Илья Эренбург - Война. 1941—1945
Настает Новый год. Мы не преуменьшаем трудностей. Мы не надеемся переубедить захватчиков: они глухи к человеческому слову. Мы надеемся их победить. Каждый день мы слышим торжественные слова: «Наступление продолжается».
Немцы под Сталинградом напрасно ждут манны небесной. Их не спасут ни транспортные самолеты, ни ложь Геббельса. Попытка Гитлера прорваться от Котельникова на выручку своих кончилась поспешным отступлением. Теперь Гитлер должен думать о спасении тех дивизий, которые были посланы на выручку окруженных. Быстрое продвижение частей Красной Армии на юго-восток от Миллерова — вторая петля. Мы знаем, что немцы будут упорно обороняться, но одно дело мать, которая защищает своих детей, другое — вор, который не хочет расстаться с поживой.
Мы входим в Новый год обстрелянные. Сурово глядят наши юноши. Они догнали в горькой мудрости стариков. Мы готовы к тяжелым боям, к еще большим лишениям, к горю, которое как густой туман окутало Европу. Мы думали жить иначе. В жизнь века вмешалась Германия наци. Черна Европа. Оскудели ее поля. Она перешла от полетов в стратосферу к жизни в бомбоубежищах. Историк назовет эти годы великим затмением. Я ненавижу гитлеровцев не только за то, что они низко и подло убивают людей. Я их ненавижу за то, что мы должны их убивать, бить, колоть, за то, что из всех слов, которыми богат человек, они оставили нам одно: «убий». Они ожесточили самых кротких. Они уничтожили все запахи земли, кроме запаха крови и перегоревшего бензина. Они стерли все цвета, кроме защитного. Они обесценили жизнь, и мы теперь сражаемся за самое простое: за дыхание.
«С Новым годом, с новым счастьем», — говорили в ночь под Новый год люди разных стран. Повторим эти слова. Мало личного счастья сулит Новый год людям. Но мы хотим, чтобы он стал действительно новым, чтобы из предвоенных сумерек с их страхом и с их томительным ожиданием катастрофы, чтобы из ночи войны мы вырвались к утреннему розовому счастью. Тихо шевелятся губы женщин: их мужья, их любимые далеко. Молчат вдовы. В блиндажах, при тусклом свете коптилки, солдаты, на минуту размечтавшись, вспоминают свечи елок, ярко освещенные улицы, глупые и прекрасные сны мирных лет. Но вот они снова поглощены одним: наутро нужно взять узел сопротивления. Мерцают глаза, отражая огонек коптилки, и мне кажется, что в черной Европе это — единственный свет, маяк угнетенным, факел в иззябшей руке свободы.
С Новым годом! Мне хочется это сказать нашим друзьям, моим друзьям — англичанам. Прошлый год для вас был передышкой. Теперь вы готовы к жестоким боям. Нужно спасти жизнь. Нужно спасти нашу старую Европу. Нужно спасти душу века — она мерцает, как огонек в землянке. Новый год может стать годом победы. Это не билет на лотерее. Это дело мужества и воли. Нашей и вашей. Тогда победа придет — не мраморная богиня, нет, наша сестра, в грязи, в крови. Она протянет свои окоченевшие руки к бледному погасающему костру молчаливых солдат.
1943
Когда часы пробьют двенадцать…
В Берлине, смутном и молчаливом, раздаются голоса: «Купите счастье». Это эсэсовцы пытаются всучить прохожим лотерейные билеты. Но никто не верит продавцам счастья. Закатилась звезда Германии. Нет ей счастья. Нет ей и эрзац-счастья. На лотереях Гитлера миллионы фрицев вытянули смерть. Но Германия не вытянула победы.
Когда часы пробьют двенадцать, немцы и немки вздрогнут. Им почудятся роковые слова: «Суд идет».
Суд идет — это наступает Красная Армия. От Великих Лук до Кавказа — повсюду она освобождает родную землю от фрицев. Трепещет поганая фрицляндия. Суд идет. Идет Россия: она — истец и она — судья. Довольно поганые колбасники терзали наши города и села! Теперь приходит час расплаты. В Африке Роммель драпает почище всех итальянцев. Трещат южные ворота Германии. Расплата близится.
С Новым годом, героические воины! 26 сентября вы начали нашу непобедимую зиму. Еще листья были на деревьях, а фрицы уже тряслись. Фрицы теперь знают, где раки зимуют. Вы напомнили им об этом 24 ноября. Вы показали эсэсовцам из «великой фрицляндии», что значит советское мужество. Вы облегчили землю от двух колбасных дивизий. Вы хорошо начали. В добрый час! Кто вышел на дорогу победы, не свернет в сторону. Кто пошел на Запад — не остановится.
