Гарольд Дойч - Заговор против Гитлера. Деятельность Сопротивления в Германии. 1939-1944
Остер считал, что надо начать осуществление операции перед рассветом, когда еще темно; причем первым делом следовало окружить район расположения правительственных зданий, которые довольно кучно были сосредоточены в самом центре Берлина. Войска должны были занять здания, где расположены министерства, а также наиболее важные государственные учреждения, почту и телеграф, радиостанции, центральные пункты связи, аэропорты, полицейские участки и места расположения отделений нацистской партии. За исключением министра юстиции Гюртнера, что было сделано по просьбе Донаньи, все государственные и партийные должностные лица до уровня крейсляйтера (руководителя округа) должны были быть арестованы. Для суда над ними предполагалось создать суды с ускоренным судопроизводством. Явно позаимствовано из плана 1938 года положение о немедленном роспуске «секретного правительства рейха», которое было создано Гитлером в качестве профилактической меры для оказания политического давления во время кризиса в связи с «делом Фрича»; этот «чрезвычайный кабинет», однако, так ни разу и не собрался.
Предполагалось передать по радио и через газеты ряд заявлений и обращений к народу. Тексты этих обращений были составлены, что называется, по горячим следам – в середине октября 1939 года, а не являлись простым воспроизводством подобных материалов, составленных в 1938 году.
Среди захваченных агентами гестапо документов были два обращения, с которыми должен был выступить Бек. Текст одного из них был буквально испещрен правками и пометками, сделанными Беком, Остером и Донаньи. Второе обращение было написано характерным почерком Канариса и было составлено в соответствии с часто высказывавшейся при обсуждении планов оппозиции идеей, что не следует поспешно объявлять, что переворот направлен лично против Гитлера. В заявлении должно было быть сказано, что преступные и коррумпированные элементы в рядах партии, при поддержке со стороны Геринга и Гиммлера, подготовили переворот, который вермахту удалось пресечь на корню. Были арестованы двое офицеров–изменников, у которых были изъяты документы, подтверждающие, что Геринг занимался личным обогащением, присваивая многомиллионные средства, принадлежащие нации; а также что многие немцы были незаконно лишены свободы без всяких на то оснований. Фюрер о произошедшем «проинформирован».
Подобный подход был весьма характерным для Канариса; он всегда старался, насколько возможно, бить нацистов их же оружием. Любителем подобного же приема был и Гизевиус. Однако, судя по всему, осенью 1939 года подобный подход не был поддержан в рядах оппозиции. В то время хотели сделать главный акцент на личную ответственность Гитлера за готовящееся им наступление на Западе, которое должно было принести лишь бедствия для страны и разрушить всякие надежды на заключение мира.
В другом проекте заявления, с которым должен был выступить Бек, говорилось, что он берет на себя всю полноту исполнительной власти в качестве Верховного главнокомандующего вермахтом; в связи с чрезвычайными обстоятельствами в стране вводится военное положение. После этого заявления должны были быть приведены данные о компрометирующем поведении различных партийных функционеров, причем должно было быть подчеркнуто, что это далеко не все и что большое количество аналогичной информации будет в ближайшее время предано гласности. То, что представляет собой одновременно символы и опору нацистов, должно быть уничтожено: немедленному роспуску подлежат гестапо и министерство пропаганды. Одновременно будет создана Национальная директория во главе с Беком; при этом будет обещано провести в ближайшее время всеобщие выборы. Другая хорошая новость, о которой будет объявлено, – возобновление переговоров о мире. Для того чтобы особо выделить это событие, а также показать, что весь мир поддерживает происходящие перемены в Германии, по всей стране будет отменено затемнение и буквально вся Германия озарится огнями. О подаче подобного рода сигнала англичанам было сообщено в ходе контактов через Ватикан, которые осуществлялись в Риме.
Довольно оригинальный аспект разрабатываемых планов состоял в привлечении юмористов, комедийных актеров и политических сатириков для высмеивания главарей нацистов.
В ответ на вопрос: «Кто будет участвовать в выполнении намеченного и кого следует немедленно проинформировать о составленном плане действий?» Остер приводил следующий список: Герделер, Хассель, Шахт, Гизевиус, Небе, Гелльдорф и его заместитель граф Фриц Детоф фон дер Шуленбург. Среди военных, которые готовы были принять участие в осуществлении переворота, были названы Лидиг, Гинц и генералы Вицлебен, Гопнер и Ольбрихт. Напротив ряда других фамилий был поставлен вопросительный знак; что самое неожиданное и интересное, так это то, что среди последних был упомянут Рейхенау; а ведь всего год назад подобного нельзя было даже представить[120].
