Александр Орлов - Сталин в преддверии войны
В стане «версальских держав» не было единодушия в отношении Германии. Франция стремилась создать блок государств, заинтересованных в сохранении версальской системы. В Юго-Восточной Европе ее поддерживали страны Малой Антанты, в Восточной Европе — Польша. Англия и США склонялись больше к восстановлению германского военно-экономического потенциала, рассчитывая не допустить французской гегемонии на континенте. Для всех западных держав общей была одна цель — отвести от своих стран угрозу войны со стороны фашистских государств и по возможности направить их агрессию на восток, столкнуть фашизм с большевизмом.
Различия в интересах западных держав привели к тому, что они, видя реваншистские устремления фашистской Германии, не только не вводили в действие санкции, предусмотренные Версальским договором, но даже не пытались протестовать, когда нацистское руководство нарушало его положения. Более того, сначала в Лондоне, а затем и в Париже стали раздаваться высказывания за предоставление Германии равных со странами-победителями прав в области вооружения.
На конференции по разоружению в Женеве в октябре 1933 года обсуждался так называемый план Макдональда (премьер-министр Англии в 1933 г.), по которому вооруженные силы Франции должны были уменьшиться с 500 тыс. до 200 тыс. человек, а Германии соответственно подняться со 100 тыс. до 200 тыс. человек. Кроме того, Франция должна была сократить свою авиацию и ограничить артиллерию орудиями калибра до 105 мм. По сути, это было продолжение извечного курса британской политики: не допустить на европейском континенте гегемонии какой-то одной державы, в данном случае Франции, которая претендовала на главенствующую роль в европейском доме.
Позднее, оценивая политику Англии в отношении Франции, У. Черчилль, в то время член парламента, говорил: «Страшная опасность нашей нынешней внешней политики состоит в том, что мы непрерывно понуждаем французов ослабить самих себя... При этом всегда внушаем надежду, что, если они это сделают и попадут в беду, мы так или иначе придем им на помощь, хотя мы не располагаем ничем, что позволило бы нам оказать им эту помощь. Я не могу даже представить себе более опасной политики».
При обсуждении «плана Макдональда» на конференции по разоружению Франция потребовала отсрочки в уничтожении тяжелого вооружения на четыре года, на что Англия дала согласие. В ответ Гитлер приказал германским представителям не только покинуть конференцию, но и заявить о выходе из Лиги Наций. Германия, не обращая внимания на западные державы, в открытую развернула подготовку к войне.
В 1935 году в Германии, вопреки положениям Версальского договора, была объявлена всеобщая воинская повинность. 100-тысячный рейхсвер был преобразован в 500-тысячный вермахт. С 1936 года начала выполняться крупномасштабная программа вооружений. Вся жизнь Германии милитаризировалась. «Пушки вместо масла» — таков был лозунг нацистской партии. Страна превращалась в единую военную машину — машину агрессии и реванша.
Какой-либо резкой реакции версальских держав на все эти действия германского фашизма не последовало. В Берлине поняли: наступило время действий. Опасность возникшей ситуации адекватно оценил Сталин: надо было сделать все возможное, чтобы СССР в условиях мира мог осуществлять курс на индустриализацию страны.
Перед неагрессивными странами Западной и Центральной Европы и перед СССР встал вопрос: как сдержать агрессивные устремления Берлина? Ответ напрашивался один: только угрозой вновь поставить Германию перед перспективой гибельной для нее войны на двух фронтах — на востоке и на западе. Эта мысль завладела умами лидеров и в Лондоне, и в Париже, и в Праге, и в Варшаве, и в Москве.
Возможность сохранения мира в Европе была в руках западных держав — Великобритании и Франции. Но их лидеры, хотя и видели в притязаниях
Гитлера угрозу установленной ими после Первой мировой войны версальской системе, где Лондон и Париж играли главенствующую роль, приветствовали во вред себе политику фашистской Германии, объявившей главным своим врагом Советский Союз.
В тот напряженный период великие державы — Англия, Франция, США — и следовавшие в фарватере их политики средние и малые страны Европы стояли перед выбором: какой курс избрать, поощрять ли антисоветскую политику Гитлера, закрыв глаза на растущую военную мощь Германии, в расчете столкнуть германский фашизм с советским большевизмом или, наоборот, совместно с Советским Союзом поставить заслон системой договоров агрессивным планам немецких фашистов: в случае развязывания Германией войны начать военные действия против нее и с востока, и с запада.
