Адольф Эрман - Государство, армия и общество Древнего Египта
Мы уже видели, что вместе с товарами, произведенными в северных странах, в Египет попадали их иностранные имена; и, как бывает во всех случаях, когда более молодая цивилизация берет верх над более старой, из семитских языков было без какой-либо разумной причины заимствовано еще много других слов. Писец назывался тупар, дом – бпайте, бассейн – баркате, море – йум, а река – нехер; «говорить» переводили словом анне (арабское ранма), «избегать» – словом сауабаба, «отдыхать» – словом шарам, а «продовольствие» – словом шармате, а это показывает, что в то время египетский язык был сильно укреплен семитскими словами, как тысячу лет спустя – греческими. С другой стороны, мы не можем отрицать, что в те давние времена этими иностранными словами щеголяли в своей речи в основном люди из образованных слоев общества: стихи и письма писцов переполнены иностранными словами, но в фольклоре они встречаются редко; да и в коптском языке, произошедшем от языка низших классов, такие слова представлены в сравнительно малом количестве.
Влияние, которое египетская цивилизация при Новом царстве испытывала со стороны цивилизаций этих северных народов, хорошо заметно и в том, как египтяне делали заимствования в области религии: они включили в свой официальный религиозный культ сирийских божеств – Баала (Ваала), Астарту, Анат.
«Семитизация», если можно так выразиться, египетского царства вряд ли зашла бы так далеко, если бы после конца правления XVIII династии в Египте не поселилось много северных варваров. Правда, их появление в Египте началось прежде всего с привода рабов, частично захваченных во время военных походов фараонов, частично приобретенных благодаря торговле. Рабы из Хару, Ханаана, Карки и других мест часто упоминаются в эпоху Нового царства, и, как мы уже видели в VI главе, многие из этих рабов достигли весьма почетного положения. Разумеется, в таких случаях они предпочитали сделаться египтянами и превращались в египтян так успешно, что, видимо, уже во втором поколении все следы чужеземного происхождения часто исчезали.
Сириец в костюме конца правления VIII династии. В окраске слоев одежды чередуются синий и красный цвета, то же и в вышивке, а рукава желтые (согласно L. D., iii. 116)
Кто бы, например, мог предположить, что Мери-Ра («любимый Ра»), оруженосец Тутмоса III, и его брат, жрец Усер-Мин («Мин силен»), были сыновьями варвара, судьи Па-Эмеру (аморита), и его жены Каруны?[386] Более того, эти два сирийца были воспитаны при дворе этого царя, поскольку Мери-Ра рассказывает, что был «в почете» уже «с самого рождения».
С другой стороны, мы не можем не заметить, что народ фараонов, несмотря на все это, считал себя несколько выше своих северных соседей: например, мы обнаруживаем, что в своем искусстве египтяне всегда изображали варваров в полукомическом виде. В манере, в которой египтяне изображают сирийцев, несущих дань, заметны черты карикатуры: короткие пухлые фигуры, крючковатые носы и остроконечные бороды[387]; одежда сирийцев показана тоже с таким расчетом, чтобы она сильно контрастировала с просторными белыми одеждами египтян. Узкие, богато украшенные вышивкой пурпурные одежды, в которых чередуются синие и красные слои, желтые нижние одежды с узкими рукавами и узкие штаны явно не восхищали взгляд египтянина[388]. С другой стороны, египтяне явно почти любовались хеттами (хетты, первоначально назывались «несийцы», выходцы из степей и лесостепей Восточной Европы, откуда около 2300–2200 гг. до н. э. пришли в Малую Азию, основав здесь в XVIII в. до н. э. мощное царство; арийский народ, родственный италикам, славянам, кельтам и др. Хеттское царство, в XVI–XIII вв. до н. э. доминировавшее в Передней Азии, в XII в. до н. э. распалось под ударами «народов моря» и новой волны арийских переселенцев с Балкан (таких, как фригийцы). Раскопки, показавшие наяву величие Хеттского царства, прежде всего раскопки столицы хеттов Хаттусаса, происходили в конце XIX–XX вв., поэтому автор книги еще многого не знал. – Ред.) и другими народами, похожими на них самих, – теми, кто носил длинные одежды без украшений и имел безбородые лица[389].
