Сергей Михеенков - 33-я армия, которую предали
Как бы там ни было, но вскоре в кабинете наркома обороны К.Е. Ворошилова состоялась встреча пяти: И.В. Сталина, М.Г. Ефремова, К.Е. Ворошилова, А.И. Микояна и следователя НКВД.
Сталин ознакомился со всеми документами пухлой папки, представленной для разбирательства следователем НКВД. Накануне он прочитал с заключение партийной комиссии, которая напрочь отвергла обвинения в адрес Ефремова.
Начался разговор. Сталин сказал, что Дыбенко всё же упорно свидетельствует о виновности Ефремова. Как быть с этим? Ефремов тут же отреагировал, что Дыбенко находится в крайне подавленном состоянии духа, что в данном случае можно вести речь не об аргументах в пользу вымышленной его, Ефремова, вины, а о полном умопомрачении обвиняемого. Сталин вскинул глаза. И ткнул пальцем в документы, якобы подписанные Ефремовым и свидетельствующие о его участии в заговоре против Сталина и правительства.
– Я этого не подписывал, – сказал Ефремов. – Это не моя рука.
– Как вы можете это доказать?
– Я бывший гравёр. И хорошо вижу отличительные и характерные черты любого почерка, каждой буквы, – сказал Ефремов, тут же взял бумагу, карандаш и начал писать слова и буквы, сразу же поясняя, где и в чём допущены ошибки фальсификатором «документа».
Рассказывая потом эту историю сыну Ефремова Михаилу Михайловичу, А.И. Микоян справедливо заметил, что это была ещё одна битва героя взятия Баку – отважная битва за жизнь!
Ефремов настолько убедительно и настолько наглядно опровергал одно обвинение за другим, настолько бесхитростно и естественно излагал свои аргументы и приводил всё новые и новые факты, свидетельствующие о полной несостоятельности выдвинутых обвинений, что напряжённая обстановка вскоре разрядилась смехом. И ещё он был внешне совершенно спокоен. Как в бою. Это он выработал в себе ещё на батарее в Галиции. На всю жизнь. Потом, через четыре года, под Вязьмой, именно это спокойствие и умение держать себя в руках, не теряться в самые трудные минуты и будет восхищать его подчинённых. И многие запомнят своего командарма в последние дни, часы и минуты его жизни именно таким – спокойным, сосредоточенным, действующим.
Ворошилов и Микоян в один голос твердили о «плохой работе» следователя. В какой-то момент, воспользовавшись потеплением общей атмосферы разговора, Микоян воскликнул:
– Иосиф Виссарионович, освободите Ефремова под мою ответственность!
Сталин снова вскинул глаза. Улыбки исчезли с лиц. И он задал вопрос, который уже предполагал ответ, но Сталину хотелось услышать, что же скажет этот упорный и спокойны комкор, к которому он испытывал явные симпатии и в виновность которого не верил с самого начала. Он спросил:
– Скажите, верна ли версия следователей, что вы, Ефремов, могли предать Советскую власть?
– Как же я могу предать власть, которая меня, сына батрака, поставила на ноги, выучила, воспитала и доверила высокий пост командующего военным округом?! Я, товарищ Сталин, не могу предать такую власть.
И тогда Сталин снова улыбнулся. Ответ ему понравился. Он посмотрел на Ефремова и подумал: этот комкор умеет держать свою позицию.
И только в лице следователя не дрогнул ни один мускул. Дело рассыпалось. А это могло угрожать большими неприятностями и ведомству, к которому он принадлежал и которое здесь представлял, и лично ему. Ведь что стоит хозяину и этого кабинета, и другого, повыше, сказать между прочим его шефу о плохой работе следователя по делу Дыбенко – Ефремова…
– Товарищ Ефремов, – с улыбкой на изрытом оспой лице сказал Сталин. – Мы подумали и решили поручить вам Орловский военный округ. В Читу вам ехать не надо. Поезжайте прямо в Орёл, принимайте дела округа. Округ только что создан и дел там много. А этому… – Сталин снова усмехнулся в усы. – Этому делу место не в архиве… Клим, – обратился он к хозяину кабинета, – ты сюда бросаешь ненужные бумаги? – И Сталин бросил папку в корзину, стоящую у стола.
