Александр Бондаренко - Горькое лето 1941 года
– Вы считаете, это было реально?
– Вполне! К тому же Сталин был уверен, что французы и англичане провоюют по меньшей мере два года – по опыту Первой мировой. Он не думал, что их так мгновенно расколошматят, что англичане бросят даже каски и будут удирать из Дюнкерка, что Петен поспешит войти в тот же вагон, где подписывался мир в 1918 году, чтобы смиренно подписать капитуляцию… Такое ему в голову не приходило! Не думал он, что они настолько слабы! Англия и Франция казались ему мощными в военном отношении странами.
– Тем временем СССР продолжал подготовку к войне по всем направлениям…
– Да, уже через пять дней после подписания Пакта о ненападении нарком ВМФ Кузнецов подает в Совнарком записку о необходимости высадить на Шпицбергене летчиков и моряков, создать там базы. Если мы этого не сделаем, то это сделают немцы, отрежут нам путь на Запад, к нашим – дальше следует смешное слово – «нейтралам». Война еще не началась, нельзя было говорить ни о союзниках, ни о противниках.
– Но этого ведь не сделали – не высадились на Шпицберген. По какой причине?
– К сожалению, документ попал на исполнение к Микояну, который ничего не понимал ни в военных, ни в морских делах и гарантировал, что шахты «Арктикугля» на Шпицбергене будут продолжать работу. Он решил, что только это и требуется. Через год, в 1940-м, опять же в августе, Наркомат иностранных дел подает наверх ту же записку: необходимо занять Шпицберген…
– Но уже было поздно: Норвегию оккупировала Германия.
– Да, наша высадка на Шпицбергене означала бы начало войны. Вот вам и вся «агрессивная политика» СССР в 1940 году!
– Кстати, после 22 июня идея высадки на норвежской территории полностью отпала?
– Нет, мы неоднократно заявляли о желании это сделать: Молотов и Сталин настаивали на этом во время переговоров с Иденом и Черчиллем, предлагали высадиться в районе Петсамо – Киркинесс, но англичане не захотели.
– Ладно, оставим союзников. Давно и много говорят о том, что после нападения Германии на Советский Союз Сталин якобы растерялся…
– …и впал в прострацию? Это не так. Просто человек, который ощущал свою ответственность за подготовку страны к обороне, который делал все, чтобы отодвинуть войну, но не смог это сделать по объективным причинам, оказался в подавленном моральном состоянии. Все разговоры о том, что когда к нему приехали Молотов, Берия, Маленков и Микоян, то Микоян якобы прочитал в глазах Сталина страх: а не арестуют ли? Сущая чепуха, чистый вымысел!
– Но ведь Микоян примерно так написал? Почему?
– Это за него придумали! В 1972 году я с ним готовил для АПН (Агентства печати Новости. – Ред.) материал, который впоследствии стал главой воспоминаний Анастаса Ивановича, и по личной практике знаю, что сам он ничего никогда не писал. Не умел, не дано было! Он был талантливым государственным деятелем, но написать даже одну страницу не мог! Он предлагал другим, если речь шла о воспоминаниях, сделать подоснову, а сам, прочитав, вносил какие-то живые моменты…
– Вы с ним о начале войны не говорили?
– Говорил! Он рассказывал о начале войны, о ГКО, но ни слова – о том самом страхе Сталина. Это появилось гораздо позже, может быть, уже и после смерти Анастаса Ивановича.
– Как вы относитесь к расхожему утверждению о том, что Сталин не верил сообщениям разведки?
– Это опять же ложь – по незнанию или сознательно! Дело в том, что руководители нашей разведки – и военной, и НКВД – после начала Второй мировой войны стали очень опасаться за свою карьеру. И вместо того, чтобы, как это и положено, получив все донесения, анализировать их, выявлять, какие сведения ошибочны, какие – нет, делать какие-то выводы и рекомендации, и именно их представить наверх, в том числе Сталину, они заваливали его первозданной информацией из Европы. А информация была противоречивой. Одни утверждали, что война будет, другие – что нет.
– Есть точка зрения, что это не разведка все давала, а Кремль требовал всю получаемую информацию…
– Аналитические службы ведь были – они задним числом пытаются сейчас себя обелить!
– Все же, на чем основывалась точка зрения, что Германия не нападет на СССР в ближайшее время?
