Илья Эренбург - Летопись мужества
Я показал это письмо Дрие ля Рошелю… В этом письме имеется то, чем мы вправе гордиться: наша глубокая заинтересованность в судьбах всечеловеческой культуры.
Не мы уничтожаем кофейные плантации, и не мы ломаем машины. Не мы меланхолично плюем на то, что «было жизнью». Кто же пойдет отстаивать все, что было лучшего в этом старом мире: и Бальзака, и собор Парижской богоматери, и великую веселость французского народа, — французские литераторы или уральские учителя?
На этот вопрос ответила история. Всем известна постыдная биография Дрие ля Рошеля. Всем известен подвиг советского народа.
Некоторые зарубежные литераторы до сих пор называют нашу победу «чудом». Они не могут понять, как Красная Армия отбила вермахт. Ведь в первое время у немцев было больше и военного опыта и техники. Некоторые иностранцы добавляют: «Притом у немцев было больше культуры». Старое и грустное заблуждение! Среди истопников Майданека и Освенцима имелись библиофилы и нумизматы. Можно сидеть над чудесным микроскопом, изучая жизнь инфузорий, и быть ничтожнее инфузории. Можно получить ученую степень, обзавестись холодильником и пылесосом и остаться дикарем. Культура — это не только техника. Культура и не рента, не готовые формулы, не правила хорошего тона. Культура — беспрерывный процесс творчества, на культуру нельзя жить, культуру нужно созидать. И в росте нового сознания, новых чувств мы оказались впереди других.
Летом 1941 года меня удивил один из первых немецких дневников. Автор, интеллигент, натолкнувшись на сопротивление русских, сразу перешел от восторженных восклицаний к меланхолии в духе романа Ремарка, к горестному «зачем?». Разве спрашивали «зачем?» герои, стоявшие насмерть у Ленинграда, разве спрашивали «зачем?» женщины, старики и дети этого многострадального города?
В годы испытаний ярче всего сказалось величие нашего народа: не розами проверяют крепость сердца — железом. Разгадка нашей победы — в 1941 и 1942 годах. Есть минуты, когда человек один в душевной глубине решает вопрос жизни и смерти. Немцы быстро продвигались вперед. Горели наши города. Дивизии попадали в окружение. Но наши люди не пали духом, не покорились. Сказалось все, что предшествовало испытаниям: рождение нового мира, равное сдвигу геологических пластов, рабфаки и ясли в колхозах, и домны Кузнецка, и Шекспир на сцене глухого поселка, и многомиллионные тиражи книг. Один из умных немцев, генерал Детлинг, в дни германских побед составил записку об отношении русского населения к оккупантам: «Подавляющее большинство не верит в победу немцев. Молодежь обоего пола настроена просоветски и недоверчиво относится к нашей пропаганде. Эти молодые люди с семилетним и выше образованием ставят вопросы, позволяющие судить об их высоком умственном уровне, они читают сохранившуюся советскую литературу». Были учителя и писатели, люди мысли и сердца, четверть века они сеяли, не зная, увидят ли плоды. В 1942 году мир изумился духовной силе России. То было плодами долгих лет. Напомнить ли о том, как радист передавал «огонь на меня», как, вздохнув, полз красноармеец с гранатой под вражеский танк, как девушки молча умирали в застенках гестапо? Напомнить ли о мужестве тыла, рабочих, которые спасали заводы, женщин, которые в полях работали за мужей?
Писали о подвигах, то есть о тех эпизодах, которые останавливали на себе внимание необычностью, потом и подвиги стали будничными, ибо героизм был воздухом — им дышали и его не замечали.
Мы счастливы, что отстояли не только родной дом, но и то солнце, которое светит всем. Мы счастливы, что мы помогли французам освободить Париж, англичанам спасти Лондон. В годы войны мы острее почувствовали то братство, которое вяжет людей труда, всех друзей свободы. Мы знаем, что пережили народы, попавшие в руки фашистов, и наш боец без слов поймет француза или норвежца…
Сейчас не яркий полдень, а рассвет. Слишком много пережила Европа, чтобы отдаться буйной радости, слишком много пустых мест за столом. И все же новый день начинается. Обновления жаждет и Париж, и Милан, и Роттердам, и Афины, и Варшава. Корабль Лютеции отчалил, и все, кто знает историю Франции, верят, что он дойдет до новых берегов.
Мы знали победу, когда она шла в наших боевых порядках, с солдатами отогревалась у костра. Теперь победа среди знамен на парадах. Скоро она войдет в каждый дом, станет ощутимой, теплой, близкой, надрежет хлеб, пригубит вино. И тогда люди почувствуют вкус победы, вкус выстраданного счастья.
