Aлексей Буяков - Отряд Асано. Русские эмигранты в вооруженных формированиях Маньчжоу-го (1938–1945)
Агеев К. П. ГАХК
Константин Петрович Агеев родился в 1910 году в Бугуруслане, в 1919 году был вывезен родителями в Маньчжурию, где семья жила сначала на станции Вэйшахэ, позднее – на станции Ханьдаохэцзы. Окончив высшее начальное училище в 1926 году, Константин стал работать учеником лесопромышленного предприятия Кудрявцева, а в дальнейшем, освоив профессию телеграфиста, – телеграфным служащим на станциях Вэйшахэ и Санчахэ. В 1930 году Агеев уехал в Шанхай, где, как и многие другие молодые люди из Харбина, не имея достаточного знания английского языка, служил в Русском полку Шанхайского волонтерского корпуса.[60] Не прижившись в Шанхае с его тяжелым климатом и совершенно иным ритмом жизни, он в 1934 году возвратился в Маньчжурию, работал старшим кондуктором, начальником телефонного поста, полицейским железнодорожной полиции на восточной линии. Окончил военно-инструкторскую школу при КИАФ по классу артиллерии (1935). В 1936 году Агеев вступил в ряды фашистской партии и вскоре занял должность помощника начальника Учебного отдела ВФП, в 1937 году являлся начальником роты, командиром штурмового взвода Учебного отряда партии. В следующем году Константин, вероятно, по направлению руководства фашистской партии, выехал на станцию Ханьдаохэцзы, где поступил в местный полицейский отряд на должность надзирателя. Через некоторое время был направлен в ВПУ, после окончания которого по предложению руководства остался в училище на должности младшего курсового офицера.[61]
В программу обучения курсантов Военно-полицейского училища входили уставы внутренней, гарнизонной и дисциплинарной службы, строевая подготовка, тактика пехоты (наступление на открытой и горно-лесной местности, захват огневой точки и др.), связь, войсковая разведка, фортификация (отрывка окопов, пулеметных ячеек, строительство укрепленных точек), топография, подрывное дело, полицейская служба. Кроме того, давались уроки по Закону Божьему и японскому языку.
Помимо непосредственно цели обучения – подготовки квалифицированных кадров для русских отрядов горно-лесной полиции – руководство ВПУ подчеркивало, что в будущей вооруженной борьбе против большевистского режима выпускники училища сыграют важную роль, пополнив ряды младшего комсостава армии освобождения Родины.
Число обучавшихся в училище юнкеров доходило до 50 человек на курсе. Все курсанты были разбиты на три разряда: по первому разряду проходили подготовку командиры взводов, по второму – командиры отделений, по третьему – рядовые полицейские. Парадная форма курсантов ВПУ соответствовала форме юнкеров дореволюционной России и форме курсантов военно-училищных курсов РОВС. Выпускники училища (портупей-юнкера) получали диплом с указанием разряда и среднего балла успеваемости и значок с изображением российского двуглавого орла с перекрещенными винтовками и буквами «ВПУ», расположенными под орлом. За весь период существования (до марта 1941 года) Военно-полицейское училище сделало девять выпусков юнкеров.[62]
Таким образом, можно отметить, что установление с середины 30-х годов полного контроля японцев над русской эмиграцией в Маньчжоу-го привело под их контроль и все военизированные и военно-учебные структуры эмиграции.
Важным направлением в деятельности японцев в Маньчжурии в 1930-е годы, где эмигрантам отводилась особая роль, стала разведывательная и контрразведывательная работа в отношении Советского Союза, одного из главных противников Японии (в том числе и идеологического) на Дальнем Востоке. Так называемый «русский сектор» существовал в структуре японского Генерального штаба и штабов Квантунской и Корейской армий. В начале 30-х годов было сформировано «русское» отделение в разведуправлении японского Генштаба, а в преддверие широкомасштабной войны против Китая – 5-й (русский) отдел 2-го (разведывательного) управления Генштаба. Что лишний раз показывало рост значимости в японских планах советского направления.
