Наталья Громова - Странники войны: Воспоминания детей писателей. 1941-1944
В Москве уже были подготовлены десятки бомбоубежищ, ввели затемнения – ждали скорого вражеского налета. А на вокзале в Казани мы увидели ярко освещенные окна. В столице Татарии нас в тот же день пересадили на пассажирский пароход. После недолгого плавания по Волге он вошел в Камское устье и продолжил свой путь вверх по красавице реке Каме.
На пятый день нашего железнодорожно-речного путешествия мы наконец высадились на небольшой деревянной пристани Берсут, расположенной на правом обрывистом берегу реки. Когда поднялись по очень длинной широкой и крутой лестнице на невысокую гору, то сразу же оказались в чудесном лесу. Среди деревьев стояли небольшие симпатичные голубые корпуса Дома отдыха профсоюзов Татарской республики. У входа на его территорию над воротами выделялась надпись: «Добро пожаловать!» Всех приехавших быстро разместили по разным комнатам. На складе Дома отдыха сохранились довоенные запасы продовольствия, среди которых были даже такие деликатесы, как икра. С первых дней пребывания в Берсуте мы стали нормально питаться в столовой.
Каждое утро перед завтраком все «лагерники» выходили на общую линейку, после которой с большим удовольствием занимались физзарядкой. Проводил ее молодой крепкий мастер спорта Константин Иванович Лебедев.
Пионерлагерь Литфонда. Внуково, 1940. Старший отряд. Слева направо: первый ряд – Гарик Фининберг, Володя Волосов, Вова Шифферс, Алёша Веприцкий, Изольда Вигдорова; второй ряд – Лена Левина, Лина Розенфельд, Таня Беленькая, Гедда Шор, Лиля Васильева, пионервожатый Миша Сточик, Майя Добрынина, Надя Павлова; третий ряд-Лида Пел ьсон, Люда Боброва, Фрида Эгарт, Коля Васильев; четвертый ряд-Ира Ржешевская, физкультурник дядя Женя, Люда Рихтер, Шура Субботин, Никита Санников, Саша Холоденко, Витя Бобович, Лёша Гаврилов, Лёдик Леонидов
За год до этого работал физруком в пионерлагере Литфонда в Коктебеле, где отдыхал и я. Большинство наших ребят тогда успешно сдали нормы на значок БГТО – «Будь готов к труду и обороне». Я был особенно горд, что получил значок «отличник БГТО»! Почему-то наш физрук просил называть его Константином Леонидовичем. Через месяц он ушел на фронт вместе с начальником лагеря Борисом Михайловичем Мазиным. После завтрака обычно мы занимались уборкой помещений и территории, а также дежурили на кухне. В лесу, кишащем фантастическим количеством комаров и мошкары, дети любили собирать землянику и чернику.
В доме отдыха имелись свои лодки, и некоторые мальчики и девочки любили кататься по широкой и многоводной Каме. Часто компанию мне составлял будущий народный артист СССР Алексей Баталов. Его мама Нина Ольшевская – актриса Театра Красной Армии и жена писателя Виктора Ардова – жила в одной комнате с младшим сыном Михаилом, впоследствии ставшим видным священником. Немного позже в лагерь приехали две девочки. Одну из них звали Эва. По-русски она говорила с приятным легким акцентом. Вместе со своей мамой, известной польской писательницей-коммунисткой Вандой Василевской, она бежала перед самой войной из Польши от немецких фашистов. В симпатичную Эву я влюбился с первого взгляда, и романтическая дружба тринадцатилетней девочки и пятнадцатилетнего мальчика продолжалась до момента спешного отъезда Эвы осенью 1941 года из Берсута в Среднюю Азию, подальше от немцев, рвавшихся к Волге.
Перед отъездом в эвакуацию из Москвы наших родителей предупредили, чтобы их дети взяли с собой только самую необходимую летнюю одежду и обувь. Война, мол, скоро закончится победой СССР, и все ребята, таким образом, успеют вернуться домой до зимних холодов. Однако время шло, наступила осень, фашисты приблизились к самой столице. Стало ясно, что война затягивается и конца ей не видно. Ученикам же необходимо было продолжить учебу в средней школе, которой не было в маленьком поселке Берсуте. Да и Дом отдыха работал только летом, так как не имел отопления. Поэтому Союз писателей СССР решил перебазировать в сентябре наш пионерлагерь в неизвестный ранее большинству ребят город Чистополь, расположенный недалеко от Берсута на склоне противоположного левого коренного берега Камы (ныне Куйбышевского водохранилища). Название этого в недавнем прошлом совсем небольшого, застроенного главным образом деревянными домами купеческого города навсегда вошло в историю советской литературы периода Великой Отечественной войны. Но об этом чуть позже…
Совершенно очевидно, что особое место в жизни Чистополя занимала солидная писательская колония, которая насчитывала более 150 человек. Здесь же находился и филиал правления Союза советских писателей, председателем которого являлся первое время известный советский драматург Константин Тренёв, а затем – Константин Федин. По словам поэтессы Маргариты Алигер, Чистополь стал «военным пристанищем советской литературы». В суровые годы войны здесь также нашли приют артисты и музыканты.
