Шракбек Кабылбаев - Преступления могло не быть!
Вот, к примеру, некий Генка Федоренко, молодой паренек. Отец его — вор, переходил из колонии в колонию, мать скончалась, когда Генке исполнилось три года. Хорошие люди усыновили сироту. Все шло нормально. А потом нашлась «сердобольная» соседка и поведала ему, что он вроде подкидыш. И с тех пор пошло и пошло, не стало с ним сладу…
Как видим, только слабые духом, плохо закаленные и невоспитанные люди могут плыть бездумно по течению жизни. Упорно преодолевать любые невзгоды и случайности — удел мужественных. А таких подавляющее большинство в нашей стране, где люди знают радость творческого труда, любят жизнь и где ликвидированы социальные условия, порождающие преступность.
В. Копелиович, майор милиции, Н. Шапченко.
Непредусмотренный вариант
На стук открыли сразу, словно кого-то ждали в этот поздний полуночный час. Хозяин квартиры, едва различив в темном коридоре людей в милицейских шинелях, испуганно отпрянул в глубь комнаты, судорожно схватился за сердце.
— Извините, плохо себя чувствую, — невнятно проговорил он, обдав вошедших водочным перегаром. Потом попятился к дивану, пытаясь прикрыть полой пиджака табурет с опорожненной бутылкой водки и банкой икры.
— Вы Степан Иванович Молоков? — уточнил сержант и, поймав взглядом утвердительный кивок хозяина, без обиняков перешел к делу:
— Должны вас огорчить. Два часа назад ограблен ваш склад. Предъявите ключи от его замков.
Степан Иванович зашатался под бременем невесть откуда налетевшего несчастья, заморгал пьяными глазками и стал судорожно шарить в карманах. Потом долго перекидывал на столе газеты и бумаги, перевернул все вверх дном, но ключи, как сквозь землю провалились.
— Что-то нет их… Потерял или украли, может… Не знаю… — Он тер ладонью лоб, будто силился припомнить, где и когда в последний раз видел связку тяжелых складских ключей.
— Придется вам пройти с нами, — сказал сержант, и Молоков стал одеваться.
Уже на пороге, застегивая пальто, крикнул перепуганной жене: — Не забудь термос приготовить, Клавдия. Сегодня я дома не обедаю: работы пропасть. Скоро вернусь, схожу вот с товарищами…
Но заведующий складом не вернулся к исполнению своих служебных обязанностей ни в этот день, ни на другой, ни позже.
На станционной окраине Алма-Аты, среди множества погрузочно-разгрузочных площадок, различных складов и всякого рода хранилищ, находилась торгово-закупочная база урса одной из дальних строек республики. Функции ее немногочисленного персонала сводились к заключению договоров с поставщиками о закупке всевозможных товаров и отгрузке их по назначению. Одним из складов этой базы и заведовал Молоков. Дело свое он знал, ни с кем из сослуживцев особенно не дружил, но и не чуждался людей, поговорить мог с человеком, а при случае — и в гости пригласить. Не отказывался обычно Степан Иванович и от предложений «пропустить по стаканчику», а иногда даже сам приглашал грузчиков или кого из начальства в привокзальное кафе «Эльфа». Но только после работы, а так ни-ни: не положено материально-ответственному лицу выпивать в рабочее время.
Но случилось, что Молоков нарушил это правило. День, видно, был чересчур морозный, декабрьский. Открыл он на минутку дверь своего склада (в уголке, подальше от товара, топилась железная печка), увидел грузчика Лешку Корзухина, здоровенного парня, и крикнул ему, чтобы зашел погреться.
Леша не отказался. Он подсел к печке и принялся растирать озябшие руки, а Степан Иванович подмигнул хитро-весело и достал из ящика банку маринованных огурцов, батон и бутылку водки.
Потом, когда хмель ударил в голову, заведующий складом разоткровенничался.
— Ты мне как сын, Лешка! Ей богу, как сын! Уважаю я тебя. — Степан Иванович хлопал парня по плечу и пьяненько улыбался. — Хоть ты и «зэк» бывший и отбыл свое, а все равно уважаю. Кто другой, может, тебе и руку дать брезгует, а я тебе друг. Друг Молоков тебе, понял?!
Из дальнейших объяснений выяснилось, что завскладом уважает также и Лешиного товарища Ертая Мырзахметова, складского рабочего, поступившего на базу в конце лета после освобождения из заключения.
— Чуть чего, ты ко мне прямо с Ертайкой заходи. Всегда рад буду встретить. Выпьем. А можно и в ресторанчик. Ты как насчет ресторанчика, не против? — угодливо Приговаривал Молоков, не спуская с гостя хмельных масляных глаз.
