Леонид Млечин - Комитет-1991. Нерассказанная история КГБ России
– Горбачев обиделся, что не ему позвонили первому.
– Напрасно он обиделся. С ним попытались связаться первым, но не получилось. Это абсолютно точно.
В этот момент президент Казахстана Нурсултан Назарбаев летел в Москву. Связались с ним, когда он уже находился в правительственном аэропорту Внуково. Ельцин по телефону прочитал ему подписанные в Пуще документы, пригласил присоединиться к ним и поставить свою подпись.
– Я поддерживаю идею создания СНГ, – ответил Нурсултан Назарбаев. – Ждите меня, скоро к вам вылечу.
Ему обеспечили воздушный коридор. Но президент Казахстана не прилетел. Не спешил присоединиться к тройственному соглашению. Хотел посмотреть: что выйдет из этого экспромта? Какой будет реакция? Отпугивало и то, что это соглашение только славянских республик.
В аэропорту Назарбаев заявил, что сожалеет о распаде единого государства, и призвал заключить хотя бы оборонительный союз и сохранить общие вооруженные силы.
Я спросил тогдашнего помощника Бакатина Вячеслава Алексеевича Никонова:
– Руководитель союзного ведомства госбезопасности знал, что готовится встреча в Беловежской Пуще?
– Он знал о подготовке соглашения. У Ельцина и его команды были большие опасения, что КГБ постарается в последний момент каким-то образом сорвать встречу. К Бакатину приходили эмиссары, чтобы удостовериться, что он не попытается арестовать Ельцина, Кравчука и Шушкевича в Беловежской Пуще.
– А такая мысль возникала на Лубянке?
– В тот период было очевидно, что реальная власть уже принадлежит не союзным структурам, а республикам. Попытка арестовать Ельцина, Кравчука и Шушкевича могла бы закончиться самым чудовищным образом.
Тем не менее российский президент и его окружение тревожились: не попытается ли Горбачев в последний момент сохранить власть силой?
А кто мог это сделать?
Министр внутренних дел СССР Виктор Павлович Баранников был человеком Ельцина. Министр обороны СССР маршал Евгений Иванович Шапошников поспешил присягнуть ему на верность.
Горбачев пригласил Шапошникова для разговора по душам, угостил коньяком, расспросил о семье, а потом завел речь о главном: сохранить единый Советский Союз – нет задачи важнее. Михаил Сергеевич сказал, что мысленно перебрал тысячу вариантов выхода из кризиса, приемлем только один:
– Вы, военные, Министерство обороны, командующие округами, берете власть в свои руки, стабилизируете обстановку, страна успокаивается, потом создаете удобное для вас правительство и уходите в сторону.
– И отправляемся прямиком в Матросскую Тишину, – продолжил Шапошников.
– Почему? – спросил Горбачев.
– Потому что в августе уже делали такую попытку, и что из нее вышло? А сейчас демократические настроения на подъеме, у Ельцина рейтинг – выше не бывает. Люди выйдут на улицы – что с ними делать? Стрелять в них? Я не стану.
– Ты что, Женя? – удивился Горбачев. – Я тебе ничего такого не предлагаю. Я просто рассуждаю вслух.
На сем разговор окончился.
После этой беседы один из общих знакомых передал маршалу мнение Михаила Сергеевича: «Шапошников – неплохой парень, но для министра обороны слишком интеллигентен».
Такие же предложения Шапошникову делали и некоторые другие крупные политики. Маршал решительно отказывался.
– Неужели у вас никогда не возникало желания взять управление страной в свои руки, стать хозяином страны? – спрашивал я потом маршала.
– Никогда! – отрезал маршал. – А зачем? Чтобы пролить кровь?
А как себя поведут недавние сотрудники Горбачева Вадим Бакатин и Евгений Примаков, возглавивший разведку? Вот это беспокоило российскую власть.
9 декабря 1991 года начальника разведки Примакова без объяснения причин попросили приехать из Ясенева на Лубянку. В кабинете Бакатина глава российской госбезопасности Виктор Иваненко передал им обоим пожелание российского правительства проявить благоразумие, то есть не сопротивляться неизбежному распаду Советского Союза и переходу власти к Ельцину.
Примаков ответил, что разведка – вне политики.
У генерала Иваненко были и другие хлопоты, связанные с расползанием ядерного оружия. Советские арсеналы достались помимо России еще трем республикам. С его санкции сотрудниками российской госбезопасности были приняты секретные меры для того, чтобы это оружие нельзя было пустить в ход. Дезактивировать боеголовки чекистам предложили физики из научного центра в Арзамасе-16: они занимались ядерными боеприпасами. Иваненко составил секретную докладную записку Ельцину. Президент дал согласие.