Отдельно была отпечатана программа ввода и дислокации войск в Берлине, также касавшаяся всего комплекса военных вопросов, связанных с заговором в целом. В вопросе о том, что делать с Гитлером, данная программа отличалась от плана Остера: Гитлера планировалось не убивать, а задержать и подвергнуть психиатрической экспертизе. Бек, который был против убийства Гитлера по религиозным и иным мотивам, передал Гальдеру, скорее всего, через Гроскурта, что, по его мнению, нацистский тиран был ненормальным.
Как свидетельствует Хаппенкотен, из записей Бека следует, что Гальдер был проинформирован об основных положениях плана Остера[121].
Это только усиливает предположение о том, что Остер и Донаньи активно изучали возможности использования составленного в 1938 года плана применительно к создавшейся обстановке, с внесением, естественно, необходимых изменений и корректив, когда Гальдер пригласил Остера в Цоссен 4 ноября 1939 года.
Другие представители оппозиции активно работали в политической области. Чем ближе подходил срок начала наступления, назначенного на начало ноября, тем более многочисленными и настойчивыми становились призывы к принятию немедленных действий, поступавшие из МИДа. Эцдорф докладывал обстановку взволнованному Вайцзеккеру практически ежедневно. Каждую встречу с ним Вайцзеккер неизменно начинал с вопросов: «Ну что, генералы, наконец решились?» или: «Когда же наконец наши генералы начнут драться?»
Кордт излил свое нетерпение в письме к Остеру; пытаясь «убедить убежденного», он вновь повторил аргументы в пользу того, что свержение режима является единственным выходом из ситуации и единственным спасением[122].
Хотя ни Вайцзеккер, ни его сторонники в МИДе не могли «стрелять из папок», они использовали в качестве средства ведения огня свои ручки и чернила[123].
Ситуация требовала использовать любую возможность воздействия на Гальдера. Настроение начальника штаба сухопутных сил в те дни было подвержено резким колебаниям и скакало от всплеска оптимизма и душевного подъема до самой глубокой и мрачной депрессии. День или два спустя после того, как Канарис охарактеризовал состояние Гальдера как «нервный срыв» (16 октября 1939 года), а видевший его со стороны (17 октября 1939 года) генерал фон Бок отметил, что Гальдер выглядит «явно удрученным», начальник штаба сухопутных сил позвонил Вайцзеккеру и явно напугал этого «поклонника осторожности» тем уровнем откровенности и тем полным отсутствием заботы о каких–либо мерах предосторожности, которые были продемонстрированы Гальдером во время этого разговора. Гальдер прямо заявил, что, поскольку с его непосредственным начальником многого не добьешься и вообще «каши не сваришь», то ему требуется содействие со стороны «более молодых и энергичных людей», с помощью которых он сам сделает все необходимое. Хотя беседа велась завуалированным и витиеватым языком, однако навряд ли она представляла такую уж неразрешимую загадку для агентов гестапо, прослушивающих разговор. С учетом этого Вайцзеккер передал через Эцдорфа, чтобы в Цоссене проявляли большую осторожность.
Возможно, этот эпизод и объясняет данное Гальдером Гроскурту «прямое и ясное указание» создать небольшую рабочую группу по планированию и разработке деталей переворота.
Эцдорф после разговора с Вайцзеккером сообщил членам своей рабочей группы в Цоссене, с какой энергией разговаривал с замминистра иностранных дел Гальдер, и это как минимум воодушевило их. Работать более активно заставляли их и пришедшие опасные новости из рейхсканцелярии.
Несколько дней спустя после описанного эпизода Эцдорф вернулся в МИД, будучи весьма возбужденным. Поступили сообщения, что Гитлер приходит во все большую ярость по отношению к ОКХ. Он и так был раздражен постоянным противодействием со стороны ОКХ его планам наступления, а после того, как два молодых офицера люфтваффе рассказали о том разговоре, который они случайно услышали в Цоссене, его озлобление возросло еще больше. Эти офицеры были в ОКХ по делам связи и случайно услышали за соседним столом беседу, которая показалась этим напичканным нацистской пропагандой молодым людям проявлением измены и предательства. Вернувшись, они доложили об этом Герингу; сей доблестный боец в борьбе за влияние в Берлине использовал их рассказ как боекомплект для нанесения удара по своим традиционным конкурентам в ОКХ. Получив от Геринга доклад с практически дословным изложением рассказа офицеров, Гитлер стал кричать, что всегда знал, что Цоссен – это рассадник пораженческих настроений. Как только представится подходящий момент, он безжалостно раз и навсегда очистит армию от этих вредоносных элементов и «всей этой заразы».
