Алексей Ракитин - Смерть, идущая по следу… (интернет-версия)
Надо сказать, что американское ЦРУ, не желая использовать ресурсы министерства обороны (и попадать от него в зависимость), в середине 50-х гг. обзавелось своим собственным самолётом-разведчиком U-2. Концепция этого самолёта принципиально отличалась от RB-47: главным достоинством U-2 была не скорость полёта, а высота — 21–22 км — куда не мог забраться ни один истребитель в мире. Техническое превосходство U-2 над существовавшими средствами ПВО было столь очевидным, что ЦРУ с неприкрытым цинизмом использовало эти самолёты по всему миру — от Латинской Америки, до Ирана, Китая и СССР. Самолёт этот до такой степени понравился американским военным разведчикам, что Министерство обороны также закупило партию U-2 и впоследствии неоднократно их модернизировало. Кстати, завершая этот краткий исторический экскурс в историю американской разведывательной авиации, следует заметить, что первый U-2 сбили вовсе не защитники советского неба 1 мая 1960 г. под Свердловском, как это полагают многие жители России, а их китайские коллеги в июле 1958 г. (т. е. почти двумя годами ранее. Кстати, в китайском небе U-2 также занимался разведкой атомных объектов, реализуя на практике идеи Бориса Пашковского, о чём подробнее нам придётся сказать чуть ниже).
U-2. Мало кто знает, что первыми этот супер-самолёт сбили китайские лётчики в 1958 г. С присущей китайцам осмотрительностью, они ничего не сообщили об этом своим кремлёвским союзникам, цинично рассудив, что проблемы «русских братьев» должны решать сами «русские братья».
Примечательно, что советское руководство долгое время не признавало саму возможность существования самолётов, аналогичных U-2 по техническим характеристикам. Ситуация выглядела запутанно и даже анекдотически — из истребительных полков шли доклады о полётах неких «воздушных судов» на высотах более 20 км — а отечественные специалисты по авиатехнике ответственно заявляли, что «такого быть не может». Информация радиотехнических полков, призванных осуществлять радиолокационный дозор воздушного пространства, ясности не добавляла. Дело в том, что все имевшиеся в тот момент на вооружении СССР типы радиолокационных станций имели весьма ограниченные возможности (обнаружение целей на дальностях до 200 км и высотах до 20 км). Причём на эффективность работы РЛС негативно влияли многие факторы: параметры движения цели и её физические свойства, солнечная активность, состояние атмосферы и даже уровень подготовки операторов. Посему радиотехнические полки не могли распознавать U-2 и уверенно «вести» его. Все разглагольствования о том, что 1 мая 1960 г. Пауэрса «вели» чуть ли не от самой госграницы всего лишь досужие вымыслы ветеранов военных кафедр, на самом деле наша ПВО не заметила его не только на границе, но даже над Байконуром, куда тот «заглянул» по пути к Челябинску. В районе Байконура, кстати, уже были развёрнуты зенитно-ракетные дивизионы, так что 1 мая 1960 г. американца теоретически могли бы сбить уже там, однако… однако там его никто попросту не увидел.
Показателен эпизод, имевший место 9 апреля 1960 г., т. е. за 3 недели до полёта Пауэрса. Тогда американский U-2 «прогулялся» до Балхаша и Байконура, а потом спокойно возвратился в Иран. На перехват таинственного объекта были подняты сначала 4 истребителя Миг-19, а затем ещё 2 Миг-17. При попытке одного из «девятнадцатых» выскочить выше практического полка и подняться на высоту таинственного объекта, истребитель потерял управление и разбился. В разбившемся самолёте погиб старший лейтенант Владимир Карачевский. В 9-й гвардейский истребительный авиаполк, которому принадлежал погибший самолёт, прибыл командующий истребительной авиацией ПВО генерал Е. Савицкий, который компетентно установил, что перехватчики гонялись за фантомом, ибо «такого самолёта, который они якобы видели, быть просто не может».
Инцидент стал известен в Москве и разбирался на заседании Политбюро ЦК КПСС в присутствии компетентных специалистов — авиаконструктора А. Микояна и Председателя Государственного комитета Совета министров по авиационной технике П. Дементьева. Специалисты были единодушны: самолёты на высотах более 20 км летать не могут в силу жёстких скоростных ограничений — при малой скорости полёта они будут сваливаться в штопор, а при высоких — у них будут отламываться крылья из-за высокого скоростного напора. А посему все пустопорожние разговоры о некоем неизвестном высотном разведчике надо прекратить. Ни Политбюро ЦК КПСС, ни лучшие авиационные специалисты Страны Советов, ни лучшие разведчики КГБ и ГРУ — никто из этих достопочтенных исторических персонажей ничего не знал об американском U-2 вплоть до 1 мая 1960 г, когда ракетчики 57 зенитно-ракетной бригады в небе над Челябинском-40 «завалили» американца 14-ой (четырнадцатой!) по счёту зенитной ракетой С-75. Сбив после этого собственный же истребитель-перехватчик Миг-19 (пилот Сафонов погиб).
