Филип Шенон - Анатомия убийства. Гибель Джона Кеннеди. Тайны расследования
Выслушивая показания Дина в Далласе в конце марта, Гриффин решил изобличить то, что он считал ложью. После двухчасового допроса Гриффин предупредил Дина, что выключит запись и попросит стенографиста удалиться. Дин, не подозревая худого, согласился.
«Я сказал Дину, что он скрывает правду, – вспоминал Гриффин. – Я указал ему на два пункта в его показаниях, которые казались мне недостоверными: будто Руби сказал ему 24 ноября, что вошел на цокольный этаж по съезду с Мейн-стрит и что он задумал убить Освальда вечером 22 ноября».
Дин ответил, что шокирован обвинением в лжесвидетельстве.
– Представить себе не могу, к чему вы клоните, – сказал он. – Я практически буквально воспроизвел слова Руби… Это факты, и я не могу их изменить.
Гриффин, по его словам, постарался смягчить удар. «Я из кожи вон лез, стараясь объяснить Дину, что понимаю, почему он приукрасил свои показания, и что я считаю его в целом честным, достойным доверия человеком. Кажется, я ни разу не позволил себе употребить термин “лжесвидетельство”… И уж ни в коем случае не говорил ему, что его могут привлечь к ответственности». Однако Гриффин посоветовал Дину нанять адвоката, если надумает внести «существенные поправки» в свои показания.
Дин вновь повторил, что рассказывал всю правду, и Гриффин продолжил вести допрос под запись, так и не получив желаемого признания. Он постарался закончить разговор с Дином на дружеской ноте. Вернулся стенографист, и Гриффин под магнитофонную запись заявил: «Я высоко ценю помощь, которую оказал нам сегодня сержант Дин, и я надеюсь, я уверен, если он вспомнит что-то еще, что сочтет полезным для комиссии, он сам добровольно сообщит об этом»3.
Этот спор с Дином тут же «ударил по мне», вспоминал впоследствии Гриффин. Выйдя из помещения для допросов, сержант поспешил к окружному прокурору Далласа Генри Уэйду – тому самому, который добился смертного приговора для Руби. Дин предупредил прокурора, что комиссия Уоррена пытается опровергнуть его показания, а тем самым придется пересматривать и приговор. Уэйд тут же обратился в Вашингтон к Рэнкину и высказал свои возражения.
Дин позднее рассказывал, что, как он понял, Уэйд позвонил и президенту Джонсону, своему старому техасскому приятелю, и пожаловался на действия комиссии, Гриффина в особенности4. Этот сюжет просочился в далласские газеты, и те сообщили, что Гриффин «отозван» в Вашингтон.
Гриффин и сам мог бы предсказать дальнейшие события, основываясь на своем убеждении, что расследование по делу Руби в общей работе комиссии считалось побочным занятием. Услышав о панике в Далласе, председатель Верховного суда Уоррен встал на сторону Дина, а не Гриффина. Уоррен мог и не поверить в правдивость показаний сержанта полиции, однако он не хотел вмешивать комиссию в малоприятные публичные баталии с силовыми структурами Далласа. В начале июня Дина вызвали давать показания в Вашингтон, и председатель Верховного суда лично извинился перед ним. «Никто из наших сотрудников не имеет права заявить свидетелю, что тот лжет или дает ложные показания, – сказал Уоррен. – Это не наше дело»5.
Конфронтация с Дином пришлась на особо трудный момент в работе Гриффина и Хьюберта, которые начали уже сомневаться, дадут ли им завершить их линию расследования. Судя по собранным ими уликам, нельзя было исключить возможность того, что Руби – как-то, каким-то образом – был частью заговора с целью убийства Кеннеди или Освальда или же обоих. У Руби имелись несомненные, хотя и не прямые, связи с гангстерами, которые могли желать смерти президенту, чье Министерство юстиции объявило войну организованной преступности. «Он вел множество всяких дел с представителями преступного мира», – говорил Гриффин. А еще связь с Кубой. Годами Руби добивался участия в сделках с Кубой (по всей вероятности, в теневом бизнесе), а поэтому, вероятно, соприкасался с кубинцами – как со сторонниками, так и с противниками Фиделя Кастро, – которые могли быть замешаны в убийстве президента.
На исходе зимы Уоррен отказался от надежды закончить расследование в первоначально установленный срок, к 1 июня. Юристам комиссии назначили новый срок, 15 июня, для подготовки докладов, на основании которых предстояло составить заключительный отчет. Гриффин и Хьюберт не могли уложиться и в новые сроки. В марте они направили Рэнкину служебную записку с разъяснением, сколько им еще нужно проделать следственных действий: так и не были проверены все имена, телефонные номера и адреса, обнаруженные в доме Руби, никто не проводил тщательного анализа записей телефонных разговоров Руби и некоторых близких к нему людей, сделанных накануне убийства Освальда.
