Ирина Стрелкова - Прислушайтесь к городу…
Джафаров сделал пальцами характерное движение, обозначающее вихрь.
Откуда-то, точно из-под земли, перед пожарными вырос человек с аппаратом в руках, прострекотал камерой и, чуть задохнувшись, подбежал к ним:
— Ваши фамилии, пожалуйста?
— А ты кто такой?! — рассердился Джафаров. — Почему в зоне огня без спецкостюма? Почему без разрешения?
— У меня каска! — огрызнулся молодой человек. — Я корреспондент Рыжков. Вот мое удостоверение.
Он полез в карман, чем-то там пошевелил, но ладошку вытянул пустой.
— Каска должна быть на голове, а вы держите ее на ремне, она у вас для формы, для галочки! — поддержал Джафарова Замятин.
Молодой человек махнул рукой и метнулся прочь, не ответив, видимо потеряв всякий интерес к объектам своей съемки.
— Такие вот толкутся здесь, представление устраивают, а для нас это…
Абдураимович даже сплюнул с досады. Замятин улыбнулся:
— Ну, такая у них работа. Для телевидения снимают…
— По телевизору такое не покажешь.
По телевизору такое и вправду не покажешь.
Пожар. Действие сильное, ошеломляющее, почти волшебное. А здесь был пожар пожаров — нефтяной пожар.
Главная беда таких пожаров — в их мгновенности и обширности. Причина, как правило, остается неразгаданной, таинственной. Ведь пожар тот вид преступления, что уничтожает преступника — свою причину. Никто не знал — как, могли лишь сказать — где, и то приблизительно. Пожар начался на пристани в том месте, где пролегли трубы для дизельного топлива и масла. По ним нефтепродукты самотеком шли на суда, причаленные к пристани. Повезло: в порту чалились лишь два небольших танкера и теплоход, а обычно там собиралось до десятка судов. На одном танкере дежурили машинисты, они попытались увести судно в море: пылающий танкер медленно ворочался на волнах, пока на небольшом расстоянии от порта вдруг не взорвался, залив море горящей нефтью. Уже через пятнадцать минут после начала пожара джафаровские пушки гнали пену в ревущее пламя, и, казалось, победа была близка. Лафетные стволы сдержали огонь на берегу, а волнение на море разбило горящую нефть из танкера на мириады крошечных, готовых погаснуть огоньков.
Но в этот момент догорели деревянные опоры под трубами для топлива. Трубы прогнулись, провисли, лопнули на них сварные швы, разорвалась хрупкая железная оболочка — тысячи тонн горючего вылились в море.
Взорвался второй танкер.
С новой силой рявкнуло пламя, унося в голубое небо черные крученые вихри. Родился очаг, сочащаяся пламенем язва пожара. От нее ринулись во все стороны огненные побеги, и к утру следующего дня около десяти тысяч квадратных метров медленно и устойчиво выгорало.
Горячий воздух поднялся, высоко над местом пожара возникла воздушная труба, по которой понеслись в атмосферу искры, пламя, дым.
Образовалась гигантская топка, зажившая назло человеку самостоятельной упорной жизнью.
Топка эта ревела и свистела тысячами вихрей внутри своего черного волнующегося чрева; она вспучивалась и опадала, переползала с места на место, засасывала воздух и нефть, и огонь в ней жил буйно и весело, безумея от собственной силы.
Временами выбрасывала она по воздуху через головы людей клубки огня, и те, падая в неожиданных местах, рождали маленькие пожарики. На тушение таких пожариков уходило много времени и сил: требовалось быстро и маневренно перемещать команды и технику, отвлекая их от главного очага. Измученные двухсуточной борьбой, пожарные города и окрестностей обреченно боролись с огнем, не ощущая сил для победы. Прибывшие военные не очень много помогли — они были заняты созданием безопасной зоны вокруг очага, помощью населению и тушением пожаров, которые возникали в городе, далеко от места главного очага.
В штабе тушения пожара Петр Федорович встретил своего старого приятеля Игоря Абдураимовича Джафарова, главного пожарного города, и множество посторонних людей, облеченных сейчас бесполезной властью. Впрочем, начальником штаба оказался человек, видно, деловой и знающий. Молодой полковник со вздернутым носиком и холодными голубыми глазками командовал негромко, точно и властно, не смущаясь окружающим его разнообразием чинов. Приказания его выполнялись незамедлительно, во всяком случае, как заметил Петр Федорович, никто не просил разъяснений. Так бывает, когда приказы ясны и по делу.
