Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 3
Председатель. — Значит, охранных отделений не осталось в губернских городах; там они входили в конфликт с жандармскими управлениями, во главе которых мог стоять генерал, тогда как во главе охранного отделения стоял ротмистр?[*]
Белецкий. — Реформа заключалась в том, что охранное отделение упразднялось, а кто-нибудь из начальников губернского жандармского управления (например, полковник Коттен, который был начальником охранного отделения петроградского района) между местными учреждениями или ячейками, входящими в состав района, вводил соответствующую инструкцию. В силу этого он, как представитель центра, был в курсе всего, что делалось в революционных очагах, и, таким образом, мог давать те или другие директивы и вести борьбу с рассеянными по России революционными ячейками. Здесь приходилось иногда, по свойству политического момента, ставить во главе управления лиц, которые в чинах своих были ниже начальников губернских жандармских управлений; поэтому все время происходила большая путаница, шли большие интриги между штабом, который доносил, и департаментом полиции, который игнорировал это, стараясь, главным образом, чтобы были офицеры достойные — хорошо знавшие политический розыск. Так продолжалось при Зуеве, когда во главе министерства внутренних дел стал, после смерти П. А. Столыпина, А. А. Макаров. Н. П. Зуев почувствовал себя больным и просил об отставке в сенат, что и было исполнено А. А. Макаровым. Возник вопрос о замещении должности директора департамента полиции. А. А. Макаров, знавший меня по работам в комиссии по реформе полиции, председателем которой он состоял, выдвинул мою кандидатуру. Но его, некоторым образом, стесняло то, что я не был в прокурорском надзоре, не занимался вопросами политическими. Когда я управлял Самарской губернией, мне с политическими делами приходилось иметь дело только в смысле докладов, а, так сказать, детальные тонкости не были мне известны. И тогда зашел вопрос о назначении товарищем министра Золотарева, которого он лично знал. Золотарев изъявил свое согласие на принятие должности товарища министра и принял ее. Я также вошел в состав департамента полиции, зная все отделы департамента полиции, кроме политического отдела, с которым мне впервые пришлось знакомиться. Я знал А. А. Макарова, как человека, безапелляционно дающего указания должностным лицам; притом, товарищем министра был назначен человек, знакомый с политическими делами; все это давало мне возможность знакомиться с деятельностью особого отдела департамента полиции. Особый отдел тогда получил некоторое внутреннее преобразование.
Председатель. — С какого момента?
Белецкий. — С момента, когда Еремин при Зуеве вошел в курс особого отдела заграницей; благодаря разоблачению Бурцева, последовал целый ряд агентурных проверок, показавший, что некоторые из секретов департамента полиции уже не представляли секрета для рядового чиновничества и поэтому становились известными революционным кругам. Трусевич удалился из департамента полиции. Самолюбие заставило его это сделать; затем — история с Лопухиным; тоже оказывалось, что били человека по самолюбию. И вот, Еремин выдвинул совершенно секретный отдел департамента полиции и поручил его, в смысле сотрудников, ведению жандармских офицеров. Были приглашены те офицеры, которые более или менее специализировались так сказать на знании партий. Например, по партиям большевиков и меньшевиков, соц.-демократов, от офицеров, которые ведали агентами, требовались специальные знания. Затем сотрудники, которые содержались в департаменте полиции, начали получать партийные клички; так называемые клички давались по тем особенностям, которые были свойственны каждому из сотрудников; например, клички давались филерам наблюдения. Если в департаменте полиции сомневались в тех или других сведениях, сообщаемых данным агентом, департамент требовал справку, кто он такой. Если эти сведения представляли какой-нибудь интерес, то они, без его ведома, совершенно секретно записывались в особую книгу и хранились под особым наблюдением заведующего отделом, под его личной ответственностью; таким образом, для рядового чиновничества дела эти оставались неизвестными, они были более или менее известны тем, в ком департамент был уверен. Знал только тот офицер, который вел дело, и заведующий всем отделом. Что же касается