Сразу же после рабочего собрания в пятницу, 13 апреля, оба юриста обратились к Рэнкину с просьбой о помощи. По их оценкам, им требовалось еще трое следователей как минимум на месяц, и тогда они смогут завершить работу6. Они получили оскорбительный ответ: Рэнкин предложил им обратиться за помощью к телохранителю Уоррена, а больше, сказал он, свободных сотрудников у него нет.
На следующий день Гриффин и Хьюберт попытались взбунтоваться. Они послали служебную записку Рэнкину и Уилленсу с предложением вообще не затрагивать в заключительном отчете комиссии тему Руби и убийства Освальда. «Мы не считаем нужным включать связанные с Руби аспекты дела, – писали они. – Нет никакой возможности сделать эту работу должным образом так, чтобы она могла быть использована в заключительном отчете»7.
Они полагали, что комиссия сумеет дать общественности убедительное объяснение, почему решено было не касаться связанных с Руби вопросов, ведь ходатайство Руби об отмене смертного приговора все еще ожидало рассмотрения. «Если приговор Руби будет пересматриваться, а наш отчет окажется хоть в чем-то неблагоприятным для Руби, комиссия может подвергнуться справедливой критике за публикацию отчета, который нарушает права Руби на справедливый суд», – писали эти двое юристов. Для председателя Верховного суда использование материалов по Руби в отчете могло повлечь серьезный конфликт интересов. «Уместно ли, – спрашивали авторы служебной записки, – чтобы комиссия столь высокого уровня и авторитета составляла развернутое суждение о человеке, который подал на апелляцию и чье дело несомненно предстоит рассматривать Верховному суду?»
Уилленс отвечал холодно. Он велел подчиненным доделать работу, насколько это в их силах, и никакой помощи не просить. Не им решать, какие сведения будут включены в отчет. «Мы должны действовать так, как будто безусловно намерены что-то по этой теме предать гласности», – писал Уилленс8.
Гриффин и Хьюберт направили повторный протест, на этот раз они обратились выше и направили Рэнкину послание на одиннадцати страницах с перечислением всех оставшихся без ответа вопросов по делу Руби. Они указали многочисленные лакуны в имевшихся у комиссии сведениях о деятельности Руби в месяцы, предшествовавшие убийству Кеннеди. Они также сформулировали взрывоопасную версию о существовании связи между Руби и Освальдом: «Мы предполагаем, с учетом уже собранных улик, возможность, что Руби был замешан в нелегальных отношениях с кубинскими элементами, которые могли также иметь контакт с Освальдом. Мы считаем недопустимым оставлять такие вопросы “висеть в воздухе”. Их нужно либо исследовать глубже, либо принять твердое решение не делать этого, причем такое решение должно быть подкреплено ясно выраженными доводами»9.
Эти служебные записки, по сути дела, уличали руководство в нечестной игре и вызвали то, что Уилленс позднее назвал «существенной дискуссией» по поводу того, что же можно сделать, чтобы удовлетворить Гриффина и Хьюберта. В служебной записке от 1 июня Уилленс велел Гриффину передать ему «в письменном виде в течение нескольких будних дней все запросы по расследованию», которые «необходимы для завершения расследования»10. В тот же день Хьюберт предупредил Рэнкина, что в конце недели уволится. Оскорбленный пренебрежением к своей работе, Хьюберт уже несколько недель подумывал сократить работу в комиссии и вернуться в Новый Орлеан, теперь же он решил вовсе уйти. Он сообщил Рэнкину, что ему потребуется два дня, «чтобы очистить стол и освободить помещение»11. Он выразил готовность приезжать в Вашингтон на выходные, если его помощь понадобится в конкретных делах, и предложил съездить в Даллас, если комиссия все же решит взять показания у Руби.
Но в Даллас ему ехать не пришлось. Спустя несколько дней, когда комиссия наконец запланировала поездку в Техас с целью допросить Руби, ни Хьюберта, ни Гриффина не пригласили, а вместо них отправили Арлена Спектера. Коллеги горячо сочувствовали Хьюберту и Гриффину. По мнению Дэвида Белина, это были «блестящие юристы, и для них стало сокрушительным ударом, когда им не позволили присутствовать при допросе человека, чью деятельность они расследовали на протяжении многих месяцев»12. Но позднее Гриффин утверждал, что понял и принял такое решение: после столкновения с сержантом Дином «я сделался неудобен», пояснял он. Местные полицейские запротестовали бы, если бы он вновь появился в Далласе.