Когда Замятин подошел к полковнику, тот говорил пожилому, очевидно страдающему всеми болезнями надвигающейся старости, генерал-майору:
— Вы бы, товарищ генерал, ехали домой. Положение на пожаре от вашего суточного присутствия в этой комнате не изменится. А к огню я вас не подпущу.
И, не выслушав ответ медленно багровевшего генерала, скомандовал Замятину:
— В распоряжение Джафарова, он покажет участок.
Через полсуток после приезда Замятина огонь вроде бы удалось стабилизовать: пристань была чистой, и пламя воевало и ярилось только на воде и далеко в море. Помог ветер, дувший с берега. Объединенная сила воды из шлангов и плотных потоков воздуха потеснила огонь. В этот-то момент относительного успеха Джафаров и Замятин присели у шиферного домика на короткий перекур.
Услышав, что ветер переменился, Замятин сразу понял размер опасности: тонны горящей нефти, мазута, газолина двинутся вдоль берега, поджигая новые незащищенные участки, проникая в обводные каналы, под настилы, мостики, прибрежные постройки. С переменой ветра огонь выходил на оперативный простор и, как предсказывал своему другу Замятин, начинал угрожать заводу и городу.
Предсказание сбылось, но кому, когда и где было легче от сбывшихся предсказаний? Особенно негативных… Особенно во время пожара.
Петр Федорович подъехал к горящему складу с кислородными баллонами в миг наибольшей растерянности команды. Огонь пришел сюда неожиданно, застав дежуривших здесь сторожей врасплох. Казалось, были приняты все меры предосторожности: несколько тысяч мешков с битумом укрыты асбестовыми одеялами, склад огорожен листами с шифером, все горючее в бочках вывезли с территории, не оставив там ни клочка промасленной тряпки или бумажки. Чисто было и тихо в этом месте и до главного очага пожара не менее полукилометра. Расстояние считалось безопасным, а защита надежной.
И все же не уберегли хозяева добро от огня. Через крышку канализационного колодца рванулось пламя. Как туда проник пожар? Возможно, где-то лопнули газовые трубы и освободившийся газ пошел гулять по путаной системе подземных ходов, скапливаясь в ловушках, заползая в брошенные ответвления и позабытые тупики. Кто знает? А может, все было по-другому. Так или иначе, мощный газовый выброс случился на территории склада. Запылал сарай с баллонами кислорода, загорелся битум под асбестом, пламя подобралось к баллонам пропана, хранившимся под жестяным навесом. Баллоны рвались по одному и группами — в небо летели куски железа, доски, щебень.
— Во дает! — восхитился молодой пожарный, стоявший рядом с Замятиным. Тот мельком глянул на круглое лицо парня. «Дурачок, чему радуется». Но ничего не сказал: припомнил, что и сам по молодости радовался своим первым пожарам. Огонь возбуждает неразумную молодую силу.
Петр Федорович сразу отметил оплошку работавшей здесь местной команды. Пожарные безуспешно гасили главный очаг, очень мощный и неустойчивый, вместо того, чтобы разбить двор склада на участки, изолировав пламя водными коридорами, пропитанными влагой и пеной, полосками почвы, а потом уже добивать и теснить разгулявшийся огонь.
Склад с баллонами трещал и взрывался, как новогодние бенгальские свечи, — высоко над землей искры рассыпались сухими радужными фонтанами. Робея, молодые пожарные отступали, и слабеющие струи воды из стволов уже не достигали центра огня, касались лишь окраин очага, не причиняя бушующему пламени заметного ущерба.
Петр Федорович тотчас смекнул тактику работы.
— Беритесь! — скомандовал он трем молодым пожарным, показывая на тяжелый лафетный ствол. Молодежь, топорщась костюмами, приникла к этому устройству, недоуменно поглядывая на Замятина.
— Перебросьте лафетик к левой стене склада и бейте прямой наводкой по крыше.
Расчет Замятина был точным. Удивляло, что до него не додумались раньше. Впрочем, пожар развивается во времени, растет, а потому меняется и способ борьбы с ним. То, что увидел Замятин сейчас, в прошлом могло и не существовать — не было такой ситуации.
Мысль была простой и очевидной. У горящего склада только одна стена каменная, толстая, сложенная в два белых, осыпанных цементной пудрой ряда кирпича. Она была естественным и надежным прикрытием от осколков и вылетающих из склада баллонов. Даже мощный взрыв вряд ли смог бы ее порушить. Под стеной образовалась мертвая зона, куда не достигало тепло пожара, где не падали горящие обломки.