Для того чтобы сделать выбор, надо было решить вопрос: кто представляет наибольшую и ближайшую по времени угрозу для Запада: фашизм или большевизм, фашистский Берлин или коммунистическая Москва? И решено было, увы: Москва. Но почему? Пугала и риторика Коминтерна о неизбежности скорой «мировой революции», и помощь СССР испанским республиканцам и го-миньдановскому Китаю, и победа Народного фронта левых сил во Франции. Ну а Гитлер хотя и клял «плутократию» Запада, но в отличие от Коминтерна не посягал на главную «западную ценность» — частную собственность. И хотя фашистские лозунги претили респектабельным защитникам демократии, они, однако, предпочитали договориться с Гитлером («сукин сын, но ведь наш сукин сын») и направить взоры Германии на Восток, чтобы с Советским Союзом решать ее немецкие проблемы «жизненного пространства».
Это была роковая ошибка Запада, ибо с середины 30-х годов сталинское руководство предпочитало во внешней политике уже не идеи Коминтерна, а национальные интересы Советского государства. Ведущую роль приобретала геополитика, а не идеология. Произошло, можно сказать, прощание «Славянки» с «Варшавянкой»48. Советскому Союзу нужен был мир. Страна только-только начала преодолевать вековую отсталость, чтобы стать в ряды высокоиндустриальных держав. Полным ходом шла индустриализация страны, всеобщая грамотность сменяла подавляющую безграмотность (80%) дореволюционной России. СССР попросту не мог тогда развязать «революционную войну»: не было ни такой цели, ни сил у еще не перестроенного государства.
А гитлеровский рейх уже был мощным индустриальным государством и, бросив все силы на подготовку к жестокой агрессивной войне, с каждым днем представлял все более грозную опасность для своих соседей как на востоке, так и на западе. Нельзя сказать, что этого не видели на Западе. Нет, наиболее разумные политики — У. Черчилль, Д. Ллойд-Джордж — предупреждали об опасности германского фашизма для западных стран. Но идеологические проблемы в те годы затмевали настоятельные стратегические требования и в Лондоне, и в Париже.
Антисоветизм западных держав вселял в Гитлера уверенность в том, что объединения западных демократий и СССР никогда не будет, а значит, не будет и войны на два фронта. Созданные версальской системой новые государства — Чехословакия и Польша — не в счет: слишком слабы, чтобы без России организовать сколько-нибудь значимый восточный фронт. А раз так, то необходима только умелая политическая линия, что означало сочетание коварства с демагогией. И он начал свою дерзкую, опасную игру.
прощание «Славянки» с «Варшавянкой»
Усиленная милитаризация Третьего рейха вызывала тревогу в Москве. Руководство страны увидело в этом растущую угрозу СССР и предприняло новые шаги к франко-советскому сближению в военной области. Однако отношение к нему французского командования оказалось неоднозначным: с одной стороны, оно стремилось заручиться советской поддержкой в случае нападения Германии на Францию; с другой — не желало стеснять себя какими-либо военными обязательствами. Кроме того, сдерживали трудности, связанные с отсутствием общих границ между Германией и СССР. Необходимо было добиться согласия Польши, Чехословакии и Румынии на проход советских войск, а заручиться таким согласием представлялось делом нелегким. Все это, вместе взятое, в условиях, когда опасность со стороны Германии не представлялась французам настолько острой, чтобы спешить с принятием крупных политических решений, обусловило затяжку заключения советско-
французского договора о взаимопомощи до 1935 года.
В это время в Берлине не сидели сложа руки. Выйдя из Лиги Наций, фашистское руководство приступило к форсированной гонке вооружений и развернуло подготовку к введению в ближайшем будущем всеобщей воинской повинности. Как отмечал после Второй мировой войны бывший генерал вермахта Б. Мюллер-Гиллебранд, это могло дать возможность «планомерно создавать... армию военного времени»49. Но для этого еще предстояло покончить с версальскими ограничениями, воспользовавшись тем, что в начале 1935 года во Франции обсуждался закон о продлении срока воинской службы с восемнадцати месяцев до двух лет из-за снижения уровня рождаемости в период Первой мировой войны. Гитлер 10 марта намеренно приоткрыл свои карты с целью проверить решительность противников. В одном из интервью Геринг официально сообщил, что Германия уже располагает военно-воздушными силами. Западные державы не отреагировали на это заявление. Более того, Великобритания на конференции по разоружению ясно показала, что она не может пойти на полный разрыв с Германией. Ее представитель заявил, что англичане «не допустят нигде нарушения мира», но и не возьмут «на себя новых обязательств», с одной стороны, они не поддержат военных акций Германии, а с другой — они, установив контакты с Германией, «должны продолжать поддерживать их»50. Как собиралось правительство Великобритании реализовать эти исключающие друг друга принципы, трудно представить.