От составителя
Хорошо известно, какой популярностью пользовалась публицистика Ильи Эренбурга в дни Великой Отечественной войны. Это его статьи в одном из партизанских соединений специальным приказом запретили раскуривать, это ему посвящали свои «боевые счета» снайперы, это его в одной танковой бригаде зачислили почетным гвардии красноармейцем. «…Его статьи, — вспоминал Сергей Наровчатов, — читались сразу же после сводки Информбюро, а то и раньше, поскольку сводку узнавали еще до «Красной звезды» из дивизионной и армейской печати. Эренбурговские статьи, фельетоны, заметки проглатывались залпом. Возбуждающая сила строк поражала своей мгновенностью и безотказностью. Ненависть к фашистам у солдат была естественна и неостановима, но эренбурговские строки обостряли, нацеливали и давали ей, вместе со всероссийским и всесоветским, всечеловеческое обоснование». Люди военные, как известно, пользуются определениями точными и взвешенными, и когда маршал И. X. Баграмян писал: «Перо Эренбурга воистину было действеннее автомата», — это не комплимент, а деловая оценка боевой мощи публицистики Эренбурга…
Вспоминая о первых месяцах Великой Отечественной войны, Илья Эренбург писал: «Никогда в жизни я так много не работал, писал по три-четыре статьи в день; сидел в Лаврушинском и стучал на машинке, вечером шел в «Красную звезду», писал статью в номер, читал немецкие документы, радиоперехваты, редактировал переводы, сочинял подписи под фотографиями… Начали приходить телеграммы из-за границы; различные газеты предлагали мне писать для них: «Дейли геральд», «Нью-Йорк пост», «Ля Франс», шведские газеты, американское агентство Юнайтед Пресс. Приходилось менять не только словарь — для красноармейцев и для нейтральных шведов требовались различные доводы».
Как свидетельствует А. Рубашкин, автор монографии о публицистике Эренбурга, за годы войны писатель опубликовал в газетах и журналах тысячу с лишним статей, очерков, заметок, фельетонов{1}, изо дня в день он выступал в «Красной звезде», печатался в «Правде», «Известиях», «Комсомольской правде», «Красном Флоте», в некоторых фронтовых и армейских газетах, в журналах «Красноармеец», «Пропагандист», «Смена», «Ленинград» и др. Однако внушительная цифра, которую называет А. Рубашкин, все-таки преуменьшена, критик не имел возможности учесть те статьи, которые по просьбе Совинформбюро Эренбург регулярно посылал зарубежным газетам и агентствам; кроме упомянутых в воспоминаниях писателя, назовем еще французскую «Марсельезу», английские «Ньюс кроникл» и «Ивнинг стандард», газеты, выходившие в Иоганнесбурге, Бейруте, Каире и др. Рукописи этих статей у Эренбурга не сохранились. Он вообще мало заботился о своем архиве — тем более в дни войны не было у него для этого ни времени, ни сил, ни охоты. Когда он писал свои статьи, он думал только о сегодняшнем их воздействии, о том, как они работают на победу. «Они все, — говорил он в те дни о своих статьях, — были написаны о фронте, и многие из них написаны на фронте. Напрасно искать в них художественных описаний и размышлений. Это только боеприпасы». После смерти писателя рукописи статей Эренбурга, писавшихся для Совинформбюро, были обнаружены (к сожалению, не все) и переданы в его архив.
По самым осторожным подсчетам, таких статей Эренбург написал свыше трехсот. В течение первых трех лет войны писатель посылал за границу обычно две-три статьи в неделю; первая — она открывает этот сборник — написана 3 июля 1941 года. Среди сохранившихся рукописей — телеграфная переписка с зарубежными газетами и агентствами, несколько описей отправленных через Совинформбюро корреспонденции (часть из них составлена самим Эренбургом) — по этим описям можно судить о том, какого объема это была работа. 150 корреспонденции Эренбурга отправило Совинформбюро в одном лишь 1942 году. В январе 1942 года только оригинальных материалов послано 11, в феврале — 8, в марте 1943-го — 10, в июне — 9, в июле — 12 и т. д. А. Рубашкин в качестве примера, свидетельствующего о высоком напряжении, с которым работал Эренбург, ссылается на то, что 21 августа 1942 года одновременно появились две его статьи — в «Правде» и «Красной звезде». Мы имеем возможность дополнить исследователя: в этот же день Совинформбюро отправило еще одну, третью статью Эренбурга — в Лондон для «Марсельезы», в Стокгольм и Бейрут.
