Короткая память - Александр Борисович Борин

Рабочий, принимавший участие в спасательных работах, сказал мне в те дни: «Мы все умеем. Решительно все. Но, к сожалению, не до, а после».

В Воркуте трагедию предотвратили до того, как она произошла. Не дали ей произойти. Это сделали руководители строительного управления номер четыре Фирсов и Томкович и 120 московских шабашников.

* * *

Анонимкой, поступившей в Прокуратуру Коми АССР, занялся инспектор ОБХСС Воркутинского ГОВД старший лейтенант милиции Бабарик. Решил: шабашники — люди подозрительные, делу бы надо дать ход. Начальник комбината «Печоршахтострой» Борис Иванович Андрюшечкин срочно выслал в СУ‑4 ревизию. Она пришла к выводу, что временным рабочим платили действительно многовато. Андрюшечкин издал приказ: «Допущены серьезные нарушения в порядке приема и увольнения временных рабочих... принять к сведению, что материалы переданы в следственные органы».

Шантаж

Передо мной — пожелтевший от времени номер воркутинской газеты «Заполярье». Передовая: «В эти дни одна из важнейших пусковых строек этого года — центральная водогрейная котельная. Все воркутинцы с нетерпением ждут ее...»

На второй полосе той же газеты напечатана статья начальника штаба по строительству ЦВК Олега Ивановича Томковича. Он писал: «Брак делу враг...» Это выражение точно определяет положение, которое сложилось в настоящее время на строительстве ЦВК... Кто же виноват в этом? Участники строительства называют ныне здравствующих заместителя главного инженера комбината «Печоршахтострой» В. М. Редькина...» — дальше шел перечень еще нескольких фамилий.

В ту пору, когда начиналось строительство центральной водогрейной котельной, Вячеслав Матвеевич Редькин работал начальником СУ‑4. Это при нем, под его началом, сваи не добили до скалы и котельную оставили висеть в воздухе.

А потом, как и начальник комбината «Печоршахтострой» Андрюшечкин, Редькин пошел на повышение. Борис Иванович отправился работать в Москву, а Вячеслав Матвеевич стал заместителем главного инженера комбината.

* * *

Из показаний В. М. Редькина: «По настоянию Фирсова и Томковича для выяснения вопроса о браке в СУ‑4 направлялась комиссия народного контроля комбината «Печоршахтострой». Однако установила она не брак, а только недоделки. Это разные вещи».

Из показаний бывшего инженера производственного отдела СУ‑4 А. В. Соколовой: «Комиссия пробыла у нас несколько дней, но вдруг исчезла и больше уже не появлялась. По какой причине она свернула работу, я не знаю. Руководил комиссией А. Е. Косоногов».

Из показаний А. Е. Косоногова: «Сумму обнаруженного брака мы все время уменьшали, данные переправляли три раза. Настаивал на этом В. М. Редькин».

Из показаний А. В. Соколовой: «Начались бесконечные звонки из комбината. От меня требовали, чтобы я уменьшила сумму брака. Однажды меня вызвал Косоногов и сказал: «Уменьшите, а то вас обвинят в предвзятости». Я отказалась, ответила: «Шантажировать меня бесполезно. Иначе следующий разговор будет в горкоме партии».

Из показаний начальника строительной лаборатории В. И. Танеева: «По настоянию Редькина сумма брака была значительно уменьшена».

Из показаний О. И. Томковича: «Сперва в акте народного контроля стояла сумма брака 461 тыс. рублей. Однако потом кто-то поставил запятую, и сумма получилась 46,1 тыс. рублей. В десять раз меньше».

Из показаний А. Е. Косоногова: «Но даже и эту сумму, 50 тысяч рублей, Редькин не признавал, оспаривал».

Из показаний А. В. Соколовой: «Как-то мне предложили совершить подлог. Не было подписи заказчика о том, что он принял работу. Мне посоветовали: «А ты подделай». Я не поняла: «То есть как?» Мне объяснили: «Через стекло».

Из показаний В. И. Танеева: «Центральная лаборатория факты брака на учет не ставила, не было указаний комбината».

Из показаний А. В. Соколовой: «Начальник лаборатории сказал мне, что он не может выступать против Редькина. И вообще из этого дела о браке все равно, дескать, ничего не выйдет. Пустая затея».

Из показаний В. М. Редькина: «Выводы комиссии народного контроля не получили какого бы то ни было дальнейшего хода и ни на что не повлияли. Да они и не могли ни на что повлиять. Брак был придуман из конъюнктурных соображений Фирсовым и Томковичем. Он им был нужен как щит, чтобы прикрыть свои махинации...»

* * *

Вечереет. В комбинате затихает жизнь. Реже звонят телефоны, опустели кабинеты и коридоры.

Вячеслав Матвеевич Редькин сидит, низко пригнувшись к столу, и что-то быстро рисует на листе бумаги.

— Все разговоры о браке не имеют под собой никакой материальной почвы, — говорит он. — Никакого сверхъестественного брака не было. Все это сочинено, чтобы придать делу никому не нужную эмоциональную окраску...

— Как же так, — недоумеваю я. — А бетон в насосной?..

— Ерунда! Если из двадцати пяти тысяч кубов бетона плотно не лег хоть один процент, дыра будет — паровоз пролезет. Ну и что? Нормально. Заделайте дыру, и все. Шум зачем подымать, искать виноватых?

— А не добитые до скалы сваи?

— Слово «вина» здесь совершенно неприемлемо. Виноваты не люди, а коварная северная природа. Вечная мерзлота. Мне лично понадобилось двенадцать лет, чтобы понять, что мы о ней еще ничего не знаем. Идет обычный процесс познания. Брак — это только чья-то бессовестная вредная выдумка.

* * *

... — Борис Иванович, — спросил я в Москве заместителя начальника «Союзшахтостроя» Андрюшечкина, — почему материалы о браке вы, руководитель комбината, тогда же не передали следственным органам?

Все дольше паузы в нашем разговоре, все осторожнее ответы моего собеседника.

— Потому что брак этот не имел серьезного, тем паче катастрофического значения, — испытующе uлядя на меня, говорит Борис Иванович. — Никакой аварийной ситуации не существовало, никакие ремонтно-восстановительные работы не проводились. Потребовались некоторые, — говорит он, и я понимаю, что произносит он сейчас давно заготовленную, тщательно продуманную и хорошо обкатанную фразу, — некоторые всего-навсего дополнительные работы...

В портфеле у меня лежит, однако, официальный документ. Я получил его накануне нашей встречи с Борисом Ивановичем. В документе этом черным по белому написано, что ущерб от брака составил не 50 тысяч рублей и даже не 461 тысячу, как было сказано в акте комиссии народного контроля, пока кто-то не переправил цифру, уменьшив сумму ровно в десять раз. Ущерб от брака, говорится в документе, причинен был государству на 700 тысяч рублей. На семьсот тысяч! Документ этот подписан Генеральным прокурором СССР А. М. Рекунковым.

... — Я вам объясню, в чем дело, — говорит мне