Юрий Евич - В окопах Донбасса. Крестный путь Новороссии
Благодаря Вандаму поездка в Углегорск удалась на славу. До сих пор с удовольствием вспоминаю взаимодействие с этим воином: спокойный, уравновешенный, очень быстро соображающий, прекрасно ориентировался на местности. Благодаря ему мы не только успешно добрались до дерущегося на окраине спецназа ДНР, по пути мы побывали на позициях СОБРА и ЦСО МГБ — двух также исключительно лихих и боеспособных подразделений, с которыми нас связывала давняя дружба и совместная боевая работа. Из общения с их командирами и личным составом, по результатам работы с картами мы получили гораздо более точное представление о расстановке сил на территории города, чем даже могли надеяться.
Хорошо помню командиров ЦСО МГБ. Не могу написать их позывные — и по тем же причинам, по которым скрываю позывные многих хороших людей, и потому, что при их службе — лишняя реклама ни к чему. Спокойные, решительные, очень толковые и много думающие. Работать с ними для нас было большой честью. Их бойцы всегда были мотивированными, устойчивыми и мужественными в бою, как правило, — очень толковыми и быстро соображающими. Но самый лучший, самый талантливый среди них — Василий. Помните, я уже рассказывал о нём — во время описания нашего периода службы в МГБ? Теперь в Углегорске, в чадном дыму горящей мебели, над языками которой грели пальцы его бойцы, я был счастлив увидеть его вновь. Вскоре он и его ребята сыграют одну из решающих ролей в боях за Дебальцево.
Вскоре после общения со всеми ними, тихонько лязгая гусеницами, подползаем по дворам к позициям спецназа ДНР. Сейчас, когда я пишу эти строчки, всем понятно, что раз пишу — значит, жив, здоров и тогда всё закончилось благополучно. Однако, как говорит известный мем в Инете, «всё не так однозначно». Например, только неделю назад, во встрече с одним из бойцов этого подразделения услышал любопытную подробность. Он тогда как раз находился на верхних этажах здания, к которому подъезжали, — стоял «на фишке». Услышал лязг гусениц, подумал «совсем укропы обнаглели». Схватил «РПГ‑7», привычно навёл его — и в последний момент вспомнил, что из помещения стрелять из гранатомёта нельзя. Выхлопом контузит очень сильно. Пока соображал, что делать, бросил гранатомёт, схватил «калаш» с подствольником — внизу раздались голоса. Стало понятно, что, если бы это были укропы — вряд ли они стали бы болтать с нашими. Правда, спуститься к нам он не успел — мы уехали. А так, одно движение пальца — и всё могло бы «сложиться совсем иначе»…
…Пока Красный с ребятами выгружали БК из транспортёра, мы перекинулись парой слов со смертельно уставшими, осатаневшими от целого дня стрельбы командирами подразделения. Командиры сказали, что высшее командование вечером, когда они зацепились за дома и противник дрогнул, приказало им отходить. Они отказались, сказали, что останутся здесь до конца. Потом подошли ребята и попросили съездить с ними за двухсотым.
В темноте проплывают мимо строения. Среди руин, на раздолбанной дороге без единого огонька, несколько раз чуть не заблудились. В городе двигаться на бронетехнике очень опасно, потому вскоре десант спешился и ушёл чуть вперед, мы аккуратненько — следом за ним. Сказать «напряжение нарастало» будет неточным — оно почти постоянно держалось на высшей точке и ни на минуту и не ослабевало. Беззвучно вернулась разведка с телом павшего. Уже когда ехали обратно, наш пулемётчик заметил движение — всеобщее напряжение нашло разрядку в дружной беспорядочной пальбе. Тепло попрощались с «ограниченным контингентом бешеных спецназовцев» на окраине, и вскоре уже хорошо знакомая заснеженная трасса «Углегорск — Горловка» ложится под широкие траки нашей мотолыги.
Разумеется, очень хорошо, что я увидел обстановку своими глазами, побеседовал с командирами самых передовых подразделений. Для планирования действий, особенно ночью, в наступлении, это не просто важное, а ключевое условие. Однако это условие «необходимое, но не достаточное». Ещё чтобы толково спланировать свои действия, необходимы глубокие знания и боевой опыт, умение адекватно оценить возможности своих подчинённых, своего подразделения, а также — хладнокровие в принятии решений. Думаю, что в тот момент мне не хватило всех упомянутых качеств в совокупности. Видя бедственное состояние медицинского обеспечения многих строевых подразделений, понимая исключительную важность успеха этой наступательной операции и желая им помочь по максимуму, а также окрылённый удачной разведкой, я допустил вполне частую у молодых командиров оплошность — погорячился.
Сразу по прибытии собрал на самый мини‑совет — Андрея, Ангела и Красного, — и довёл им своё решение: развернуть медицинский пункт бригады в здании школы, которое занимало подразделение ЦСО МГБ.
