Максим Оськин - Брусиловский прорыв
– 1-й армейский корпус ген. В. Т. Гаврилова,
– 25-й армейский корпус ген. Л. Г. Корнилова,
– 26-й армейский корпус ген. А. А. Гернгросса,
– 30-й армейский корпус,
– 34-й армейский корпус ген. В. П. Шатилова,
– 39-й армейский корпус ген. С. Ф. Стельницкого,
– 40-й армейский корпус ген. Н. А. Кашталинского,
– 1-й Туркестанский корпус ген. С. М. Шейдемана.
Новый штурм Ковельского укрепленного района продолжался четыре дня. Тактика действий русских войск на ковельском направлении была скопирована с действий немцев под Верденом. То есть с той самой операции, которая, по признанию самих же германских военачальников, вызывала дрожь у столь дисциплинированных войск, как немецкие. При этом, как отмечает А. А. Керсновский, «энергия и напористость генерала Гурко шли только во вред, умножая без всякой нужды и без того громадные потери». Генерал-квартирмейстер войск Гвардии ген. Б. В. Геруа, отмечая чрезвычайную насыщенность ударных армий войсками, дает следующую характеристику действий Особой армии осенью 1916 года: «В сущности, армия в этот период занималась не боевой тактикой, а статистикой потерь. Идея Гурко была: долбить, но не разрушать боеспособности своих войск. Как только долбящая единица понесла «довольно потерь», она сменялась другой. Для того и понадобилось тринадцать корпусов. В то время, как боевая линия обозначала шаг на месте, тыл армии по ночам кипел жизнью – все куда-нибудь маршировали. Смена одних частей другими этого требовала»[244]. Энергичные люди необходимы там, где победа летит на крыльях, а брать человеческим мясом технически превосходно оснащенную крепость, каковой теперь уже на деле стал Ковель, невозможно.
Лишь теперь в Ставке Верховного Главнокомандования прямо потребовали перенести усилия на юг, перебросив в Буковину управление 8-й армии. Причем на царя, который и сам уже высказывался против возобновления наступления на Ковель, влияла даже супруга: 25 сентября императрица Александра Федоровна писала Николаю II: «О! Дай снова приказ Брусилову остановить эту бесполезную бойню, младшие чувствуют, что начальники их тоже не имеют никакой веры в успех там – значит, повторять безумства Германии под Верденом?.. Наши генералы не считают живых, они привыкли к потерям, а это грех; вот когда есть уверенность в успехе, тогда другое дело». Через два дня император (и «по совместительству») Верховный Главнокомандующий распорядился приостановить дальнейшее развитие сражения под Ковелем и на Стоходе[245].
В советской историографии это письмо обычно приводилось в качестве «доказательства» влияния императрицы и якобы стоявших за ней «темных сил» на русскую стратегию. Однако в чем царица была не права? Следовало бы уложить в землю все те тринадцать корпусов, о которых сообщает генерал Геруа, лишь бы не идти на поводу у «распутинской шайки»? Жаль, что такие байки идеологически-пропагандистского характера можно прочитать и ныне, в новых работах.
Раздача жалованья на позициях
Примечательно, что до приостановки наступления по царскому повелению Особая армия успела-таки предпринять последний штурм Ковельского укрепленного района: с 25 сентября по 3 октября. При этом в первую линию был введен переданный из 11-й армии 8-й армейский корпус ген. В. М. Драгомирова. Офицер-гвардеец вспоминает, что, начиная с сентября, высшие штабы стали требовать от гвардейцев и сибиряков перманентного проведения небольших боев – за отдельный окоп, за трофейный пулемет и т. д. Но непременно – в виде боя. Информация об активности войск шла в газеты, реляции, Ставку, союзникам, а войска несли никому не нужные потери последними остававшимися в живых лучшими людьми. В Гвардии в этом винили командарма-8 ген. А. М. Каледина, под чьей подписью приходили приказы, а также собственное командование – великого князя Павла Александровича и ген. Г. О. Рауха, которые, по недостатку гражданского мужества, не сумели настоять на отмене этих кровавых и бесполезных боев. Н. П. Поморский-Толлер рассказывает об одном таком бое, когда одна рота была брошена в атаку на целехонькие проволочные укрепления только потому, что чего-либо эдакого потребовали в штабе армии. Другой гвардейский офицер – командир 2-го лейб-гвардии стрелкового полка – пишет, что в осенних боях «ряд повторных атак предписывались свыше стратегическими соображениями, имели целью удержать значительные силы противника в этом направлении и лишить его возможности переброски части сил на другие фронты. Все это должно было быть достигнуто ценой значительно меньшей крови»[246].
