Град обреченный. Путеводитель по Петербургу перед революцией - Лев Яковлевич Лурье
В ресторанчик (помещение его и сейчас сохранилось) входили прямо с улицы, не раздеваясь, в дождь, в пургу, когда и шапка, и воротник, и спина шубы завалена толстым слоем снега. Швейцар только прикрывал дверь, если вы небрежно ее бросили.
Небольшая зальца и вдоль всей стены стойка с умопомрачительным количеством закусок и яств. В верхнем ряду рюмки с “крепительными”. “И водки тридцати родов…”. Зубровка, зверобой, вишневка, спотыкачи, рябиновки, березовки, калган-корень и т. д. Солидные бокалы и средние пузатенькие рюмки для хереса, мадер, портвейна. Ну и коньяки, правда, одной марки, так что рюмки уже налиты. Рюмки с водкой также ждут, чтобы их опрокинули в рот! Закуски рыбные, колбасные, ветчинные. Буженину надо спросить – так она подавалась теплой!
Селедка, семга-балык, тешка-холодец, осетрина (на блюде). Мясо жареное, мясо пареное, холодное. Можно заказать и горячую котлету. Откуда-то из заднего помещения немедленно появляется горячее блюдо! Тут же найдете ломтик оленя и медвежатины для людей “сверхсерьезных” и знатоков. И даже мясо по-киргизски, деликатес эпохи Батыя и Чингисхана.
Пять мальчишек, лет по 15 или 16 в белых рубахах неподвижно стоят за стойкой. Вы подходите к стойке, протягиваете руку к перцовке, ее заедаете семгой, требуете буженины, она появляется как в сказке!
Мальчишка так, не очень громко, не поворачивая головы, поизносит: “Буженина раз!”. Перед этим вы выпиваете хорошую рюмку портвейна. Буженина дымится! Вы, стоя, съедаете ее с куском хлеба, положенного рядом. Так, так… А не съесть ли мне кусочек индейки или рябчика? Они требуют горячего, подогретого красного вина! <…> Вот оно, бокал появляется откуда-то снизу! Что там еще, пирожки? Нет, довольно!
“Сколько?” Парень в белой рубашке говорит: “35 копеек”. Рядом стоящий человек вопрошает: “Сколько?”. Парень, не задумываясь, говорит “17 копеек”. За ним какому-то скромному старичку говорит: “8 копеек” и следит за одним или двумя посетителями, протянувшими руки к балыку, семге и зубровке.
Ярославцы! Они из одной деревни и родня Федорова – лишнего не возьмут! Деньги бросают в ящик! Без кассира!
Пять минут… и каждый продолжает свой путь по Невскому».
35. Елисеевский магазин
Невский пр-т, 56
Дом был построен в 1903 году архитектором Гавриилом Барановским для флагманского магазина товарищества «Братья Елисеевы». Здание резко контрастирует с классической архитектурой Невского проспекта своим броским, довольно вульгарным «богатством»: витраж в несколько этажей, массивные скульптуры А. Г. Адамсона на фасаде («Промышленность», «Торговля», «Искусство» и «Наука»), какие-то слегка китайские башенки на крыше. Типичный «купеческий модерн». Поэт Георгий Иванов вспоминал: «На Невском, как грибы, вырастали одно за другим “роскошные” здания – настоящие “монстры”, вроде магазина Елисеева».
Елисеевский магазин. 1910-е
Внутри располагались три торговых зала, украшенные зеркалами и бронзовыми светильниками. На втором этаже – банк, коммерческие курсы и театральный зал. В подвале – склады, холодильники и роскошный, огромный винный погреб.
Экономить на столе в Петербурге начала XX века считалось мещанством. Каждое блюдо сопровождалось особым вином, и нарушить этот раз и навсегда заведенный обычай в высшем круге полагали неприличным. Херес подавали к супу; белые французские столовые вина – к рыбе; к главному мясному блюду – красные; к ростбифу – портвейн; к индейке – сотерн; к телятине – шабли. К жаркому шли малага или мускат. Ну, и наконец, шампанское, полагавшееся по любому сколько-нибудь торжественному поводу. «Кирасиры Ея Величества не боятся вин количества, – наставлял старый служака юного гвардейского корнета князя Трубецкого. – Пей в своей жизни только Moum, только Sec и только Cordon Vert – всегда будешь в порядке. Об одном умоляю: никогда не пей никаких demi-sec (полусухое вино)! Верь мне, князь: всякий demi-sec, во-первых, блевантин, а во-вторых, такое же хамство, как и пристежные манжеты или путешествие во втором классе».
Магазин Елисеевых. Внутренний вид. 1900-е
Семейное дело купцов Елисеевых существовало в Петербурге с пушкинского времени. И основатель, Петр Елисеевич, и его трое детей, возглавившие дело после смерти отца, специализировались на торговле колониальными товарами. Внуки разделили семейные предприятия (а это были уже и банки, и страховые компании, и доходные дома). Колониальная торговля досталась внуку основателя – Григорию Григорьевичу Елисееву.
Елисеевы обладали собственным торговым флотом: вначале это были три парусника, а затем и пароход «Александр I». Начало навигации означало для петербургских гурманов привоз остендских устриц к Елисееву, и они со страстью поглощали их в его магазине у таможни.
Елисеевы купили винные подвалы на острове Мадейра (где производилась мадера), в португальском Опорто (родина портвейна) и в Бордо. В Петербурге доставленные из заграницы вина разливались в огромных принадлежавших Елисеевым подвалах на Васильевском острове. Елисеевские вина, в особенности шампанское и Токай, вытеснили конкурентов в городе и при Дворе. Братья начали ввозить в Россию и другие импортные продукты – прованское масло, сыр, табак, кофе, чай. К концу века через их фирму в Россию доставлялась четверть всех иностранных вин, 15 % сыра, 14 % прованского масла.
В Петербурге люди «хорошего тона» вообще покупали только в определенных местах: деликатесы не от Елисеевых могли скомпрометировать. На такого господина начинали коситься; он выпадал из круга.
К началу XX века у Елисеевых было три магазина в столице – на Большом проспекте Петроградской стороны, 42, на Садовой улице, 38, и в Апраксином дворе.
7 сентября 1903 был освящен еще один – главный, роскошный магазин на Невском. Настоящий дворец, палаццо: зеркала, красное дерево, ярко начищенная медь.
Торговали в магазине винами, фруктами, прованским и оливковым маслом, чаем, рисом, сырами, пряностями, сардинами, анчоусами, ост-индским сахаром, ромом, трюфелями, гаванскими сигарами, фруктами и ягодами. Ряды окороков, копченых и вареных, индейки, фаршированные гуси, колбасы с чесноком, с фисташками и перцем, сыры всех возрастов – и честер, и швейцарский, и жидкий бри, и пармезан гранитный, и ананасы, и невиданные японские вишни. Шато и шабли из французских Бордо и Бургундии, херес из Испании, мадера не крымская, как теперь, а с острова Мадейра, бакатор из Венгрии. На гроздьях винограда нельзя было отыскать хотя бы одну обмякшую ягодку, на яблоках – даже малейшую помятость. Чай из Китая, Японии, Индии и Цейлона, для особых ценителей – с острова Ява. Кофе аравийский, абиссинский, вест-индский, мексиканский. И прованское масло: оно не фильтровалось, а отстаивалось в мраморных емкостях. В магазинах Елисеева предлагали и французские трюфеля, и маленькие, пузатые, тающие во рту остендские устрицы, привезенные из Англии через бельгийский город Остенде.
И кроме устриц и