После переезда пионерлагеря из Берсута в Чистополь всех ребят разместили в Доме крестьянина на улице Володарского (позднее переименованной в улицу Ленина). До революции в нем находилось городское общественное управление. Это был добротный каменный дом, имевший два с половиной этажа. В полуподвальной части здания находилась столовая, кухня и большой зал со старинным, расстроенным от времени роялем. Ежедневно мы получали трехразовое горячее питание, которое постепенно становилось всё хуже и хуже и было совершенно недостаточно для детского организма.
Очень быстро перед руководством интерната встал важный вопрос о нашем питании предстоящей зимой. Было решено послать поздней осенью на месяц ребят старшего и среднего возраста в колхоз «Малый Толкиш», расположенный недалеко от Чистополя. Каждый день бригадиры давали нам определенное задание. То мы выкапывали из непролазной грязи картофель, лук, капусту и морковь, то вырывали сорняки, то нас гоняли на другие не очень приятные, для большинства городских ребят изнурительные работы. В один из первых таких крестьянских дней меня отрядили в помощь престарелому колхозному конюху, и стал я ездить с ним вместе на телеге. Через два дня освоился с непривычным трудом – научился самостоятельно запрягать лошадку и лихо управлять ею. Работа пришлась по душе, более того, мне даже доверили ездить одному. Возил мешки с зерном и мукой, овощи, сено. Однажды на крутом спуске моя телега, сильно нагруженная сеном, на верху которого я чинно восседал, держа вожжи, опрокинулась. Хорошо, что эта невеселая история закончилась благополучно.
В колхозе жили преимущественно татары. Большинство взрослых мужчин было призвано в армию. Остались лишь негодные по здоровью, да старики, инвалиды, женщины и дети. Иногда мы устраивали набеги на бахчу и таскали оттуда арбузы. Порою случались стычки с местными ребятами. Часть оставшихся в колхозе людей была враждебно настроена против советской власти и даже нас. Некоторые крестьяне не боялись говорить, что ждут скорого прихода немцев…
После окончания сельхозработ мы возвратились в интернат. Но не одни. На двух телегах ехали мешки с разными овощами и мукой, заработанные нелегким детским трудом. Именно это продовольствие помогло пережить нам очень суровую и невероятно холодную зиму 1941–1942 года. Тогда трескучие морозы часто переваливали отметку 50 °C. Мы радовались, что в это ужасное время очень редко случался сильный ветер. Хорошо помню, как в такие морозные дни над всеми печными трубами низких чисто-польских домов вились вертикально вверх белые дымки.
Однажды в интернате появился новичок, который при знакомстве с нами представился Муром. Однако вскоре мы уже знали, что его настоящее имя Георгий, что жил он вместе с мамой Мариной Цветаевой в маленьком городе Елабуге, расположенном немного выше по течению Камы. Знаменитая русская поэтесса несколько раз наведывалась в Чистополь, пытаясь получить разрешение остановиться именно здесь, в писательской колонии. Однако всегда получала отказ.
В конце октября или начале ноября в Чистополе появился сын покойного поэта Эдуарда Багрицкого – Всеволод. Из-за высокой близорукости способный девятнадцатилетний поэт был снят с воинского учета. До закрытия «Литературной газеты» он числился ее штатным сотрудником. 6 декабря Сева написал заявление в политуправление РККА с просьбой направить его во фронтовую печать. В этот же день Всеволод Багрицкий написал стихи:Я живу назойливо, упрямо,
Я хочу ровесников пережить.
Мне бы только снова встретиться
С мамой,
О судьбе своей поговорить.
Всё здесь знакомо и незнакомо.
Как близкого человека труп.
Сани, рыжий озноб соломы,
Лошади, бабы и дым из труб…
Здесь на базаре часто бываешь
И очень доволен, время убив.
Медленно ходишь и забываешь
О бомбах, ненависти и любви.
Вечером побредешь к соседу,
Деревья в тумане, и звезд не счесть…