Лишь нехватка снарядов вынудила русских военачальников прекратить уже давно ставшие бессмысленными атаки на ковельском направлении. Четыре русских корпуса понесли новые громадные потери, «благо», что у немцев пока еще хватало металла, а русские военачальники наивно полагали, что в России еще достаточно людей. В декабре 1916 года военный министр представит высшему генералитету сведения, согласно которым запас людей в Российской империи будет даже ниже, нежели во Франции. Это – также результат военного неискусства русских генералов, в привычку которых вошло разменивать кровь и героизм людей на металл и порох.
С другой стороны, упорный штурм ковельского укрепленного района являлся составной частью большой политики. Как раз в конце сентября французы требовали от русских оказать помощь отступавшим на всех участках румынам. При этом французы не собирались оказать помощь Румынии силами своей Салоникской армии ген. М.-П.-Э. Саррайля, хотя на стадии втягивания Румынии в войну на стороне Антанты эта помощь твердо гарантировалась. Пытаясь побудить англо-французов все-таки оказать поддержку Румынии, император Николай II ссылался на удары армий Юго-Западного фронта на ковельском направлении. Так, в телеграмме французскому президенту Р. Пуанкаре от 4 октября царь указывал: «Измеряя усилия, предпринятые Россией для поддержки Румынии, надо учитывать исключительную растянутость Русского фронта. Всякое снятие войск с этого фронта опасно утончает линию обороны и увеличивает трудность сосредоточения, в случае наступления, достаточного количества сил на угрожаемом участке. Последствия этих мероприятий особенно вредны, учитывая наш недостаток в тяжелой артиллерии и снарядах для нее. Надо также считаться с непрекращающейся чрезвычайной активностью, развиваемой русской армией на фронте генерала Брусилова, активностью, поддерживаемой в общих интересах союзников (выделено. – Авт.)»[247].
Впрочем, русскому императору так и не удалось побудить французов предпринять наступление от Салоник. Вся тяжесть борьбы в Румынии легла на плечи русских, вскоре, разумеется, оказавшихся виноватыми в разгроме румынской армии и оккупации румынской территории. Французы, умыв руки уже в сентябре, за два месяца до поражения румынских вооруженных сил, вышли сухими из воды. А образование Румынского фронта, где на семьдесят тысяч румынских солдат пришлось миллион русских штыков и сабель, поглотило последние русские резервы.
Уверенность союзников в неисчерпаемости русского человеческого ресурса была полна необоснованного оптимизма, что накануне войны, что и в ходе ее. Между тем в Российской империи кончалась и живая сила: кампания 1916 года далась русской Действующей армии очень нелегко. По данным Главного Управления Генерального Штаба, русские фронты к 1 октября 1916 года включали в себя следующее количество людей и лошадей (по списку/налицо)[248]:
«Ковельские бойни» (как видно из вышеприведенной таблицы, разница между наличным и списочным составом армий Юго-Западного фронта исчисляется в миллион триста тысяч человек) не могли бесследно пройти для войск армий Юго-Западного фронта. По донесениям военных цензоров в октябре 1916 года, настроение личного состава Действующей армии значительно понизилось по сравнению с предыдущим периодом, так как солдаты потеряли веру в победу. Почти пятьдесят процентов писем было проникнуто угнетенным состоянием, из которых до шестидесяти пяти процентов – в связи с продолжительностью войны. В то же время, когда стало ясно, что прорыв не удался, согласно докладу петроградского охранного отделения, и в тылу «резко отметилось исключительное повышение оппозиционности и озлобленности настроений».
Итоги
Наступление армий русского Юго-Западного фронта в мае – июне 1916 года стало первой успешной фронтовой операцией коалиции стран Антанты. Более того – это был первый прорыв неприятельского фронта в стратегическом масштабе. Примененные командованием русского Юго-Западного фронта новшества в смысле организации прорыва неприятельского укрепленного фронта стали первой и сравнительно успешной попыткой преодоления «позиционного тупика», ставшего одной из приоритетных характеристик боевых действий периода Первой мировой войны 1914–1918 годов.
