Такси! Такси! - Анатолий Захарович Рубинов
Тем не менее строительство шло. Вколачивали в землю сваи, ставили колонны. Ведь стройка шла на месте знаменитого Сукина болота.
Болото постепенно закрывали тяжелыми дорожными плитами. Их настлали аккуратно, рядком, и благоустроенная часть парка сразу раздалась. Появилось место еще для двух колонн. Они оказались в отдалении от основной части парка, отрезанные перешейком, вокруг которого стояло болото. И новую, почти островную стоянку назвали почему-то «Кубой». Летом с «Кубой» сноситься было не так трудно. Вокруг дороги, которая вела к ней, квакали лягушки. Зимой было значительно труднее. На «Кубе» не было горячей воды для заправки автомобилей, и приходилось постоянно подвозить ее цистерной. Горячей воды требовалось много - две колонны по 112 машин.
Утром, идя на работу, Николай Иванович сначала заглядывал туда: все ли в порядке? Порядок был не всегда. Случалось, цистерна переворачивалась на колдобинах, и шоферы, готовые к поездке, не могли отправиться в рейс, нервничали, ругали всех подряд.
Вторая забота - стройка. Казалось, что и сваи медленно идут, и здание едва растет. Временами Николай Иванович вспоминал свободную шоферскую жизнь. Мимо него, сигналя, то и дело выкатывались на московский простор автомобили - все пока с горящим зеленым глазом, и Николай Иванович завидовал шоферам. А Ипатову надо было по телефону спорить с директорами заводов, которые медлили с поставками панелей и плит. Тогда железобетон для промышленного строительства применялся мало, но все же его требовалось гораздо больше, чем заводы могли дать. Приходилось и умолять, и настаивать, и объясняться: поймите, машины стоят без крыши, позарез необходимы плиты перекрытия - иначе нельзя начинать следующий этаж.
Здание выросло все-таки довольно быстро. В первых числах января 1965 года на Южнопортовой улице по пятиэтажному странному дому для автомобилей ходила комиссия и придирчиво оценивала работу строителей. Недочетов оказалось много. Конечно, следовало бы строителей заставить немедленно устранить все недоделки, но директор, а им уже полгода был Н. И. Ипатов, решил: ждать нельзя! Машинам нужен дом, больше ночевать под открытым небом такси не могут.
Седьмого января в присутствии всех свободных от смены таксистов Николай Иванович торжественно перерезал символическую алую ленточку. Не было никаких речей. Махнул ножницами и сказал:
- Ребята! Въезжайте.
И по витым пандусам поползли вверх машины, освещая себе дорогу зеленым светом. С этого дня второй парк стал расти еще стремительнее.
Впрочем, то были годы небывалого роста всего таксомоторного хозяйства. Теперь даже странно, что в ту пору Москва обходилась примерно четырьмя тысячами такси. Теперь в одном втором парке более восьмисот машин! Одних шоферов 1500. Лихой народ!
Вероятно, ни в каком другом коллективе руководителю не бывает так трудно, как в таксомоторном парке. По очень существенной причине: такси нуждается в особых людях. Приходит туда всякий народ - остается же самый сильный, самый крепкий. Сколько было превосходных водителей - первого класса, знающих до тонкостей Москву, мотор и повадки автомобиля, а напряженной таксистской жизни не выдержавших? Здесь мало профессионального мастерства и выносливости, необходим еще человеческий талант общения.
Чтобы быть просто шофером, особого дара не нужно. Легко научиться ездить на велосипеде, управлять автомобилем. Но чтобы стать подлинным, полноценным таксистом, нужны способности водить машину и общаться с людьми. Вдобавок надо быть выносливым - легко ли каждый день делать по триста - четыреста километров по улице, полной неожиданностей?
Николай Иванович, сам таксист, с первого взгляда каким-то шестым чувством угадывает, годится ли предлагающий свои услуги шофер для машины в шашечку. Он просит отдел кадров присылать кандидатов к нему. Конечно, не всегда это удается: дел много, да и совещаний достаточно.
…Вот пришел к нему бывший шофер. Тридцать лет, десять лет водительского стажа.
- Значит, хотите работать у нас? - спокойно спрашивает Николай Иванович.
И по ответу, и по выражению глаз определяет директор: подойдет ли, останется или через месяц-два уйдет.
- Видите ли, поблизости живу. Да и заработок у вас побольше…
Те, кто отвечает так, настоящими таксистами не станут. Правда, случается, что человек не может сказать, нет у него слов. Но такого видно - у того не хватает слов.
И хотя парку позарез нужны шоферы, Николай Иванович честно говорит:
- Все-таки вы хорошенько подумайте. Работа у нас трудная, пассажир - человек нелегкий, и, однако, мы считаем, что пассажир всегда прав. Даже самый капризный.
Бывает, что человек задумается и честно признается:
- Знаете ли, я и сам сомневаюсь, справлюсь ли.
Но большинство не испытывают сомнений, директор берет таких себе на заметку, постоянно следит за тем, как они работают, каково у них настроение.
Николай Иванович любит прийти в парк пораньше, хотя живет далеко, на Красной Пресне, чтобы утром, этак ненароком, сбоку, поглядеть на выражение лица новичка: с охотой ли садится в кабину или еще до этого стало ему скучно. Хорошо, когда шофер выезжает на улицу радостный, уверенный в себе! С таким происшествия бывают реже.
Иногда утром у кабинета директора, который сначала обходит парк, а потом поднимается к себе, сидит кто-нибудь из недавних знакомых. Заходит, садится, не смотрит в глаза, и Николай Иванович знает, что он сейчас скажет:
- А вы были правы… Все хорошо: и живу неподалеку, и начальник колонны, механик - люди неплохие, а работа не по мне. Устаю. Даже не только от езды. От новых людей устаю.
Так говорят хорошие, искренние люди. Они не выискивают причин, чтобы оправдать свое решение. С такими людьми прекрасно работать, но такси есть такси. Николай Иванович не уговаривает:
- Ну что ж… Я вас понимаю.
