ГРУ. Поединок с «черными полковниками» - Михаил Ефимович Болтунов
Глазков не согласился:
– Да, молод. Но у него уже есть выходы на двух человек: первый секретарь посольства ФРГ и заместитель главного редактора журнала.
– Первого секретаря, пожалуй, можно отбросить сразу. Огромный разрыв и в должностях, и в возрасте. Тут неизвестно, кто кого перевербует. Да, боюсь, и журналист ему не по зубам.
– Ну вот ты и займись Резуном, – сказал резидент.
Что ж, приказ есть приказ. Идею выйти на первого секретаря отмели сразу. Оставался журналист Фурлонг. Тогда еще никто не знал, что он опытный сотрудник спецслужб. Стали искать подходы. Резун представил его как заядлого нумизмата. Сказал, что и сам увлекается коллекционированием монет. «Ну что ж, хорошо. Начинай с нумизматики. Только не торопись, о каждом шаге докладывай и за пределы легенды не выходи», – так напутствовал молодого оперативника Ловчиков.
«При Глазкове, – вспоминает Василий Дмитриевич, – мы пошагово осторожно начали двигаться вперед. Однако вскоре приехал новый резидент генерал Борис Александров. Он был родственником помощника генерального секретаря ЦК КПСС Александрова. И они с женой приехали в Швейцарию отдыхать. Ему казалось, что резидент только указывает. А тут работать надо…»
О генерале Борисе Александрове надо сказать отдельно. О нем я много слышал от разных разведчиков. Родственниками высоких руководителей, сынками, зятьями, племянниками вряд ли кого можно было удивить в ГРУ. Их там водилось не мало. Привлекала их, конечно, не разведработа, а возможность красиво пожить за границей. Обычно представителей громких фамилий старались держать подальше от оперативной деятельности, но это не всегда получалось. Ну не отправишь же полковника, а тем паче генерала, каковым был Александров, завхозом или шофером. Соответственно званию приехал Борис Михайлович руководителем разведаппарата.
Сразу после появления в Женеве он немало удивил офицеров резидентуры. Сказал, что перед командировкой проанализировал деятельность аппарата и понял: здесь всего один настоящий разведчик – Резун, остальные так себе…
По меньшей мере странное заявление, тем более что Резун был молодым офицером, приехавшим за рубеж в первую командировку после окончания академии, совершенно не имеющий опыта оперативной работы. Его же коллеги отработали за границей не один год в разных европейских странах, имели немалые заслуги, боевые награды за успешную разведработу, и вдруг услышать такое. Но, как оказалось потом, это были еще цветочки.
«Как-то Александров приглашает меня, – рассказывает Ловчиков, – и говорит: „Вы тут, Василий Дмитриевич, явку подготовили. Давайте-ка съездим туда, посмотрим“. Не хотелось мне везти Бориса Михайловича, толку от него никакого, только лишний риск засветить явку. Но раз резидент настаивает, поехали. Показал. Александров удивился, как ребенок. Сам-то он никогда оперативником не был, этой работы не знает. „Значит, я буду сидеть вот здесь в кафе, там по улице будет идти агент, имея опознавательные признаки. Он зайдет за угол, и я усеку, есть ли за ним слежка. Здорово!“»
Ну как было по-детски не порадоваться вместе с резидентом. На обратном пути Александров и вовсе преподнес убийственный сюрприз. В автомобиле вдруг заявляет: «И когда у вас назначена встреча с агентом?»
Ловчиков остановил автомобиль, попросил резидента выйти из машины.
– Борис Михайлович! Машину же могут прослушивать. Она в гараже стоит, поставить прослушку раз плюнуть.
Что тут скажешь? Александров уже в генеральском звании познавал то, чему слушателей академии обучали на первом курсе.
Свои широкие оперативные знания Александров в полной мере обкатывал на Резуне. Видимо, ему было легче и удобнее общаться с неопытным офицером, который не всегда имел достаточно аргументов, чтобы противостоять неверным установкам резидента.
Александров все больше давил на Резуна. «Ты чего ерундой занимаешься, – говорил Борис Михайлович, – делай вербовочное предложение, проси документы».
Но оказалось, что не он, а ему уже сделали вербовочное предложение.
«Но Резун, – говорит Ловчиков, – об этом мне не доложил. Если бы предупредил, мы бы отправили его благополучно домой. Но он промолчал. А когда я уехал в отпуск в Москву, Александров вновь отправил его к Фурлонгу. И там Резуна добили.
Кстати, когда я заменял резидента и отправлял на встречу офицера, бывало, как на гвоздях сидел, пока тот не вернется. Сидишь, ждешь, ночь, за полночь. Встретишь, выслушаешь, подскажешь, как лучше отчет написать. А тут Александров его послал, а сам на какой-то прием укатил. Резун вернулся со встречи бледный, опущенный, три часа ждал резидента, но тот не появился. Все это потом в подробностях рассказал шифровальщик, который находился в резидентуре.
Это была пятница. Александров не вспомнил о Резуне ни в субботу, ни в воскресенье. Хватился только в понедельник, во второй половине дня. А его уже и след простыл»…
Тем временем Ловчиков, который проводил отпуск с семьей в санатории на Кавказе, возвратился в Москву. В управлении его встретил встревоженный генерал Иван Глазков. «Знаешь, у нас ЧП. Резун пропал вместе с семьей. Обстоятельства неизвестны. Туда вылетел начальник управления генерал Дубович. Готовься в дорогу. Мы отзываем Александрова, и ты срочно вылетаешь туда».
Так оно и случилось. В Женеве уже работал Дубович. Борис Николаевич встретил Ловчикова словами:
– Вот что, Василий Дмитриевич, сейчас сам понимаешь, из Центра пойдут запреты на работу. Но нам надо рассчитаться с агентами и все законсервировать. Главное – не сжечь офицеров и не провалить источники.
Легко сказать: не сжечь, не провалить, если Резун уже дает показания. Плюс был только в одном – предатель немного-то и знал. Офицеров резидентуры, конечно, выдаст, но до источников добраться у него кишка тонка.
Первую операцию по локализации предательских действий Резуна разработал и провел сам генерал Дубович с одним из офицеров резидентуры. Риск был большой, но иного не дано. К счастью, все прошло успешно.
Дубович вскоре улетел в Москву, а задачи по консервации агентуры и отправке оперативных офицеров на Родину были возложены на исполняющего обязанности резидента Ловчикова.
Василий Дмитриевич понимал: в первую очередь надо отправить тех сотрудников, которых лучше других знал Резун. Один из таких, назовем его Николай П., работал под крышей представительства «Аэрофлота». Он чаще других общался с предателем. И хотя Николай утверждал, что не сообщал Резуну никакой оперативной информации, ничего не говорил об агентах, душа у Ловчикова была неспокойна. Ведь офицеру предстояло провести встречу со своим информатором, вручить деньги за выполненную
