Сергей Кремлев - Россия за Сталина! Вождь народа против жуликов и воров
Вторая категория — тоже далеко не дурнушки из семей новой советской «элиты», чаще всего — чиновной.
Причем выскакивали эти красавицы и умницы отнюдь не за рабочих парней из Пекина или Праги, а за…
Ну, вспомним хотя бы, за кого вышла замуж, еще до Указа 1948 года, красивая москвичка, студентка Московского полиграфического института Евгения Пестрецова?
Она вышла за Роберта Такера, будущего профессора из Гарварда, а в конце 40-х — начале 50-х годов — руководителя небольшого, как он писал, переводческого бюро, состоявшего в основном из членов американского, английского и канадского посольств.
Тот есть юная советская гражданка Пестрецова стала в Москве женой — чего уж тут темнить! — американского политического разведчика.
А за кого вышла замуж похожая на сказочную Аленушку советская гражданка Лидия Лесина, о которой повествует нам публикация в упомянутых выше «Аргументах недел/»?
Родившись в 1927 году в городе Кондрово в семье механика бумажной фабрики, она приехала в Москву не для того, чтобы учиться в МГУ, но для того, чтобы «поступить прислугой во французское, а затем — в итальянское посольство», А в декабре 1946 года «расписалась» в одном из московских ЗАГСов с… Альваро Крус Лопес де Эредия — сыном посла Республики Чили в СССР.
Москвичка Тамара Вегер, дочь столичного функционера, стала женой всего-то, казалось бы, студента… Но, во-первых, студента Академии внешних сношений (Дипломатической академии) Жарко Броз, а во-вторых — сына Иосипа Броз Тито, главы Югославии.
Конечно, «подцепить» иностранца было для кого-то очень удачной возможностью уйти от всех проблем послевоенной советской жизни, не очень-то богатой даже в Москве. Связи с заграницей после войны расширялись, и для меркантильных расчетов определенного круга советских граждан (ок) открывались соблазнительные возможности. Но у мотыльков, летящих на яркий свет лампы, вполне определенная судьба.
Сталинский закон о запрете браков с иностранцами с «общечеловеческой» точки зрения и вне контекста времени выглядит, надо признать, мрачновато, А в конкретной исторической ситуации он уберег от драм, а то и трагедий, намного больше судеб, чем разбил.
Да и разбил ли?
Пьеса Зорина, написанная на волне «разоблачения культа личности», была, конечно же, конъюнктурной, Она «давила на психику» вполне заказным образом: вот, мол, каким был ваш «лучший друг детей и физкультурников»!
А в действительности Сталин, как я догадываюсь, с одной стороны, обрубал для советских «элитных» детишек соблазнительный канал приобщиться к «изячной» жизни, а с другой стороны, устранял возможные разведывательные подходы к тем советским мужчинам, которые работали за рубежом и по самой сути службы или работы были приобщены ко многим государственным секретам.
Нет, объективный и историчный взгляд никак не позволяет сделать из позднего Сталина этакого капризного самодура, даже если смотреть на него через призму «закона о браках».
При этом Сталин до конца своей не Богом, а людьми оборванной жизни сохранял трезвость и ясность мысли.
Конечно, он к началу 50-х годов очень устал, Тех психофизиологических нагрузок, которые вынес и перенес Сталин, начиная с сорокалетнего возраста до своего семидесятилетия, не выносил и не переносил ни до него, ни после него ни один человек в мире. С начала 50-х годов Сталин намного меньше работал и намного дольше отдыхал на юге, хотя и там он не сибаритствовал.
Но ясность мысли Сталин сохранил, и все россказни о том, что он якобы под конец жизни был разбит инсультами, разбиваются даже не скрываемыми архивными документами, а хотя бы блестящей, новаторской, гениальной и не освоенной человечеством по сей день его последней работой 1952 года — «Экономические проблемы социализма в СССР».
Отмечу — не цитируя — также выступление Сталина на заседании бюро Президиума ЦК КПСС 27 октября 1952 года… Оно полно железной сталинской логики и четкости.
Нет, хотя бы часть его не привести нельзя!
«Американцы… клевещут на нас, стараются развенчать нас. Мы должны разоблачать их. Надо знакомить людей с идеологией врагов (выделение жирным курсивом в тексте мое. — С.К.), критиковать эту идеологию, и это будет вооружать наши кадры…
Американцы хотят все подчинить себе. Но Америку ни в одной столице не уважают.
