Ростислав Ищенко - Украина в глобальной политике
Заканчивая главу, хочу обратить внимание читателя на то, что политика не детерминирована. Неудачная попытка цветного переворота в 2000–2001 годах свидетельствует о том, что все зависит от адекватности властей страны, их готовности исполнять свой долг и защищать Конституцию. В ходе переворота 2013–2014 годов украинская власть точно так же капитулировала, как капитулировала в 2004–2005 годах. Сами же кризисы, завершавшиеся переворотами или попытками переворотов, стали возможны в силу стечения объективных внешне– и внутриполитических обстоятельств, а также субъективных подходов к проблеме отдельных украинских и зарубежных политиков.
Все эти проблемы во всем их многообразии и сочетании мы попытаемся рассмотреть в следующих главах.
Глава 2
Причины повышенной восприимчивости Украины к внешним воздействиям
Итак, мы обозначили ряд субъективных факторов, которые, в сочетании с развитием общей геополитической ситуации, определили ход и исход украинского кризиса, начавшегося в 2000 году с первой неудачной попытки цветного переворота и завершившегося в 2014-м третьим по счету и вторым удачным цветным мятежом, в результате которого реальная власть на Украине перешла к неонацистским боевикам (при сохранении номинальной за олигархией), после чего началась гражданская война, а государство распалось. Нарастающая неадекватность украинской власти реальной действительности, ее неспособность трезво оценить меняющуюся геополитическую ситуацию и выработать соответствующую внешнеполитическую концепцию, неумение защищаться самой и защищать своих сторонников – все это были серьезнейшие предпосылки для успешности переворотов. Напомню, что когда в 2000–2001 годах власть проявила минимальную волю к сопротивлению, ей удалось сравнительно быстро и без проблем навести порядок в стране.
Важную роль также играло вмешательство Запада (порой завуалированное, а порой открытое) на стороне мятежников. Частично причины и приводные ремни этого вмешательства были рассмотрены в первой главе, но более подробно и системно мы разберем их в следующих разделах. Отметим только, что эффективное противодействие внешнему вмешательству во внутренние дела страны также является функцией власти, и руководство Украины имело куда больше возможностей для такого противостояния, чем, например, руководство Белоруссии или Казахстана. Более того, на старте Украина обладала наилучшими среди постсоветских стран позициями для защиты национальных интересов. Следовательно, постепенная утрата возможностей проведения суверенной политики, а затем и полная капитуляция перед Западом также на совести украинской правящей элиты, бездарно разбазарившей все возможности – как свои, так и страны в целом.
Однако элита формируется, выдвигается и наделяется властью обществом. И раз украинское общество долгие годы и десятилетия формировало свои властные структуры, следуя принципу негативного отбора, когда каждый следующий президент, министр, депутат, государственный чиновник оказывался хуже своего предшественника, это должно было иметь какую-то причину, какое-то логичное, непротиворечивое объяснение. Ведь даже после последнего переворота 2014 года, проходившего под антиолигархическими лозунгами и вплотную приблизившегося к состоянию антиолигархической революции, украинское общество допустило сохранение власти в руках олигархов – и те, кого привел к власти переворот, оказались много хуже (более коррумпированными, менее профессиональными) тех, кого переворот от власти убрал. Причем произошло это в условиях, когда государственные силовые структуры были дискредитированы, разложены и парализованы, на руках у населения оказались десятки тысяч единиц оружия, а введенная практика утверждения министров на майдане, казалось, давала возможность восставшим полностью сформировать органы управления из своих доверенных представителей. Тем не менее ничего подобного не было достигнуто. Даже после досрочных выборов президента и Верховной рады, после массового изгнания с должностей чиновников (зачастую виновных только в том, что они, в полном соответствии с европейскими нормами и традициями, находились на государственной службе при всех властях) реальная власть осталась в руках у олигархов и их ставленников. В том, что это устраивает Запад, никто не сомневается – ему значительно удобнее работать с компрадорским олигархатом, чем с более-менее народным представительством. Но ведь это устраивает и украинское общество. Иначе постпереворотная власть в Киеве просто бы не удержалась.