директора департамента полиции, товарища министра и министра, то спросите меня, спросите любого из министров, разве только Климович, который был начальником охранного отделения, у него, может быть, память известным образом специализировалась и он дольше помнит, — каждый из нас получал эти сведения только во время доклада; те сведения, которые доносились агентами, скользили по памяти и не оставляли особых следов. Только тогда остается в памяти след, когда человека знаешь, когда приходишь с ним в личное соприкосновение или когда его имя связано с крупным событием. Для лиц наблюдающих, для нас, важно было, чтобы освещение партии было правильно поставлено, чтобы было как можно больше сведений, чтобы эти сведения правильно группировались; на департамент полиции, на его особый отдел, было по этому поводу возложено, так называемое, проверочное наблюдение. Каждый донос проверялся на основании данных, имевшихся в департаменте полиции. Сведения, получаемые с мест, проверялись на основании сведений, идущих из заграницы, на основании литературы, которая всюду признавалась революционной, которая шла зеленым полем, т.-е. контрабандой, и которая посылалась из заграницы. Все это сводилось, концентрировалось по партиям, по отделам, по различным ячейкам; таким образом, достигалась известным образом большая или меньшая цельность впечатлений от того, что делается, какая идеология, какие стремления, реальна или нереальна психологическая постановка каждой партии, и так далее. Доклад о положении дел представлялся через директора департамента полиции товарищу министра и министру внутренних дел. Так что высшие чины министерства получали по каждому вопросу материал, прошедший, так сказать, сквозь большой проверочный фильтр. Было постановлено образовать кадр чиновников особых поручений (что и было создано при Трусевиче) для того, чтобы посылать их на места, для ревизионных объездов по России, чтобы знать, что делается. В это самое время, в 1912 году, как раз впервые состоялся выезд государя в Россию; это было время Бородинских торжеств и примирения государя с Москвой. Были различные придворные течения. Великий князь Николай Николаевич, в отсутствии А. А. Макарова (тот был заграницею), позвал меня и требовал представления ему твердых доказательств, что безопасность государя вполне обеспечена. Одним словом, многие были против поездки государя на Бородинские торжества, но Коковцов стоял на той точке зрения, что это способствует сближению царя с народом.
Председатель. — Почему вы относите к 1912 году первый выезд государя в Россию и первое его примирение с Москвой, когда в сентябре 1911 года бывший император был вместе со Столыпиным в Киеве?
Белецкий. — Я говорю — в смысле торжественности, про торжественную поездку, связанную с известным моментом. Он в Москве не был с 1905 года. Это была печать его неудовольствия на то, что Москва стала во главе этого движения.
Председатель. — Вооруженного восстания? Так что это был гнев на Москву. Пожалуйста, продолжайте ваш общий очерк.
Белецкий. — Этот выезд заставил произвести объезд крупных центров России для того, чтобы узнать партийные дела. Ездил Виссарионов; затем же была совершена поездка заграницу, чтобы узнать, какие там настроения. У полковника фон-Коттена была тогда агентура, которая говорила о возможности боевых выступлений, приуроченных к этому торжеству или к Романовским торжествам 1913 года. Он с уверенностью утверждал, что покушение на бывшего императора должно совершиться. Вот почему, когда эти сведения были получены, об этом было доложено дворцовому коменданту, кажется, Дедюлину. Пошли разговоры, я был вызван к великому князю Николаю Николаевичу. Я считал, что первая поездка будет безусловно безопасна и даст возможность царю сблизиться с народом; и в этом я был прав, поездка оставила у царя самое приятное воспоминание. К этому времени состоялся объезд всех крупных революционных очагов.
Иванов. — Когда это было?
Белецкий. — Объезды России продолжались во все время моего директорства. В ту минуту, когда я хотел знакомиться с деятельностью на местах, мое внимание обратили некоторые явления, которые, с моей точки зрения, нуждались в известном освещении. Так, например, при Трусевиче каждое открытие типографии влекло за собой отпуск больших денежных сумм лицам, открывавшим ее. Расследование некоторых случаев показало мне, что тут были злоупотребления.
