Алексей Павлов - Поминальная свеча
«Но и на пепле храброго воителя, — писал в 1911 году автор монографии К. Валишевский, — продолжались чудеса: поднялся к небу огненный столб, и тогда мусульманские муллы предали его останки земле и срыли могилу, чтобы никто ее не нашел».
Мещеряк, потрепав напоследок татарского князька Карача при осаде казачьего стана, еле выбрался с остатками своего отряда из окружения, вынужден был уйти из пределов Сибири за Урал, чтобы возвратиться сюда через год уже в составе царского войска, усиленного пехотой и кавалерией.
От уцелевших сподвижников Ермака первый сибирский архиепископ Киприан собрал данные и внес их в Синодик, по которому затем происходило поминовение погибших героев. Синодик начинался кратким пояснением: «Синодик казакам… Атаману Ермаку с сотоварищи его, которые побиенны с ним… от нечестивых, от Кучума царя. Вечная память и возглас большой».
Еще долго русские рати утверждали волю царей на востоке. И в том им помогал пример Ермака и его товарищей. Их героический след потомки продлили до берегов Тихого океана, превратив Россию в могущественную империю.
Отмечая в 1883 году 300–летие присоединения Сибири к России, российское общество вновь и вновь вспоминало изречение народного героя Ермака Тимофеевича, запечатленное в строгоновской летописи:
«И по смерти нашей память наша не оскудеет в тех странах, и слава вечна будет».
Красной нитью прошла эта мысль и через рылеевский стих — песню:
Нам смерть не может быть страшна,Свое мы дело совершили:Сибирь царю покорена,И мы — не праздно в мире жили!
ЛЕГЕНДАРНЫЙ СИРКО
За сто с небольшим лет до переселения бывших каза- ков — запорожцев на Кубань у их дедов и прадедов в понизовье Днепра ходил в кошевых атаманах легендарный казак Иван Дмитриевич Сирко. Силач, юморист и отменный рубака. Бывало, соберутся казаки На сечевую раду, расшумятся по какому‑нибудь пустячному поводу, не стоящему их внимания, а седоусый, с оселедцем на голове Иван Дмитриевич выйдет на круг и этак ненароком обратится к сподвижникам, выразительно показывая пальцем на свое прокаленное солнцем темечко:
— Хлопци! Та чи вы з глузду зъихалы?
И сразу устанавливалась тишина. Умел он шуткой — прибауткой снять напряжение, а потом тут же перейти на серьезный разговор. Вся низовая Запорожская Сечь любила и уважала своего вожака.
Сирко обладал всеми данными умелого администратора, хозяйственника, дипломата и полководца. В годы его атаманства султанская Турция и ее вассальные крымские ханы, как и во все предыдущие времена, предпринимали большие усилия к тому, чтобы запереть непокорных запорожцев в их узком пространстве, а еще лучше — покорить и заставить служить тараном в борьбе против усиливающегося Русского государства.
Но ни то, ни другое у них не получалось. Сечь, как днепровская вода камень, из года в год подтачивала устои владычества турок на северном побережье Черного моря, готовя окончательное падение и их вассальной вотчины — Крымского татарского ханства.
В зиму 1674–1675 годов турки и крымчаки в очередной раз совершили свой совместный поход против запорожцев. Хитро, обманно двигалось их войско, дабы загулявших на Рождество сечевиков застать врасплох. Им удалось войти даже в центр Коша. Но казаки быстро схватились за оружие и дружным натиском не только выбили врага, но и погнали его вспять. Сирко послал вдогонку неприятелю до двух тысяч своих молодцов. Однако резвым хлопцам так и не удалось настичь уцелевших непрошенных гостей — шибко здорово те удирали от казаков.
По этому и другим случаям вторжения агрессивных соседей в пределы Запорожской Сечи и всей Украины
23 сентября 1675 года атаман Сирко отправил письмо крымскому хану Мурад — Гирею. Письмо выдержано в лучших тонах рыцарства и благородства. Начиная с обращения к адресату и заканчивая пожеланиями добрососедства.
В самом же тексте обширного послания Иван Дмитриевич основательно напомнил хану кое о чем неприятном для супротивной стороны. В том числе о том, как ворвались в Сечь 15 тысяч турецких янычар «с многими ордами крымскими» и о том, чем для них это закончилось.
А далее вообще перечислил массу примеров, как издревле запорожцы в ответ на разбои турок и крымских татар устраивали им добрую взбучку. Начал с похода «по Черному морю» кошевого атамана Самуила Кошки, как в 1575 году «Богданко с казаками Крым воевал и плюндро- вал», а Петр Сагайдачный в 1609 году «заплывши челнами в Таврику… взял в ней знаменитое и крепкое место Кафу», как «року 1621 тож» перед своим атаманством Богдан Хмельницкий «на Черном море воюючи… многие корабли и катарги турецкие опановал и благополучно до Сечи повернулся».