Мне представляется, что корень проблемы следует искать в начальном этапе формирования современной украинской государственности. Напомню, что в 1991 году на Украине прошли два референдума: 17 марта – о сохранении СССР и 1 декабря – о поддержке Декларации независимости Украины. На первом 90,02 % избирателей Украины поддержали сохранение Советского Союза (в среднем по СССР этот показатель равнялся 77,85 %). На втором 90,32 % (практически такое же количество) высказались за независимость. Впечатляющее изменение общественного мнения всего за восемь с половиной месяцев. Украинская политическая мифология объясняет такую смену настроений тем, что в августе, мол, в СССР состоялась попытка государственного переворота, известная как ГКЧП, и это побудило граждан Украины отгородиться границей от опасности коммунистического реванша.
Это неправда. Когда избиратели Украины в марте 1991 года высказывались в поддержку СССР, у власти в стране находилась КПСС, а Советский Союз не собирался отступать от социалистического строительства. Декларировалось исключительно стремление к большей внешнеполитической открытости, внутриполитической демократизации, а также к модернизации экономики. То есть население Украины явно не боялось коммунистического реванша. Когда же в декабре те же самые избиратели высказались за независимость Украины, ГКЧП давно канул в Лету, КПСС явно теряла власть, а демократия в СССР расцвела настолько, что с центральными союзными органами уже мало кто считался. Так что бояться опять-таки было нечего. Более того, если в Москве (на республиканском уровне РСФСР) сторонники демонтажа социализма явно побеждали, то на Украине власть, несмотря на запрет Коммунистической партии 30 августа 1991 года, чувствовала себя уверенно. В частности, об этом свидетельствует и тот факт, что на президентских выборах 1 декабря 1991 года (проходивших в один день с референдумом о независимости) победил бывший главный идеолог запрещенной КПУ, до сентября 1991 года второй секретарь ЦК КПУ, а после, вплоть до избрания президентом, – Председатель Верховного Совета Украины, выдвинутый на этот пост коммунистическим большинством, Леонид Кравчук. При этом следует отметить, что Леонид Макарович пользовался в парламенте поддержкой так называемой группы 239 – консервативно-коммунистического большинства, крайне настороженно, чтобы не сказать негативно, настроенного по отношению к горбачевской перестройке.
Согласитесь, как-то странно голосовать за независимость, чтобы избежать коммунистического реванша, и тут же избирать президентом консервативного коммуниста. В критические августовские дни ГКЧП Кравчук отметился тем, что в обращении к народу от имени Верховного Совета УССР ни словом не обмолвился о попытке переворота в Москве, а призвал народ Украины сосредоточиться на уборке урожая. Ситуация в Киеве настолько контролировалась советскими и партийными органами, что представители ГКЧП даже посчитали излишним вводить в город войска.
Агитация за голосование в пользу независимости на референдуме 1 декабря велась теми же советскими и партийными органами, теми же коммунистами, которые только что сами же запретили свою партию. Забавный момент заключался в том, что запретить деятельность КПСС украинский парламент не мог, поэтому Верховный Совет запретил КПУ, которая в поддержке ГКЧП замечена не была – иначе трудно объяснить сохранение всех ее членов на руководящих политических должностях.
В ходе агитации населению объясняли, что украинская независимость не против Союза – просто, опираясь на итоги референдума, республиканские власти смогут, мол, лучше отстаивать украинские интересы при реформировании СССР (новоогаревский процесс, предполагавший преобразование СССР в Союз Суверенных Государств (ССГ), был прерван, но не отменен ГКЧП). По версии украинских властей, референдум о независимости был нужен исключительно для того, чтобы в новом союзном государстве республиканские власти обладали большей хозяйственной самостоятельностью («чтобы в Москве не решали, чего и сколько сеять в Херсонской области») и в результате чтобы больше произведенной на Украине продукции оставалось для внутреннего потребления, а остальное обменивалось бы по более «справедливым» ценам. Не искушенному в политической экономии населению такой подход казался совершенно логичным. Мало кто тогда обратил внимание на то, что первое министерское назначение независимой Украины произошло задолго до декабрьского референдума и не имело никакого отношения к хозяйственной самостоятельности – 3 сентября 1991 года первым министром обороны Украины (вопреки действовавшей союзной Конституции) был назначен командующий воздушной армией, член военного совета Киевского военного округа генерал-майор Константин Морозов, очень скоро ставший в независимой Украине генерал-полковником. Его основной задачей стал перехват руководства расположенной на территории Украины миллионной группировкой советских войск. Вряд ли кто-то рассчитывал, что многонациональная армия в случае чего будет защищать независимость. Просто надо было дезорганизовать управление, чтобы не позволить в случае чего использовать ее против киевских сепаратистов.
