Алексей Иванов - Вилы
Петровск находился недалеко от Саратова, крупного узла обороны. Саратов мог прислать отряд для защиты Петровска от Пугачёва, но саратовский комендант Бошняк решил не распылять силы своего гарнизона. Однако в Саратове в это время оказалась казачья команда гвардии поручика Гаврилы Державина, отправленная для защиты Малыковки. Рьяный молодой поручик уговаривал мудрого пожилого коменданта вывести гарнизон на тракт, ведущий к Петровску, и ударить по мятежникам. Комендант посоветовал поручику пойти на Волгу искупаться и остудить головушку.
Тогда Державин поскакал на Пугачёва в Петровск в одиночку, точнее, с казачьей сотней, и с разбега загнал свой отряд прямо в лапы мятежникам. Казаки остановились, окружённые пугачёвцами. Оробев, они сняли шапки и поклонились Пугачёву, который молча рассматривал это странное явление – не атаку и не капитуляцию. К своей гибели Державин не проявил того «поэтического любопытства», с каким он минувшей зимой вешал мужиков, а потому повернул коня и, бросив свой отряд, полетел обратно в Саратов. Но и там он тоже не задержался: увидев орду Пугачёва, будущий поэт решил созерцать битву за город с безопасного расстояния.
Мирная речка Медведица с лопухами и ряской. Купола храмов над тихими рощами города Петровска. Пыльные улицы. Вся Россия такая – и потому почти невообразима: невозможно поверить, что на этих пасторалях бушевали дикие страсти
В Петровске Пугачёву достались девять пушек и всего 41 рубль казны. В крепости к Емельяну приковылял старый прапорщик Иван Юматов. Он был в мундире и со шпагой, в трясущейся руке он держал рапорт о состоянии крепости. Рапорт был написан на имя государя Петра Фёдорыча. Прапорщик Юматов выжил из ума и действовал как автомат, по программе: прибыл государь – значит, надо отрапортовать; казнили старших офицеров – значит, надо командовать самому. Пугачёв произвёл Юматова в полковники, поручил ему заботы о крепости и увёл армию в Саратов.
Речка Медведица в городе Петровск
Через день в Петровск вступил деташемент секунд-майора Меллина. Прапорщик Юматов, старый дурень, и для Меллина тоже написал отчёт, под которым подписался полковником – так назначил Пугачёв. Карл Меллин всыпал хрычу плетей и посадил под стражу до суда. Ивана Юматова будут судить в день казни Пугачёва – 10 января 1775 года. Но приговор ему вынесут очень мягкий: «за гнусную по чину офицерскому робость, хотя строжайшего достоин наказания, за старостию лет, уменьшая оное, лишить его чинов». И всё. Власть не мстила до колеса арбы.
Самарская линия
После казанского разгрома Пугачёв передвигался по правому берегу Волги. Самару и Самарскую Луку он обошёл далеко стороной, хотя именно в Самаре его бунт одержал одну из самых важных побед. Правда, летом 1774 года для Пугачёва в Самаре уже всё закончилось.
Река Самара впадает в Волгу напротив Жигулёвских гор, и тамошние места с незапамятных времён давали убежище разному разбойному люду. Самарская Лука была русской Тортугой речных пиратов. По легенде, головорезы построили здесь собственный острог. Но митрополит Алексий – тот самый, что явился казакам Яика у острова Камынь, – предрёк лиходеям, что на месте пиратского укрепления будет стоять большая царская твердыня. Так и случилось. В 1586 году царские воеводы заложили на устье Самары мощную многобашенную крепость. Она была нужна для контроля над важнейшим речным путём державы – от Казани до Астрахани.
В 1736 году командир Оренбургской экспедиции Иван Кирилов основал на реке Самаре девять крепостей Самарской линии. Это казалось прорывом от Волги к Яику, а на самом деле было бегством Кирилова с дикого Яика в какую-никакую, но цивилизацию. От верхней крепости Самарской линии – Переволоцкой – через волок дорога протянулась к Татищевой крепости. Волга и Яик, Самара и Оренбург оказались связаны трактом. В пугачёвщину по нему прокатил лавину огня крестьянский генерал Илья Арапов.
Он был крепостным крестьянином, который осознал, что бунт – это не грабёж своего барина. Арапов был человеком, который дорос до понимания масштаба и смысла великого мятежа. В крестьянской среде Арапов оказался исключением, хотя кажется нормой. Но мужиков, подобных Илье Арапову, у Пугачёва больше не нашлось.