Разумеется, у этого плана было логическое обоснование. В данном случае географическое расположение обеспечивало возможность оказания не только доврачебной и первой врачебной, но и специализированной врачебной помощи всем раненым в кратчайшие сроки после ранения, что обеспечивало самые лучшие условия для их выживаемости на этапах дальнейшей эвакуации. Близость дислокации самых боевых подразделений группировки не только обеспечивала относительную безопасность медицинской части, но и гарантировала, что «локтевое взаимодействие» с ними будет на высоте — то есть те подразделения, которые отличаются наибольшей боевой ценностью и решают самые важные задачи, получат медицинскую помощь в первую очередь. Рискованным моментом этого плана было то же самое, что у каждого решительного действия, — значительно большая вероятность поражения артиллерийским огнём медицинского пункта, нежели на ЦОФ Кондратьевская. Однако если учесть, что отсюда до ЦОФ Кондратьевская было свыше часа езды (при этом зимой темнеет быстро, скорость перемещения существенно снижается), то тогда становится понятным, насколько важным было как можно ранее обеспечить раненым специализированную врачебную помощь, — чтобы потом уже спокойно, без спешки эвакуировать их далее. В современной тактической медицине существует понятие «золотого часа» — это первый час с момента ранения. Именно в его ходе умирает большинство военнослужащих, получивших тяжёлые ранения. Напротив, те, кому помощь в течение этого часа была оказана, как правило, выживают. Словом, мне приходилось решать стандартную дилемму: безопасность медиков или спасение жизней пехоты. Я, естественно, решил её, расставив приоритеты привычным для себя образом. Насколько это было оправданно — узнать мне не довелось. Потому что помимо фактора риска в дело вступили ещё и естественные ограничения. В данном случае — это отсутствие необходимого оборудования для развёртывания полевого медицинского пункта и недостаточная полевая выучка личного состава.
Ангел с Красным пытались меня отговорить, однако это им не удалось. Рота очень быстро свернулась — буквально за полчаса, и колонной двинулись вдоль по заснеженному шоссе. В воздухе висел густой промозглый туман, прекрасно скрывавший наши перемещения. Переход прошёл, как говорят, «с незначительными техническими трудностями». Сначала на одном из участков колона разорвалась, и отставшая часть стала. Нам с МТЛБ пришлось возвращаться за ней. А потом на дороге у блокпоста стояли три подбитых танка, и их нужно было объезжать по колее на минном поле. Благодаря мастерству и мужеству нашего названого сыночка (а также прочего личного состава, облепившего застрявшие «Скорые» как муравьи) удалось протолкать постоянно застревавшие «Пежо», а всё остальное и само прошло. И вот наша колонна наконец‑то остановилась во дворе школы.
Была глухая ночь, непривычный к такого рода действиям в непосредственной близости от противника медицинский персонал сильно перенервничал. При этом противник активно обстреливал окрестности плотным огнём. Близкие разрывы добавляли стресса личному составу — в итоге у народа очень быстро наступило «запредельное торможение» — медицинский персонал (за исключением водителей) впал в ступор и к дальнейшим активным действиям стал непригоден. Не оставалось ничего другого, как расположить народ на ночёвку. Пока все пытались отоспаться в чаду горевших в бочках обломков мебели, мы с Ангелом пререкались в соседней комнате. В принципе, я действительно недооценил готовность к лишениям со стороны личного состава, и она была права — в такой обстановке полноценно работать наш медицинский пункт не сможет. Потому под утро, когда все выспались (кстати, чуть не задохнувшись в дыму), мы выстроили колонну и по тому же минному полю двинули обратно. Может, потому что только что был отработан навык хождения в колонне, а быть может потому, что шли назад, домой, и желание оказаться подальше от передовой придавало энтузиазма водителям, но до ЦОФ Кондратьевская колонна дошла гораздо быстрее и без проволочек. Туман опять успешно скрывал наше движение. Я торчал в люке шедшей головной «мотолыги» и маялся угрызениями совести по поводу напрасной нашей вылазки в Углегорск. Вновь и вновь я обдумывал всё происшедшее. Дело в том, что в таких ситуациях на войне, когда передо мной вставала проблема выбора оптимального образа дальнейших действий, я часто обращался за помощью с молитвой к Всевышнему. Просил надоумить, как лучше всего поступить. Многим моим читателям, атеистам до мозга костей, это может показаться смешным — но мне их мнение безразлично, а воевавшие люди меня поймут. В данном случае я был уверен, что нам нашим медицинским подразделением нужно побывать в Углегорске. И теперь, когда мы «несолоно хлебавши» возвращались назад, я всё пытался сообразить — в чём был смысл этой вылазки с точки зрения Всевышнего? Или я просто ошибся, и это было совершенно напрасно?