Бегемот сидит на дереве, на которое поднимается по лестнице птица (согласно Leps., Ausw. 23)
Если на какое-то время древняя цивилизация Египта оказалась в определенной культурной зависимости у сирийской цивилизации, мы чувствуем желание спросить, было ли это влияние взаимным и в какой степени. На этот вопрос можно будет с уверенностью ответить лишь после того, как сирийские памятники будут исследованы подробнее, чем они исследованы сейчас. Однако похоже, что многие факты убедительно свидетельствуют о том, что сирийцы получили почти так же много, как дали, и что их нравы и обычаи испытали сильное влияние Египта[390]. Мы можем ожидать, что обнаружим следы этого влияния прежде всего в Палестине, где долгое время власть фараонов была неоспоримой и существовали египетские города с египетскими храмами[391].
Что касается языка, мы обнаруживаем употребление египетских слов – например, слов ящик, лилия, мера, жалкий и т. д.; и эти примеры заимствования слов доказывают, что египтяне все же в какой-то степени господствовали по крайней мере над теми странами, которые были их ближайшими соседями.
Глава XI
ВОЙНЫ
Страбон (I в. до н. э. – I в. н. э.) пишет, что Египет с начала времен был, как правило, мирным, поскольку эта страна не только самодостаточна, но еще и труднодоступна для чужеземцев. С севера она ограничена лишенным гаваней берегом Египетского (Средиземного) моря, с востока и запада – Ливийской пустыней и Аравийскими горами. Кроме того, с оставшейся, южной, стороны ее рубежи населяют троглодиты, блеммии, нубийцы и мегабары (то есть эфиопы, живущие выше Сиены); эти кочевые племена не многочисленны и не воинственны, какими считали их прежние писатели, думавшие так о них потому, что племена эти часто устраивали засады и грабили неосторожных людей. И наконец, эфиопы, живущие южнее до города Мероэ, и не многочисленны, и не едины; они населяют длинную и узкую извилистую долину реки, где существует мало возможностей для войны и имеются лишь скудные средства для существования. О том, что это положение вещей сохраняется и теперь, свидетельствует то, что римляне охраняют [там] страну силами всего трех когорт, и эти когорты даже не имеют полного числа солдат, и все же эфиопы, когда осмеливаются напасть на них, [только] подвергают опасности свою собственную страну. Остальные войска, размещенные в Египте, не имеют, если говорить сравнительно, даже таких сил, однако римляне ни разу не были вынуждены объединять имеющиеся в Египте силы, поскольку ни египтяне, хотя они и очень многочисленны, ни народы, живущие вокруг них, не воинственны.
Царь мышей, стоящий на боевой колеснице, которую везут собаки, осаждает крепость кошек. Пародия на египетские изображения битв (из Туринского сатирического папируса, согласно реставрации Лепсиуса, Auswahl. Pl. 23)
Это краткое описание военного положения Египта, которое Страбон составил на основе своих собственных наблюдений в греко-римскую эпоху, совершенно верно для средневекового и современного Египта: действительно, едва ли можно назвать какой-либо другой народ, который был бы таким невоинственным, как феллахи. Во время восстания они могут на короткий срок одержать победу, но при первом же серьезном отпоре покоряются самым жалким образом. В больших войнах они полностью проявляют лишь одно качество – умение быстро убегать. Всегда и везде, если армия египетского правительства имела какой-либо успех в войне, эта армия в значительной степени состояла из иностранных наемников. В Средние века войны Египта вели курды и турки; Мухаммед-Али (правил в 1805–1849 гг.) и его преемники обязаны своими победами арабским войскам, а в последней войне против Англии те, кто героически противостоял англичанам у Эт-Телль-эль-Кебира, на полпути между Каиром и Исмаилией (сентябрь 1882 г.), были бедуинами, полки же, состоявшие из феллахов, бежали, и это бегство было самым позорным зрелищем во всей современной истории.
Насколько нам известно, египтяне древних времен были героями не больше, чем их современные потомки, и это нисколько не удивляет, потому что природные условия, эффективно препятствовавшие усилению в этом народе воинского духа, одинаковы для любой эпохи. Древний Египет, как и сейчас, был окружен пустынями, а его рубежам угрожали только жалкие негры и кочевые племена, часто упоминаемые девять луков. Эти племена из пустыни, чьи нападения тогда, как и сейчас, представляли собой угон скота и грабеж караванов, были традиционными врагами Египта, и то, что его цари именовали себя «победителями девяти луков», ясно показывает, как мало серьзного сопротивления встречали египтяне на своем пути. Войны с этими бедуинами не могли сделать египетский народ могучим на войне; о гражданских войнах можно сказать то же самое. По сути дела, в странах вокруг Египта не было ничего, что могло бы побудить его народ к их завоеванию, поскольку ни пустыни Нубии, ни засушливая земля Палестины не могли казаться очень привлекательными для тех, кто называл своей плодородную землю долины Нила.