– «Битва за Британию», пожар в Лондоне, полыхавший почти всю зиму 1940–1941 года… Черчилль, став премьером, понял, что Англии не устоять даже при поддержке Штатов. Он знал, что война между Германией и СССР неминуема, и поспешил ее ускорить. Он предпринял весьма хитрую акцию, которая давным-давно описана в английских книгах… Черчилль попросил свою разведку подготовить от его имени письмо Гитлеру, в котором он якобы выражал готовность начать переговоры о заключении мира. Условием таких переговоров было нападение Гитлера на СССР. Отсюда и полет Гесса в мае 1941 года, суть которого англичане до сих пор отказываются раскрыть – ни одного документа в связи с этим не опубликовано.
– По распоряжению Маргарет Тэтчер срок секретности этих документов продлен до 2017 года…
– А ведь Гесс полетел в Англию, чтобы вести эти переговоры уже за конкретным столом – все обговорить, подготовить тексты. Наша разведка получила сообщение о переговорах Черчилля с Гитлером. Как должны были в Кремле расценивать это? Как должны были после этого относиться к сообщению Черчилля о том, что немцы вот-вот нападут на нас?
– Получилось, что Черчилль переиграл и Сталина и Гитлера?
– Конечно. Для него главным было спасти Великобританию.
– Впрочем, это в традициях английской политики… Вспомним 1812 год, когда нападение на Россию маскировалось «Булонским лагерем».
– Вот видите! А вы хотите, чтобы Сталин точно отгадал, какое сообщение верное, а какое – ложное? Добавьте сюда еще и то, что записал Геббельс в своих дневниках за 1941-й год: Германия тоже вела свою игру дезинформации, пыталась внушить нам, что не нападет. Поэтому в данном случае я бы винил не Сталина, а руководство нашей разведки, которое отказывалось анализировать и выдавать точные прогнозы.
– Насколько известно, наши отношения с будущими союзниками основательно испортились в результате финской кампании. Англичане даже хотели помочь финнам, принять участие в боевых действиях.
– У нас всегда почему-то многого не договаривают, рассматривают только какой-то один аспект проблемы. Дело в том, что Германия получала железную руду из Швеции, с севера, где колоссальные месторождения. Англичане – почитайте воспоминания Черчилля – стремились захватить эти железные рудники.
– Будем считать – из благих побуждений, чтоб немцам не отдавать!
– Ну да. Но как ни с того ни с сего кинуться на нейтральные Швецию и Норвегию? Тогда был придуман предлог для вторжения. Якобы – помощь финнам. Доказывается это тем, что и после того, как в марте 1940 года финны подписали перемирие, англичане продолжали подготовку к высадке в Нарвике, но опоздали ровно на три дня. Если бы не немцы, которые кинулись в Норвегию и Данию в мае 1940-го, англичане были бы в том же Нарвике – уже не под предлогом помощи несчастной Финляндии.
– То есть все сочувствие Финляндии не более, чем повод?
– Посмотрите воспоминания Черчилля – он писал, что Россия права в своих требованиях отодвинуть границу от Ленинграда. Сегодня забыли, что граница тогда проходила в Сестрорецке и Белоострове, что масса островов в «Маркизовой луже» были финскими, так что финны элементарно могли обстреливать со своей территории центр Ленинграда. Кто виноват, что в декабре 1917 года мы согласились признать независимость Финляндии в ее административных границах эпохи Российской империи? То есть совершили в первый раз ту же ошибку, которая была повторена в 1991 году, когда чисто административные границы позволили разрывать Советский Союз на куски!
– История учит только тому, что она ничему не учит. Особенно – наша. Возвратимся к 1941 году. Итак, войну ждали?
– Конечно. Чувствуя ее приближение, Политбюро вечером 21 июня, еще до первых выстрелов и бомб, подготовило две директивы для нашей армии. Когда же началась война, пришлось обдумывать, как руководить страной в этих условиях.
– Юрий Николаевич, по Вашему мнению, в чем основные причины первых наших неудач?
– Не удивляйтесь, но главное, на мой взгляд, то, что мы не имели нужных средств связи. В 1941 году немцы пользовались радиотелефоном! Говорят, что они все были вооружены автоматами – нет, большая часть немецких солдат, как и наших, шла с винтовками. Но немцы имели радиотелефоны! А у нас связист катушку тянет, провод перебивают, он под огнем связь восстанавливает… В результате командование армии не знало, что делается в дивизиях, в дивизиях не знали, что происходит в полках, батальонах, ротах. Поэтому кто-то стойко оборонялся, не зная, что рядом пусто, что на фланге обнаженный участок, что немцы его уже прошли, оказались в тылу. Вот главная причина первых наших неудач!