Основную роль в сборе сведений о военном и экономическом потенциале СССР, структуре, размещении и вооружении РККА, подготовке кадров разведчиков и диверсантов и их заброске за границу играла на территории Маньчжурии Японская военная миссия. Миссия была непосредственно подчинена 2-му отделу управления Генштаба и вела свою оперативную работу в тесном контакте со 2-м отделом штаба Квантунской армии. Главная Военная миссии находилась в Харбине, подчиненные ей миссии располагались вдоль границы с Советским Союзом от станции Маньчжурия до станции Пограничная. После реорганизации ЯВМ в 1940 году она перешла под руководство Информационно-разведывательного управления штаба Квантунской армии, а численность миссий в Маньчжоу-го выросла до тридцати.[63]
Харбинская Военная миссия имела шесть отделов. Особо массово русские сотрудники (70–80 человек) были представлены во 2-м (разведывательном) отделе. Отдел делился на военную и гражданскую части, которые занимались изучением организации, размещения, вооружения и др. вопросами деятельности РККА, а также экономического, военно-промышленного потенциала, транспорта, политико-административного устройства Советского Союза. Источниками для сбора данных служила советская пресса (включая армейские малотиражки), специальная литература, издаваемая в СССР, записи советских радиопередач и свидетельства перебежчиков. Первые русские сотрудники, прежде всего кадровые офицеры, были привлечены к работе во 2-м отделе Харбинской ЯВМ, вероятно, в 1936 году. Возглавил группу русских сотрудников переведенный в Военную миссию из Бюро эмигрантов полковник Смирнов.[64]
Эмигрантские организации, осуществлявшие разведывательно-диверсионную деятельность на советской территории, постепенно были поставлены под контроль ЯВМ. С середины 30-х годов подобного рода работа проводилась только с ведома Военной миссии.[65]
Глава Харбинской Военной миссии в начале 1930-х годов полковник Комацубара Мититаро[66] был весьма лестного мнения о белоэмигрантах, сообщая в одном из своих докладов, что «они готовы на любые материальные жертвы и принимаются с радостью за любые опасные предприятия для того, чтобы уничтожить коммунизм. С риском для собственной жизни и не жалея энергии, они с большим рвением берутся за шпионскую работу против СССР».[67] При непосредственном участии сотрудников ЯВМ члены БРП, Военно-монархического союза, ВФП забрасывались с разведывательно-диверсионными заданиями на советскую территорию. Никакой специальной долгосрочной подготовки эти люди не проходили. Для одноразовых разведывательных заданий использовались жители приграничных поселков, сотрудники горно-лесной полиции.
Результативность работы сотрудничавших с японской разведкой эмигрантских антибольшевистских организаций была невысока. Советская разведка, создав еще в 20-е годы широкую агентурную сеть в Маньчжурии, имела подробную информацию о деятельности эмигрантских радикальных организаций, а их закордонная работа нередко направлялась самими чекистами. Самой известной операцией ОГПУ-НКВД против эмигрантских активистов стала длившаяся более десяти лет операция «Маки – Мираж», в ходе которой были ликвидированы около тысячи разного рода японских агентов, белоэмигрантских активистов и нарушителей границы. Другими удачными операциями советских спецслужб явились разработки «Таежные братья», «Амурцы», «Организаторы», «Молодые», «Весна» и др.[68]
Контрразведывательные мероприятия японцев и связанных с ними эмигрантских активистов были несколько более результативными. В то же время не отличавшиеся особой тонкостью методы контрразведки, особенно в приграничных районах железнодорожной зоны, где, стоит заметить, находилось большое количество советских агентов, вызывали, с одной стороны, страх у русского населения, с другой – недовольство. Например, часто используемым методом контрразведки являлись аресты больших групп людей, якобы подозревавшихся в связях с советской стороной, и применение к ним пыток в ходе дознания. Так, в 1934–1935 годах японской жандармерией и русским погранично-полицейским отрядом под руководством Шепунова в ходе расследования убийства японского агента ЯВМ на станции Пограничная было арестовано более ста человек. Среди этих в основном невинных людей оказалось 17 настоящих советских агентов. После этого советская сторона, опасаясь дальнейших арестов, была вынуждена отозвать из этого района Маньчжурии еще 21 агента, что в целом ослабило здесь позиции советских спецслужб.[69]
Тем не менее сложившееся в разведывательной работе положение дел не удовлетворяло японцев. В связи с чем весной 1937 года была предпринята первая попытка организации специальных школ для подготовки агентов для закордонной работы. Одна школа создавалась из членов фашистской партии Родзаевского, другая из монархистов, руководимых Шепуновым. Конкуренция между Родзаевским и Шепуновым оставалась по-прежнему острой, и работать вместе они не хотели. В состав преподавателей разведшкол входили не только русские, но и японцы, сотрудники ЯВМ.
