмичасовыми. Но если миллионер, действительно, не заботится о том, приносят ли его деньги пользу или нет, а дает их только для того, чтобы облегчить свою совесть, и улучшить свое социальное положение, то совершенно бесполезно спорить с ним по этому поводу. Я упоминаю об этом только в качестве предостережения лучшей части благотворителей в том, что ограничение своей деятельности исключительно выплатой больших денежных сумм, всегда вызывает законное подозрение относительно личного характера жертвователя. Деньги не имеют ценности для того, у кого их более чем достаточно и та мудрость, с которой он ими распоряжается является единственным социальным оправданием того факта, что их не отнимают у него.
Зачем нужен закон?
Совершенная истина то, что законы, религии, догматы веры и системы этики вместо того, чтобы поднимать общество на более высокий уровень, чем тот, на котором стоят лучшие из составляющих его отдельных личностей, на самом деле ставят его ниже того уровня, на котором стоят средние составляющие его единицы, потому что они никогда не бывают своевременны.
К чему они нам вообще? Я скажу вам это. Эти законы, несмотря на то, что в тайне мы их ненавидим, необходимы вследствие того, что число людей, которые могут для себя самих хотя бы в одном пункте выработать правила поведения, очень невелико, а число людей, имеющих возможность тратить на это время, еще меньше. И никто не имеет времени для того, чтобы выработать себе эти правила для всех возможных случаев.
Мыслитель по профессии может создать себе случайно свою собственную мораль и философию, как сапожник может сделать себе сапоги; но обыкновенный деловой человек должен, так сказать, покупать себе мораль в лавочке, и, не считаясь с тем, годится ли она ему или нет, довольствоваться тем, что он найдет, так как он не может ни обходится без морали, ни сам создать себе таковую. Та пишущая машина, на которой я пишу наилучшая, какую я могу себе купить; но во всяком случае она не совершенный инструмент; и я не сомневаюсь ни одного мгновения, что через пятьдесят лет все будут удивляться, как это люди могли довольствоваться таким несовершенным изобретением. Как только будет изобретена новая машина, я сейчас же куплю ее; а до тех пор, так как я сам не изобретатель, я должен по мере возможности использовать эту машину совершенно так же, как мои протестантские, римско-католические и агностические друзья по мере возможности используют свою несовершенную веру и свои системы. О отче Туккер, поклоняющийся свободе, где найдем мы такую страну, в которой мышление и морализаторство может происходить без разделения труда?
Но что в сущности общего между глубоким мышлением и морализаторством с самой необходимой и наименее спорной стороной закона? Подумайте только, как необходим бывает нам закон в случаях, не имеющих ни малейшего морального значения. Есть ли что-либо более неприятное того, если человеку, поднявшемуся социально и не вполне уверенному, как нужно себя вести в тех кругах, куда он попадает в первый раз, говорят, что хорошие манеры обхождения являются лишь делом здравого человеческого рассудка и что «чин является лишь знаком на монете, а лишь сам человек ее золотом?» Представьте себе, что вы хотели бы выиграть битву с такой армией, которая ничего не знала бы, кроме того, что обязанность солдата заключается в том, чтобы храбро защищать свою страну и не думать ни о собственной безопасности, ни о родине, ни о красоте, а лишь об Англии.
Или же чтобы сообщение на Пикадилли или на Бродвей регулировалось на основании такого предписания, что всякий кучер должен держаться той стороны улицы, которая обеспечивала бы наибольшее удобство наибольшей части публики. Или