После этого разговора Леша, а с ним и Ертай стали все чаще и чаще наведываться на склад. Здесь их всегда ждало неизменное гостеприимство. Едва завидев парней, Степан Иванович бросал любую работу, какой бы срочной она ни была, и на столе появлялась неизменная бутылка «московской». Хватив по стакану водки, парни хрустели огурцами, млели возле дышащей жаром печки. В эти минуты каждого тянуло на откровенность.
— А ты слышал, Ертай, Лешка-то наш жениться задумал. Как это тебе нравится — жениться? Вот сукин кот, куда хватил — жениться! — пьяненько шутил Степан Иванович. Ертай смущенно улыбался, не понимая, хвалить или хаять Лешку собирается хлебосольный хозяин за его отчаянное увлечение крановщицей с контейнерной площадки. Но Степан Иванович не скрывал своего отношения к предполагаемому союзу.
— И на кой дьявол она тебе понадобилась, эта Нинка, — говорил он. Парень ты молодой, видный… гулять бы тебе да гулять. А то — жена, дети. Тьфу! Пропадешь ни за грош!
— Чего это я пропаду, Степан Иванович? — недоумевал Лешка. — Девка она хорошая, работящая. А чего мне еще надо? Сами понимаете, живу в общежитии, то дружок, то товарищ. Сегодня пьян, завтра — с похмелья. Кончать с этим пора. Надоело все.
— Надоело, надоело… Несешь какую-то ахинею. Протрезвеешь — сам испугаешься, — не унимался Степан Иванович. — Денег не хватает, так и скажи. При наших-то возможностях тут на базе озолотиться можно…
— Озолотиться?
Степан Иванович будто не расслышал вопроса, говорил уже о другом. Теперь он распространялся о своем уважении к наукам, к ученым людям вообще и восхищался Ертаем, заканчивающим весной вечернюю школу. Польщенный Ертай делился своими планами об институте и сетовал на пропавшие по-глупому годы. Степан Иванович сокрушенно качал головой, убирал с ящика стаканы и куски хлеба.
Парни с сожалением покидали гостеприимный склад, а Молоков, вооружившись очками, садился за прерванную отчетность.
Нередко они появлялись в ресторане. Обычно деньги были у всех, но получалось как-то так, что расплачивался всегда один Степан Иванович, На правах старшего, он щедро заказывал водку и пиво, в перерывах между рюмками нес всякий вздор и негодовал, что его никто не хочет понять. Парни тоже толком не могли разобраться в туманных словоизлияниях своего «шефа», но чувствовали, что все это неспроста, что Молокову они нужны, а зачем спрашивать не хотелось.
Так продолжалось до 10 марта. В тот весенний день, когда на тротуарах дотаивали последние ледяные корочки, Корзухину и Мырзахметову стало известно все. После очередной пьянки Молоков предложил им обворовать… свой собственный склад. Необыкновенно трезвым голосом он убеждал настойчиво и горячо. Там часы. На пятьдесят тысяч… Сулил третью часть.
— Опасно? Ни чуточки! С чемоданчиками прокатитесь на такси. Только и всего. Я все сделаю как нужно, не беспокойтесь! Охрана? Чепуха! В среду караулит глуховатый Федор, тогда и возьмем…
Лешка как в полусне видел над собой склоненное лицо Молокова, жесткие требовательные глаза смотрели в упор, в душу. «Часы так часы», — равнодушно подумал он и утвердительно кивнул головой. Медленно опустил веки и изрядно захмелевший Ертай.
В среду с утра Молоков заперся в складе и, не теряя времени, принялся за дело. Он открывал железные ящики, где хранились часы всяких марок и форм — круглые и квадратные, в золотых и металлических корпусах, часы для модниц и спортсменов, часы, показывающие числа и дни недели, — и аккуратно — одну на одну — складывал коробки на деревянные стеллажи. «Не унесут всего, тоскливо думал он при этом. — Здоровые ребята, но все равно не унести. Больно уж много. А, впрочем, сколько возьмут — столько возьмут. Если же…» Об этом «если» не хотелось думать, хотя, как предполагал Молоков, он был в любом варианте гарантирован от неприятностей. Засыпятся. Ну что ж. Парни из заключения. Кто знает, что у них на душе? Выкрали ключи по пьяной лавочке, а он тут не при чем.
Когда ящики опустели, Степан Иванович кинул их на стеллажи, повесил замки. Основная часть работы была выполнена. Потом он сложил в углу возле печки топор, два пустых мешка и чемодан, огляделся — не забыть бы чего, и, удовлетворенно крякнув, стал поджидать сообщников.
Они пришли к концу дня мрачные и неразговорчивые. «С перепоя, наверное», — подумал Молоков и посвятил парней в подробности своего плана. Он был прост: проникнуть в склад, сбить топором замки со стеллажей. Золотые часы — в крайней секции слева, мешки и чемоданы вот здесь, в углу. После всего — поймать какую-нибудь машину или такси и приехать с «вещами» к нему, Молокову, на квартиру. Лучше всего, пожалуй, явиться на базу между двумя и тремя часами ночи.
