Манфред Кох-Хиллебрехт - Homo Гитлер: психограмма диктатора
Политические противники воспользовались привязанностью Гитлера к гомосексуальному главе штаба СА Эрнсту Рему при развязывании пропагандистской кампании, в которой обличали «противоестественный разврат», царивший в нацистском движении, на словах боровшемся за моральное очищение немецкого народа. Социал-демократическая газета «Мюнхенер Пост» обличала гомосексуальные наклонности Рема и даже подозревала в этой склонности самого Гитлера.[184] Однако нет никаких доказательств того, что Адольф Гитлер практиковал гомосексуализм.
Самое большое, почти открытое признание своего отличия от нормальных людей Гитлер сделал во время очередного монолога в ставке, произнесенного 21 августа 1943 года. Он перестал хранить втайне от мира свои истинные цели. После начала войны на уничтожение на Востоке массовые убийства стали достоянием общественности. Несмотря на все попытки скрыть происходящее, в общих чертах жуткая практика Холокоста стала известна многим тысячам человек. Гитлер ничего не имел против того, чтобы стенографист зафиксировал его почти искренние слова: «Обладая склонностью к безбрачию, по своей природе я не являюсь семейным человеком. Это не для меня». «Склонность» — вот то предательское слово, которое практически называет вещи своими именами. В окружении Гитлера, говоря о Реме, почти официально называли его гомосексуализм «непонятной склонностью».
Следующее слово, которое также выдает не совсем обычный характер проблемы Гитлера, является «безбрачие». Еще Генрих Гейне использовал его, чтобы четко определить свое отношение к женщинам. «К чему мне забота о женщинах и детях?/Пусть идут побираться, если голодны», — под этими словами поэта вполне мог бы подписаться и Гитлер.
Александр Мачерлин разглядел в личностном отношении Гитлера к Шпееру эротический (но не сексуальный) компонент.[185] После войны Альберт Шпеер писал: «Совершенно точно могу сказать только одно: все, кто тесно сотрудничали с ним в течение долгого времени, оказывались в кабале».
Гитлер познакомился с 29-летним внешне привлекательным архитектором в 1934 году и после нескольких бесед допустил его в свой близкий круг. В 1945 году Шпеер подробно описал это событие. Костюм молодого идеалиста, вдохновленного поэзией Штефана Георга, был испачкан гипсом со стройплощадки. Поэтому, несмотря на красноречивые взгляды Гитлера, старавшегося наладить с ним более близкий контакт, он хотел отказаться от приглашения на обед. Тогда фюрер использовал сложившуюся ситуацию, чтобы сделать весьма двусмысленный жест. Он завлек архитектора в свои личные покои и заставил молодого человека сменить его испачканный пиджак на свой мундир. С этого переодевания, которое эротическая фантазия Гитлера превратила в псевдоинтимную сцену, внесшую элемент шутки в последовавшее застолье, началась эмоциональная связь между мастером и его любимым учеником. «Затем он усадил меня за обеденный стол и все время уделял мне внимание». «Я интуитивно понравился ему». «Он открыл меня». Позднее архитектор сравнил свои отношения с Гитлером с договором между Фаустом и Мефистофелем, который он также оплатил своей кровью.
В любом случае уже с самого начала этой мужской дружбы отношения Гитлера к молодому архитектору сильно отличались от принятых в немецких министерствах норм поведения. Чтобы доказать свое превосходство, Адольф Гитлер использовал совершенно архаическую форму спора между мужчинами: он долго и пристально смотрел в глаза собеседнику. Он считал, что тот, кто не выдерживал этого взгляда, признавал его превосходство. Шпеер так описывал этот способ: «Однажды, когда мы сидели за большом круглым столом в чайном домике, Гитлер с вызовом уставился мне в глаза. Вместо того чтобы опустить глаза, я принял его вызов. Кто знает, какие первобытные инстинкты вызывает в жизни подобное противоборство, в котором противники смотрят друг другу прямо в глаза до тех пор, пока один из них не отведет взор. Хотя я привык побеждать в подобных состязаниях, на этот раз мне пришлось собрать все свои силы, чтобы выдерживать этот взгляд до тех пор, пока Гитлер внезапно закрыл глаза и повернулся к своей соседке за столом».[186]
Гитлер желал, чтобы его любимец Шпеер всегда был поблизости. В Оберзальцберге у архитектора было ателье, выстроенное в альпийском стиле. Его красивая мастерская в Берлине также располагалась близ фюрера. «Мастерская Шпеера была размещена в прекрасном здании Академии искусств на Пари-зьерплац, которое с рейхсканцелярией разделял только внутренний сад». Наблюдатели единогласно отмечали, что после встречи со Шпеером у Гитлера «всегда было приподнятое радостное настроение. Он был счастлив и воодушевлен».