Правда, объективности ради надо сказать, что некоторые историки отечественной авиации всё же пишут о 8 ракетах С-75, выпущенных по U-2 Пауэрса, что несколько смягчает довольно безрадостную картину рассогласованных и прямо ошибочных действий сил противовоздушной обороны. Нельзя не отметить и редкостный цинизм, проявленный в тот день упомянутым выше командующим истребительной авиацией ПВО Савицким, который лично приказал пилотам Соковичу и Ментюкову подняться в небо на неподготовленных самолётах Т-3 (без оружия и высотного снаряжения) и уничтожить «нарушителя тараном». Выполнение этого требования вело к гарантированной гибели советского пилота, решившегося выполнить приказ без высотно-компенсирующего костюма. К счастью, таранить лётчикам никого не пришлось, поскольку наведение обоих самолётов с земли было осуществлено с большими ошибками: Соковичу сообщили, что цель движется на высоте 10 км (вместо 19–20 км как это было на самом деле), а Ментюкову, верно указав высотный эшелон, неправильно сообщили о его взаимном расположении с целью, из-за чего лётчик совершил разворот в противоположную необходимой сторону.
Можно представить, как было испорчено настроение «дорогого Никиты Сергеича» в этот день! Всего двумя неделями раньше все вокруг — от золотопогонных маршалов, до главных конструкторов и начальников спецслужб — в один голос уверяли его в невозможности существования супервысотного самолёта-разведчика, а теперь обломки этого технического чуда падают с неба за тысячи километров от границы возле одного из самых секретных объектов страны! Так какова же истинная цена всех тех гарантий, что наслушался недавно Генсек: полушка в базарный день?
Слева: Никита Сергеевич Хрущёв лично посетил ВДНХ, где помпезно были выставлены на всеобщее обозрение обломки U-2 Пауэрса. Правда, на кадрах кинохроники Никита Сергеевич выглядел хмурым и как будто чем-то недовольным. Это было нехарактерно для весьма общительного и темпераментного Генсека, любившего пообщаться с простым народом, особенно перед кинокамерой и особенно при наличии неплохого пропагандистского повода. Но если принять во внимание, как напортачили его помощники и советники с рассказами о «невозможном» американском самолёте, то причина дурного настроения Никиты Сергеевича станет отчасти понятна. А если вспомнить, где именно сбили противника, да притом с каким трудом — 14-ой по счёту ракетой, уничтожив к тому же собственный перехватчик! — то станет ясно, что гордиться особенно было нечем. Справа: карта конечного участка полёта Френсиса Пауэрса, представленная на судебном процессе в Москве. Карта фальсифицирована, для того, чтобы создать видимость, будто 57-ая зенитно-ракетная бригада прикрывала Свердловск. На самом деле карта вступала в явное противоречие с показаниями Пауэрса, из которых следовало, что после пролёта Челябинска он совершил два поворота и в конечном итоге оказался северо-восточнее города. Но на такие пустяки никто из присутствовавших в зале внимания не обращал.
Авиационные средства были не в силах обнаружить радиационные «хвосты» атомных производств, но они, используя инфракрасную технику, могли даже с большой высоты зафиксировать объекты с явно аномальной температурной контрастностью (особенно в холодное время года). Отсутствие труб, указывающих на наличие котельных, и мощных линий электропередач однозначно свидетельствовало о присутствии собственного источника энергии на территории разведываемого объекта, причём источника компактного и мощного.
Классическим примером эффективности технической разведки атомного объекта может служить история с определением энергетических параметров реакторов по наработке плутония-239 в Челябинске-40, том самом закрытом «городе атомщиков», где работал Георгий Кривонищенко. О том, что где-то между Свердловском и Челябинском заложен секретный завод по производству плутония, американцы узнали от пленных немецких инженеров, работавших в СССР. В Абхазии (в Синопе и Агудзери) во второй половине 40-х гг. были размещены две «шарашки» с пленными немцами, которые занимались разработкой технологии разделения изотопов урана. Время от времени немцам удавалось передать на родину ценную информацию, в т. ч. и не связанную напрямую с их проектами. От этих немецких специалистов и пошла информация о закладке на Урале крупных атомных объектов. Уже в начале 50-х гг. американские самолёты-разведчики обнаружили три строительные площадки в районе озера Кызылташ и реки Теча, которые американцы в своих документах назвали объектами «0», «301» и «701». Водная система этого района играла для атомных реакторов роль прудов-охладителей, куда сбрасывалась горячая вода. С пуском реакторов озеро перестало замерзать даже в самые холодные зимы. Американцы довольно хорошо знали гидрологические условия этого района, поскольку ещё в конце 20-х гг. имели планы по использованию различных уральских территорий на правах концессий. Зная объём «подогреваемой» теплоотводом воды и её температуру, американская разведка сумела определить мощность действующих реакторов. В документах 1955–56 гг., предоставленных разведкой в распоряжение Joint atomic energy intelligence committee (Объединённому Комитету по атомной энергетике Конгресса), указывалось, что в т. н. «кыштымском комплексе» действуют три реактора тепловой мощностью 286 МВт каждый. Тогда же было заявлено и о предполагаемой их производительности: в каждом из реакторов нарабатывались 0,86 гр. плутония-239 в сутки на 1 МВт мощности (т. е. в каждом реакторе 246 гр. в сутки).