Прежде мы встречали Новый год с близкими. Было прежде светло на свете. Ярко сверкали детские елки, светились веселые города. Теперь темна ночь, только ракеты в небе. Да в землянке едва мерцает подруга солдатских ночей — коптилка. Но светятся вдали чьи-то глаза. Жена это? Мать? Любимая девушка? Или, может, это Россия? Кто-то думает сейчас о тебе, воин Красной Армии. Кто-то шепчет: «С Новый годом, милый». Мы ответим: «С Новым годом, родная!», «С Новым годом, Россия!» И с новым счастьем — этот год будет нашим годом. Этот год будет годом победы.
1 января 1943 г.
На пороге
Минувший год был для нас трудным. Зеленые степи Дона были тем игральным сукном, на которое отчаянный игрок бросает последние кредитки. Кого только не пригнал к нам бесноватый! Здесь были и седовласые «гренадеры» кайзера, и немецкие сопляки. Здесь были «незаменимые специалисты», рабочие и техники, взятые с военных заводов. Здесь были даже солдаты «с примесью двадцати пяти процентов неарийской крови» — в погоне за мясом Гитлер забыл о крови. Один фриц-дворняжка скорбно пишет: «Мне предоставили возможность заработать на поле брани недостающую арийскую бабушку. Но возможно, что за бабушку мне придется заплатить своей жизнью…» Мы увидали французские танки, чешские орудия, бельгийские винтовки. Мы воевали в те трудные месяцы одни. Мы выстояли.
Весна человечества в этом году пришлась на позднюю осень. Сталинград казался немцам хорошим привалом на пути к победе. Сталинград стал перевалом: Германия катится под гору. Прошлогодние неудачи немцы пытались объяснить неожиданно ранней зимой, незнакомством с русскими условиями, оплошностью того или иного германского генерала. В этом году зима поздняя, фрицы у нас не новички, и командует ими не очередной козел отпущения, но сам фюрер.
Немка Эрна Краус писала своему мужу: «Дети просят, чтобы ты прислал к Новому году победу нашего оружия. Я буду скромной и попрошу тебя прислать мне мыло и, если это не затруднительно, мех для жакетки, как у Бетти». В придонской степи, среди тысяч и тысяч немецких трупов, лежит майор Краус. Рядом с ним валяются бутылки из-под французского коньяка и затоптанное немецкое знамя. У Эрны не будет жакетки, и у Германии не будет победы.
В сентябре немцам еще казалось, что они идут к триумфу. В аулах Кавказа старые фрицы озабоченно спрашивали, далеко ли до Баку, а молодые наспех обгладывали кур, говоря, что им некогда — они торопятся в Индию. Гитлер, который уже снялся возле Эйфелевой башни и перед Парфеноном, мечтал быть увековеченным на фоне египетских пирамид. Ноябрь многое изменил. Узнав о наступлении англичан, немцы пытались усмехаться: «Обычная африканская кадриль». Они ошиблись: это было немецким галопом. Неудивительно, что итальянская газета «Реджиме фашиста» пишет: «Фельдмаршал Роммель показал себя блестящим стратегом, неуклонно уклоняясь от всякого контакта с наступающим противником». Кому, как не итальянцам, разбираться в беге? Проснувшись в одно отнюдь не прекрасное для Германии утро, немцы узнали, что Америка переплыла в Африку. Заметалась Италия. Франция подняла голову. В Европе люди стали поговаривать о свободе.
Газета «Мюнхнер нейхсте нахрихтен» пытается успокоить своих читателей: «Длинные зимние ночи всегда отрицательно действовали на уверенность немцев в своих силах… Немцы видят привидения там, где они наталкиваются на трудности. Тяжело переносить неизвестность, в которой мы живем уже два месяца, ибо сегодня нам говорят одно, а завтра совсем противоположное…» Ночи скоро станут короче, но уверенность немцев не возрастет. В новогоднюю ночь Германия, которая стала бояться привидений, увидит свою судьбу. К ней придут повешенные из Волоколамска. К ней придут расстрелянные из Нанта. К ней придут дети Лидице. Немец пишет, что «тяжело переносить неизвестность». Мы можем облегчить это бремя. Мы можем сказать немцам, что нам известен вердикт истории: Германия, поднявшая меч, погибнет от меча.
Даже немецкие остолопы начинают понимать, что им говорят сегодня одно, а завтра другое. Еще недавно я читал в берлинской газете: «Клещи, обхват, окружение — чисто немецкие понятия». Что думают об этих хвастливых словах фрицы, изнывающие на маленьком треугольнике под Сталинградом? Впрочем, вряд ли им до стратегии: они мечтают о манне небесной. Но их не накормят ни транспортные самолеты, ни ложь Геббельса.
27 ноября командующий 6-й немецкой армией объявил своим солдатам, что они окружены. Он обещал окруженным «помощь фюрера». Где же эта помощь? Незадачливые спасители поспешно отходят от Котельникова. «Это случилось так неожиданно», — лопочет пленный немецкий майор Курт Кюлер. Вздор: все человечество ждало этого дня долгие годы. Правда должна была взять верх, и правда берет верх.