Несмотря на то что оба мужчины были привязаны друг к другу, они чувствовали взаимное смущение. В тюрьме Шпандау Шпеер вспоминал, что когда Гитлер вручал ему документ о назначении генеральным инспектором по реконструкции и застройке Берлина, он вел себя «почти робко». Летом 1938 года Шпеер представил Гитлеру готовую модель будущего Берлина. Когда диктатор покинул ателье, его сотрудник Хеттлаге сказал ему: «Вы — несчастная любовь Гитлера». Шпеер был очень счастлив, услышав подобное.[187]
Эстетический типОсенью 1943 года тогдашний начальник Генерального штаба ОКХ Цейтцлер сказал Шпееру: «Фюрер счастлив вами! Он говорил, что возлагает на вас самые большие надежды! Теперь после Геринга взошло новое солнце».[188]
Шпеер также был настолько сильно привязан к Гитлеру, что едва ли его покинул бы. После катастрофических военных поражений в 1944 году он писал фюреру тщательно обоснованные меморандумы, доказывавшие, что война проиграна. Гитлер вызывал его к себе, смотрел на него печальным взглядом и произносил весьма убедительную речь. Старое волшебство все еще действовало. Получив очередную дозу энтузиазма, Шпеер воскликнул: «Мой фюрер, я, безусловно, поддерживаю вас!»
Война закончилась, 1 мая 1945 года, в день смерти своего идола, когда Шпеер распаковал его фотографию в серебряной рамочке, с ним случилась истерика.
Уже после войны Альберт Шпеер задумывался, почему Гитлер выбрал и выделял именно его: «Без сомнений, Гитлер испытывал затруднения с выбором наследника: репутация Геринга была уничтожена, Гесс сам исключил себя, доверие к Шираху было подорвано интригами Мартина Бормана, сам же Борман, равно как Гиммлер и Геббельс, не соответствовал "эстетическому типу", который представлял себе Гитлер».
Подобная оценка Гитлера весьма неожиданна. Было совершенно очевидно, что в день рождения Гиммлера и Бормана эстетика взяла себе выходной, но из всех нацистских бонз Геббельс был наиболее тесно связан с искусством. Он был автором романов, прекрасно разбирался в литературе, писал весьма недурным стилем, что было большой редкостью среди национал-социалистов. Порученная ему как министру пропаганды германская киноиндустрия явно находилась в хороших руках.
По всей видимости, Адольф Гитлер вкладывал в понятие «эстетический тип» довольно специфическое наполнение. Во всяком случае, принимая во внимание эйдетические свойства личности Гитлера, он на удивление был эмоционально холоден к Геббельсу, являвшемуся одним из первых и главных его помощников. Йозефу Геббельсу, который считал себя едва ли не вторым человеком в рейхе после Гитлера, так и не удалось получить допуск в близкий круг фюрера.
Гомоэротические пристрастия, которые связывали его с Гитлером, Геббельс тщательно маскировал. Однако они вновь и вновь проступали под созданной им репутацией бабника. В 1926 году в своем дневнике он практически объяснился в любви Гитлеру: «Мы отмечали день рождения Гитлера, ему исполнилось 37 лет. Зажгли 37 свечей, цветы… Адольф Гитлер, я люблю тебя, ибо ты велик и прост одновременно». Однако эта любовь не была полностью взаимной.
У диктатора было инстинктивное отвращение к этому герою-любовнику, покорителю женских сердец. Секретарша фюрера Траудль Юнге рассказывала: «Гитлер восхищался Геббельсом, он очень ценил его, но не испытывал к нему никакой дружеской привязанности. Гитлер знал о слабости Геббельса, который не мог устоять перед тем, чтобы не использовать свое служебное положение в личных целях, добиваясь расположения киноактрис. Все это весьма мало вязалось с характером Гитлера».
Так как Геббельс был не в состоянии подавить в себе эту страсть, которая не соответствовала антифеминистским настроениям Гитлера, он стремился завоевать дружбу фюрера, выказывая особо яростную ненависть к евреям. Когда Гитлер узнал про его роман с чешской киноактрисой Лидой Бароовой, Геббельс попытался смягчить гнев фюрера, организовав страшные еврейские погромы, которые вошли в историю как «Хрустальная ночь». Как гауляйтер Берлина Геббельс стремился полностью очистить город от евреев. Хене считает, что именно он, а не Гиммлер и СС, которые выступали за депортацию евреев, стал инициатором Холокоста, который следует толковать как конечный результат перенесения предполагаемой ненависти к женщинам на еврейский народ.