И еще назвал Сирко несколько подобных примеров. Мотай, мол, на ус, хан Мурад, не то, если мы заметим ваши приготовления к войне против Сечи, то «и мы против крымского ханства воевать не убоимся».
Разумеется, столь решительное настроение кошевого атамана и его казаков тут же стало известно турецкому султану Магомету IV. И тот, не долго думая, отправил Сирко безоговорочный ультиматум. Перечислив все свои многочисленные титулы от персонального родства с солнцем и луною до владений царствами Македонским, Вавилонским, Иерусалимским, Великим и Малым Египтом, султан категорически потребовал от запорожцев: «Повелеваю вам, запорожским казакам, сдаться мне добровольно и без всякого сопротивления и меня вашим спором не заставлять беспокоиться».
Собрав своих помощников, кошевой атаман спросил:
— Шо вы скажете на цию цидулю?
Куренные и писари в один голос:
— Скликать раду.
Собралась рада. И тут казаки в полную меру дали волю своим чувствам. До печенок допекла их султанская наглость. Откуда‑то на просторной площади Коша появился неказистый стол, а на нем чернильница, гусиные перья, стопка рыхлой бумаги. Рада единодушно решила:
— Надо писать наш ответ султану.
За стол по общему согласию воссел самый писучий
запорожец, обладавший веселым нравом и острым языком. Да и подсказчиков ему нашлось немало.
Вот так и родилось знаменитое письмо запорожцев турецкому султану Магомету IV, скрепленное подписью кошевого атамана Сирко. С непревзойденным народным юмором и сарказмом характеризовался возомнивший себя чуть ли не божеством иноземный правитель, в глазах храбрых воинов — запорожцев он выглядел не более, как александрийский козолуп, вавилонский кухарь, македонский колесник и прочая, прочая. В целом — всесветный блазень (глупец).
Ну какой ты в чертях лыцарь, высмеивали казаки своего недруга, если, скажем, простого ежа своим голым задом не пристукнешь. А еще грозишься нам. Да не боимся мы тебя, «плюгавче»! Никогда, мол, тебе, нехристь, не одолеть сынов христианских, если потребуется — казаки дадут тебе достойный отпор.
Оригинальное послание казаков турецкому султану в духе казачьей вольницы, с целым каскадом словесных издевок стало известно в России, оно было переведено на русский, польский и немецкий языки. По белому свету разошлось несколько вариантов письма, в чем‑то текст совпадал, в чем‑то отличался. Но основа, главная его «соль» оставалась неизменной. Таким данный документ и вошел на века в историю запорожского казачества.
Подписавший его атаман Сирко умер 4 мая 1680 года. По сообщению журнала «Русская старина», № 7 за 1873 год, об этом свидетельствовала надгробная могильная плита, обнаруженная спустя почти двести лет после кончины казачьего батька. Она нашлась в огороде поселянина Михаила Прилепы, что проживал в деревне Капуловка у речки Скарбной — притока Днепра. Капуловка была одним из многих имений брата царя Александра И, великого князя Михаила Николаевича.
На надгробном камне были высечены крест, копье и обозначения церковно — славянской вязью, кто под ним упокоен, дата смерти, с такой концовкой: «Да живет вечно память и слава праведника».
Легендарной судьбой Сирко заинтересовались историки Н. И. Костомаров, Д. И. Яворницкий, А. А. Туган — Бара- новский и другие. В 1878 году начал делать наброски к своей будущей знаменитой картине «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» великий русский художник И. Е. Репин. Данное письмо казаков в начале XX века в стихотворной форме обнародовал на родном языке французский поэт Гийом Аполлинер.
Как можно с убежденностью утверждать, хлесткое и язвительное письмо запорожцев за подписью Сирко не составило единичного исключения. Сечевикам так понравилось его содержание, что они им еще неоднократно огорошивали басурманов. Уже когда и Сирко не было в живых.
В его пору он и его сподвижники прорывались к Черному морю на своих легких лодках — «чайках». И, потрепав за набеги крымчаков и турок, с добычей возвращались в Кош. На их пути большим препятствием были турецкие укрепления, возведенные в низовьях Днепра — Тавань и Кизи — Кермен. В последнем через реку даже тяжелую цепь турки протянули, дабы закрыть водный путь казакам. Запорожцев преграда раздражала, но они все же ее преодолевали.