После Беловежской Пущи ни Шушкевич, ни Кравчук не пожелали встретиться с Горбачевым. В Кремль пришел один Ельцин. Михаил Сергеевич рассказывал своему пресс-секретарю Грачеву:
– Ельцин перезвонил и сказал, что опасается за свою безопасность. Боится, что его здесь арестуют. Я ему сказал: «Ты что, с ума сошел?» Он говорит: «Может, не я, а кто-то еще…»
Вопрос о том, почему Горбачев не арестовал участников встречи в Беловежской Пуще и не объявил их заговорщиками, возникал не раз.
Я спрашивал Евгения Вадимовича Савостьянова, начальника столичного управления госбезопасности, исполнили бы чекисты приказ об аресте руководителей республик, подписавших Беловежское соглашение.
– Во-первых, в Беловежье не убили Советский Союз, а выписали свидетельство о смерти. Советский Союз закрыли коммунисты. После того как мы подавили путч, Верховные Советы республик, входивших в состав СССР, практически все приняли декларации о государственном суверенитете, независимости. И все! А там всюду коммунисты составляли большинство. Коммунисты закрыли СССР, только они стараются это перевалить на демократов, которые никоим образом за это не отвечают.
– А если бы вы получили приказ арестовать участников Беловежья?
– Кто бы его отдал? Горбачев? Его уже никто не слушал. Бакатин? Он бы такую команду не дал. Кто-то еще? Ну, можно арестовать, а что потом, когда всю страну охватят забастовки? Нас ждала голодная зима, люди бы умирали от голода. Потому что продовольственное снабжение прекратилось. Выполнять разнарядки Госплана и везти в Москву продовольствие никто не собирался. Поэтому брать на себя ответственность в этот момент, честно говоря, не хотел никто. Голода избежали только благодаря либерализации цен и торговли. Советский Союз умер в августе девяносто первого года, в течение недели после путча. Произошла атрофия всех союзных структур; их убил путч.
Горбачева в стране уже никто не поддерживал. Доверие России к Ельцину было в тот момент огромным. Советский Союз разрушался на глазах. Горбачев ничего не мог предложить для спасения разваливавшейся и впадавшей в нищету страны. Все его шаги воспринимались как попытка сохранить свое кресло.
После встречи в Беловежской Пуще трех лидеров, подписавших соглашение о создании Содружества Независимых Государств, президент СССР собрал советников, тех, на кого мог рассчитывать, и задал вопрос: что будем делать?
Горбачевские люди говорили о том, что не надо сдаваться, что союзные структуры должны продолжать работать. Начальник разведки Примаков был осторожнее, сказал, что нужно принять совершившееся, а к России, Украине и Белоруссии, вполне возможно, присоединятся и другие республики.
10 декабря Горбачев вновь собрал ближний круг – Александра Яковлева, министра внешних сношений СССР Эдуарда Шеварднадзе, московского мэра Гавриила Попова, Примакова, главу Союза промышленников и предпринимателей Аркадия Вольского, Вадима Бакатина, руководителя своего аппарата Григория Ревенко и нового председателя Гостелерадио Егора Владимировича Яковлева.
Горбачев сказал, что получил распоряжение о переводе правительственной связи под юрисдикцию России. Как быть?
Помощник Горбачева Георгий Шахназаров резко ответил, что это переворот, что завтра придут опечатывать кабинеты. Примаков спокойно заметил:
– У вас нет никаких силовых возможностей помешать действиям российского руководства. На армию не опереться. Международные силы будут взаимодействовать с республиками.
Иначе говоря, Примаков предлагал Горбачеву примириться с неизбежностью. Сам Евгений Максимович не собирался конфликтовать с российской властью.
Какой была реакция на распад Советского Союза военных? Потом многие из них называли это предательством. Но почему же в декабре 1991 года они ничего не попытались предпринять? «После 8 декабря и вплоть до 25-го, когда Горбачев объявил о своей отставке, он обзванивал командующих военными округами, звонил Шапошникову и просил его поддержать, – рассказывал Сергей Шахрай. – Но все ему отказали».
Я спрашивал генерала армии Андрея Ивановича Николаева, который потом станет первым заместителем начальника Генерального штаба Вооруженных сил России:
– Какими были настроения военных в 1991 году? Могла армия поднять восстание против того, что происходило?
