Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 3
Председатель. — Это были ялтинские торжества?
Щеголев. — Полтавские?
Герасимов. — Вероятно, это было в конце августа. В конце концов Долгов так и не поехал. Распорядились послать Долгова чуть ли не в конце августа, или в начале сентября, или даже, если память мне не изменяет, в начале октября. С тем, что Долгов поедет туда специально для Петрова, при чем он должен получить назначение в заграничной агентуре. В качестве инспектора передачи, туда поехал Красильников, а также Виссарионов. Вся эта компания выехала, насколько помнится, в первых числах октября месяца, т.-е. во всяком случае не раньше, чем через месяц после всего того, о чем я рассказал. В конце концов, не знаю, что там было. Красильников там водворился, а о Петрове я никакого сведения не имел. Я спрашивал Карпова: «Ну что же, ваш Петров не провалился? Я боюсь, судя по письмам. — Нет ничего», говорит. Раза два-три так было. Потом как-то случайно Курлов спросил: «А что Петров не провалился?» Но вообще они были настолько осторожны и конспиративны относительно меня, что не хотели даже говорить, в таком смысле «ничего». Ну, раз не хотят говорить, стало быть не желают, чтобы я какое-нибудь участие принимал. В конце ноября месяца того же года, ко мне пришел чиновник Доброскок и принес записку от Петрова. В этой записке Петров умолял меня повидаться с ним, ибо положение его тяжелое: написал, что он согласен на свидание, где, когда и при каких условиях мне угодно. Я спросил Доброскока, давно ли он приехал. Говорит: «недели три. Требует вас, просит свидания и т. д. Что с ним, я не знаю». Я говорю, что на свидание с ним не пойду, потому что не имею права. К сожалению, я являюсь его крестным отцом в этом отношении, если позволите, так выразиться. Я говорю: «Пожалуйста, передайте ему, что нигде и ни при каких условиях я с ним видеться не могу, ибо этого даже не желает и начальство». Затем я по телефону позвонил Карпову, сказал, что ко мне пришло письмо через Доброскока, в котором Петров просит меня о свидании, сообщил то, что я ответил. Карпов говорит, что он просит давно, но П. Г. Курлов говорит: «Не позволяю, ни в каком случае не позволю». — «Тем более», говорю. — «Передайте Петрову от меня, что я с ним видеться не могу». Через несколько дней после этого совершается взрыв, а затем не знаю, что там происходит, так как я через неделю получаю предписание экстренно отправиться в Иркутск для ревизии. За то время, что я был в отъезде, это продолжалось дней 14–18–20, тут произошел и суд, и что угодно. Это после взрыва. Когда я возвратился, то оказалось…
Председатель. — Что его уже повесили?
Герасимов. — Оказалось, что Петров вел разговоры с Карповым. Карпов был недалекий человек, — очевидно, соглашался с Петровым, и люди, которые руководили, тоже недалекие были. Он говорил, что существуют две партии.
Председатель. — Кто говорил?
Герасимов. — Петров. Он говорил им, и они верили, что Виссарионов, Курлов и Карпов, это первая партия. Эти борются чистыми средствами. А вторая партия, — я и Столыпин, — борются нечистыми средствами. Я, будто бы, просил его, Петрова… Это все проверить можно, целое дознание по этому поводу. Он говорил, что нужно узнать мои, так сказать, направления или убеждения. Он говорил: «Если хотите, вы сами в этом можете убедиться».
Председатель. — Кто говорил?
Герасимов. — Петров Карпову говорил: «Вы можете убедиться. Мы наймем дом, комнату, сделаем, если прикажете, чтобы пришел сюда генерал. Я буду с ним говорить».
Председатель. — Какой генерал?
Герасимов. — Я. «Я буду с ним говорить», т.-е. — он Петров со мною, — «а в другой комнате вы будете слушать, что я буду говорить, и он будет отвечать мне. Тогда вы поймете, какими средствами он борется». Карпов передал это Курлову. В это время Курлов был в Москве, иначе я не знаю, может быть, меня и на свете уже не было бы, потому что Курлов мог приказать мне через Столыпина, чтобы я пошел, и я пошел бы, если бы Столыпин приказал. Карпов вместе с Петровым наняли этот дом. Заложили там мины. Но Карпов об этом не знал. Несчастный случай все открыл. Когда Карпов приехал справлять новоселье (тут же поместили они в качестве сторожа агента охранного отделения), он говорит филеру: «Что же такая грязная скатерть, нужно скорее чистую скатерть постлать». Петров испугался поднять скатерть, — это значило бы все открыть — он тогда увидел бы проволоку, соединенную с динамитом. Петров говорит: «Не надо, я сам все сделаю». Побежал, проволоку соединил, и Карпов погиб.