Вообще-то Арапов – это фамилия оренбургского помещика, хозяина Ильи. В 1771 году, в возрасте 33 лет, Илья Арапов, как Илья Муромец, слез с печи: забрал жену с тремя детьми и ушёл от барина неизвестно куда – лишь бы на волю. В конце ноября 1773 года он явился к Пугачёву в Бёрды и потребовал какого-нибудь поручения. Емельян дал ему несколько казаков, велел поехать в крепость Бузулук и добыть фураж. Арапов уехал. Этот мужик оказался решительнее любого казака: он сформировал собственный отряд и рванулся по крепостям Самарской линии ни много ни мало – к Волге. 25 декабря атаману Илье Арапову сдалась сама Самара.
Падение Самары тряхнуло империю больше, чем осада Оренбурга. Оренбург и Уфа – они далеко, а Илья Арапов распахнул бунту дверь туда, где чтили Стеньку Разина, – в пороховой погреб державы. Против дерзкого мужика вышел отряд премьер-майора Карла Муфеля. Перейдя Волгу по льду, солдаты и драгуны Муфеля ворвались в крепость Самары. Батареи стреляли вдоль улиц, сшибая крыши с домов, кони гусар прыгали через заборы. Порубив сотни мятежников, команда Муфеля выбила Арапова из города.
Но Арапов не думал бежать в Оренбург, он решил оборонять Самарскую линию. Отряд Карла Муфеля наступал вверх по реке Самаре, и крестьянский генерал сражался с ним за каждый «транжемент», оставляя драгунам лишь дымящиеся развалины. Премьер-майор еле допятил мужика до Переволоцкой крепости. Здесь мятежники прекратили сопротивление и ушли в недалёкую Татищеву крепость, где Пугачёв собирал силы для решающей битвы.
После пугачёвщины государыня озаботится тем, что на Самарской линии у державы слишком мало войск, и в 1780 году возле Тоцкой крепости будут учреждены «военные лагеря» – казармы и полигон XVIII века. Эти лагеря доживут до наших дней.
В 1954 году правительство СССР выберет Тоцкие лагеря для испытания атомной бомбы в условиях наземной войны. Сюда свезут 50 000 солдат и огромное количество военной техники. Войска начнут учения, а в воздухе над ними взорвут атомную бомбу по имени «Татьяна». Чудовищный гриб вырастет на высоту десяти километров. Сквозь него пролетят триста самолётов. По остекленевшей плеши радиоактивного эпицентра, рокоча дизелями, проедут шестьсот танков и шестьсот бронемашин. В окопах вокруг места взрыва будут стоять привезённые для опыта полусгоревшие, но живые коровы и лошади с вытекшими глазами. Не зная об ужасах облучения, с балкона наблюдательной башни на страшный взрыв в полевые бинокли будут смотреть маршалы Жуков, Будённый, Василевский, Рокоссовский и Конев, академики Курчатов и Харитон. Здесь, в пугачёвских степях, они увидят сатану, которого сами и вызвали из преисподней, – плазменный шар с давлением в триллионы атмосфер и температурой в 25 тысяч градусов.
А в далёком XVIII веке, 22 марта 1774 года, в битве под Татищевой крепостью отважный крестьянин Илья Арапов сложил буйну голову за государя Петра Фёдорыча.
Степан и Емельян
Самарская Лука – огромная излучина Волги. Здесь река ударяется в стену Жигулёвских гор и потом огибает вздыбленный кряж длинным путём с восточной стороны. Длина Луки 250 вёрст, а ширина перешейка – всего 2–3 версты. Лука – вековая вотчина волжских разбойников, казаков, чьим героем навеки стал Стенька Разин. По Стеньке будут мерить и Емельку, и даже Пушкин скажет, что Пугачёв – это Разин своей эпохи.
А общего у Степана и Емельяна и вправду немало. Оба они родились на Дону в станице Зимовейской, оба умерли на плахе на Болотной площади в Москве. Но разгульный Степан вплыл в историю России на расписном челне и с молодецким посвистом, а грозный Емельян вломился с канонадой повстанческих батарей. Емельян до самозванства был никем и ничем, а Стенька уже в двадцать лет надел шапку атамана. Гонора, спеси и самоуверенности у Степана Разина было куда больше, чем у Емельяна Пугачёва.
В 1665 году казачий Дон совсем разбуянился, позабыв, кто на Руси хозяин, и усмирять донскую вольницу царь Алексей Михайлович прислал войско воеводы князя Юрия Долгорукова. В долгие руки князя попал атаман Иван Разин, старший брат Стеньки. Иван Разин потерял голову, а Степан – веру в державу. Он не простил России гибель брата.
Самым отчаянным народом на Дону была «голытьба» – недавние беглые с Руси. В казаки их уже приняли, а хозяйством они ещё не обзавелись. Эти молодцы добывали добро в походах «за зипунами» – в грабительских набегах на купцов или врагов царя: турок, ляхов и калмыков. Но царские думные дьяки посчитали, что почём, и донесли государю: утешать тех, кого обидели казаки, царю выходит дороже, чем прекратить походы «за зипунами». И царь запретил казачьей «голытьбе» этот лихой промысел.