Надо… расширять кругозор наших людей, шире брать горизонт, мы — мировая держава… У нас боятся писать по вопросам внешней политики, ждут, когда сверху укажут. Нужны популярные брошюры на разные темы. Вот в старое время… с брошюры начинали свое политэкономическое образование многие рабочие. Нам теперь нужны брошюры посерьезнее, но такие популярные брошюры нужны…»
После убийства Сталина и Берии основная «борьба» с идеологией врага свелась к «глушилкам» западных радиоголосов… Брошюры одно время издавались, но интересными были лишь те, которые относились к вопросам науки и техники…
Между прочим, 27 октября 1927 года Сталин сказал и о сельском хозяйстве:
«Плохо идут дела в сельском хозяйстве. Партийные работники не знают истории сельского хозяйства в Европе, не знают, как ведется животноводство в США. Только бумаги подписывают и этим губят дело…»
А 1 ноября 1952 года зоотехник Н,И, Холодов из Орехово-Зуевского района Московской области (где 1-м секретарем обкома был по совместительству 1-й секретарь Московского горкома КПСС Хрущев) направил Сталину письмо, которое уже 5 ноября лежало на столе у Сталина.
Письмо Холодова можно назвать и беспощадной, точной информационно-аналитической запиской, и своего рода практическим манифестом. Холодов не только констатировал, но и предлагал.
3 декабря 1952 года Бюро Президиума ЦК поручило Хрущеву рассмотреть факты, приводимые в письме Холодова, к делу были подключены Микоян, министр сельского хозяйства СССР Бенедиктов, секретарь ЦК и министр заготовок СССР Пономаренко, министр совхозов СССР Скворцов, позднее — Маленков и Берия…
Смерть Сталина смяла проблему, смерть Берии окончательно подмяла ее не под сукно даже, а под, пардон, хрущевскую задницу. Вместо подъема сельского хозяйства Центральной России хрущевцы ринулись в авантюру целины.
Последнее же задокументированное свидетельство интеллектуальной и государственной полноценности позднего Сталина — запись его сорокаминутной беседы с послом Аргентины Леопольдо Браво 7 февраля 1953 года — за три недели до отравления.
Приведу уж фрагмент и из нее:
«Браво, оговорившись, что его последующее заявление будет неофициальным, сообщает, что несколько лет назад Англия ела аргентинское мясо бесплатно, так как мясохладобойни, железные дороги и флот принадлежали Англии, и что Аргентине даже приходилось доплачивать за экспортируемое в Англию мясо.
Сталин спрашивает: будет ли так продолжаться в дальнейшем?
Браво отвечает, что дальше этого не будет, так как в настоящее время железные дороги, мясохладобойни и порты принадлежат государству, однако указывает, что Аргентина испытывает нехватку вагонов и железнодорожного оборудования.
Сталин говорит, что у нас найдутся и вагоны, и машины для Аргентины…»
Спрашивается — нужен был такой лидер, на которого с надеждой начинали смотреть даже в Буэнос-Айресе, той же Англии? Сегодня Сталин даст Аргентине вагоны, а завтра, смотришь, даст и танки с реактивными истребителями…
И что уж говорить о Северной Америке, считавшей Южную Америку своим «задним двором»?
Ей Сталин был еще более страшен.
Впрочем, в СССР Сталин тоже становился поперек горла все большему числу чиновной сволочи, на которую так была всегда богата старая Россия и от которой все не могла окончательно избавиться Россия новая…
Беседа с Браво оказалась исторически оборванной — великий собеседник аргентинца вскоре был убит.
НЕ МОГУ не остановиться на том, как Сталина «исследовали» и «исследуют» за рубежом (а теперь подобным же образом «исследуют» и в «Россиянин»).
Собственно, сталинскую тему в советологии открыли не западные советологи, а эмигранты, Вначале это были прямые политические враги большевизма из числа всех битых политических партий, затем к ним присоединились первые «невозвращенцы» из Советской России: Соломон-Исецкий, Беседовский и т. д., включая более позднего Бармина, о котором следовало бы сказать отдельно (в 50-е годы он возглавлял Русскую службу ЮСИА), да уж черт с ним!
Крупный «вклад» в антисталинские «исследования» внес Лев Троцкий, который установил даже своего рода канон клеветы на Сталина, На Троцкого равнялись и равняются все последующие «серьезные» «исследователи» темы, включая того же Бармина, а также послевоенных Такера, Конквеста, Козна, Буллока и прочих.