Председатель. — Откуда вы знаете, что Петров говорил Карпову?
Герасимов. — Из разговоров. Частью Курлов говорил, частью Виссарионов и Доброскок, но мне лично об этом никто ничего не говорил.
Председатель. — Скажите, вы твердо нам сказали даты, вы не спутали, что ушли в апреле 1909 года?
Герасимов. — В апреле 1909 года. Это можно по приказам официальным проверить. В конце сентября был высочайший приказ.
Щеголев. — Скажите пожалуйста, вы говорили ранее, что имели личное свидание с Петровым. Где же? — В Петербурге и Саратове?
Герасимов. — Нет, нет, только в Петербурге. В Саратове я совершенно не был.
Щеголев. — В Петербурге? Где же?
Герасимов. — Квартира была на Пантелеймоновской улице. Я не знаю, это наверное конспиративная квартира была.
Щеголев. — Скажите пожалуйста, вы здесь на Пантелеймоновской улице один раз с Петровым виделись или два раза?
Герасимов. — Всего виделся с ним, когда он приехал из Саратова, раза три не более. Туда же приходил Долгов.
Щеголев. — В ресторанах вы с ним не встречались?
Герасимов. — Боже сохрани! Он написал брошюру, в которой он это говорил. Но я ни с одним сотрудником в ресторанах не бывал.
Щеголев. — А что же говорил о Петрове Доброскок? Он вам передал записку от него. Что он при этом говорил от имени Петрова?
Герасимов. — Что Петров просит видеться со мной, а по какому поводу — ничего не говорил.
Иванов. — Когда Петров был в Саратове и когда вы и другие заинтересовались им как лицом нужным?
Герасимов. — Я им не интересовался.
Иванов. — Кто сообщил о том, что он может быть полезным?
Герасимов. — Это сообщил департамент полиции.
Иванов. — Словом, вам сообщили о том, что Петров может дать некоторые сведения, вообще может быть полезным, как вы говорили, «в боевом деле». Он тогда затруднен был в выезде оттуда, или нет? Не было ли переписки о том, как бы устроить, чтобы он мог уехать оттуда?
Герасимов. — Откуда?
Иванов. — Из Саратова в Петербург. Была такая переписка или нет?
Герасимов. — Семигановский оказал содействие.
Иванов. — К каторжным работам не был приговорен тогда Петров?
Герасимов. — Не знаю.
Иванов. — Вы этого не знаете?
Герасимов. — Нет.
Иванов. — Не знаете ни о какой переписке относительно необходимости его освобождения? Откуда он в Саратов приехал? Что он в Саратове делал?
Герасимов. — Он приехал с организацией.
Иванов. — С организацией?
Герасимов. — С организацией, которую ликвидировали. Я не знаю.
Иванов. — Может быть, мы о разных личностях говорим. Под какой фамилией Петров был у вас. Не назывался ли он Филатовым?
Герасимов. — Не знаю, не помню.
Председатель. — Вопрос заключается вот в чем: постарайтесь припомнить, не ездили ли вы сами в Саратов?
Герасимов. — Нет.
Председатель. — Другой вопрос. Не известно ли вам, что Петров к этому времени был уже человеком, осужденным в каторжные работы?
Герасимов. — Нет я даже не знал, кто такой Петров.
Председатель. — Как же вы не знали! Раз вам, как человеку опытному в своей области, дается поручение.
Герасимов. — Точно так. Войти с ним в соглашение.
Председатель. — Для того, чтобы исполнить это поручение, разве вы не должны были ориентироваться относительно личности данного человека?
Герасимов. — Я думаю, в показании он сам сказал, осужден он или нет. В показании наверное все сказано, — хотя бы даже я и не знал. Я теперь не припомню. Если, действительно, он был до Саратова осужден в каторгу, то, несомненно, он написал об этом, потому что он все писал и всем эти показания показывал. Это не было секретом ни для Столыпина, ни для Трусевича.
Председатель. — Его Виссарионов не допрашивал?