Следователь мгновенно сорвался со стула, поймал брошенную Сталиным папку, но, увидев его холодный взгляд и неодобрительный жест, тут же спохватился, завязал красные тесёмки папки и сунул её в корзину.
Делом Дыбенко и Ефремова занимались следователи-«колуны» Ямницкий и Казакевич. Вскоре, буквально через несколько месяцев, когда на посту наркома НКВД Ежова сменит Берия, Ямницкого расстреляют. Казакевич выживет и при Берии. И в 1948 г. в звании полковника выйдет в отставку с хорошей пенсией. В кабинете же Ворошилова присутствовал кто-то третий, чином повыше.
В гостиницу «Москва», в ненавистный номер, Ефремов возвращался пешком. Как хорошо и свободно было на душе!
В гостиничном коридоре его уже ждал сын Миша. Все эти дни он приходил к нему и был, пожалуй, единственным желанным гостем и собеседником. Миша жил у бабушки с дедушкой. Приносил пироги, которые передавала заботливая Клавдия Тихоновна, его несостоявшаяся тёща, которую он уважал и любил, как мать. Миша был связующим звеном той нарушенной цепи, которая все эти два с половиной месяца, оборвавшись совершенно внезапно, разделила жизнь на две части. И одна часть, замкнутая здесь, в роскоши номера класса «люкс», очень быстро стала тонуть в чёрных водах абсурда, хлынувшего через все видимые и невидимы щели бытия. Но Ефремов, всегда, в любых обстоятельствах, умевший вовремя обнаружить опасность, решил не сдаваться и теперь. Как хорошо, что рядом был Миша!
Миша был больше похож на мать. Почти ничего ефремовского, вглядываясь в лицо и фигуру сына, думал Ефремов. У всех Ефремовых носы так носы, а у этого… Мама. Ефремов вздохнул. И ростом не в него. Разве что осанка его. Да целеустремлённость. Ефремов знал, что сын после школы мечтает поступить в бронетанковое училище. Правда, выбор сына Ефремов не разделял. Видел: характер не тот, слишком романтичный, мамин характер.
Но сын станет военным. И будет лейтенантом воевать в Карелии, а потом в 33-й армии. Уже после отца.
– Миша, сынок, – сказал он сыну, когда тот впервые навестил его в гостинице, – принеси мне что-нибудь почитать.
– Что?
– А что вы сейчас изучаете в школе?
– Толстого. «Война и мир». Пушкина.
– Вот их и неси. И военные журналы. Список я тебе дам.
И Миша стал его книгоношей.
Ефремов не спал ночами. И, если бы не журналы и книги, он сошёл бы с ума. Толстой… Он впервые читал «Войну и мир» так, как эту книгу нужно было читать и понимать. Старый князь Болконский… Как он любил свою родину! И умер вовсе не от старости, а оттого, что враг вступил в его Отечество и не находилось силы, чтобы остановить его. А капитан Тушин. Вот у кого надо учиться твёрдости и чести. Настоящий русский офицер. Нет, думал он, стиснув зубы, надо жить, надо сражаться и не уступать врагу ни пяди своей территории. Я этой сволочи ничего не подпишу! Ничего!
– Миша, сынок, спасибо тебе, – шептал он, как молитву, отложив на столик книгу и выключив ночник под жёлтым шёлковым абажуром.
А через месяц М.И. Калинин вручил Ефремову орден Ленина: за выдающиеся успехи в боевой и политической подготовке войск. А также юбилейную медаль «20 лет РККА», которой Михаил Григорьевич гордился особенно.
4 мая 1939 г. во время очередных учений войск Орловского военного округа случилось ЧП: в реку упал самолёт Р-5. Бойцы и командиры тут же бросились спасать лётчиков. Все были спасены, никто не погиб. В приказе М.Г. Ефремов писал: «Бойцы и командиры проявили чувство долга воина и гражданина, спасая самое ценное для нашей страны – жизнь человека»[19].
Все, участвовавшие в спасении лётчиков, были отмечены благодарностью в приказе. И это тоже было учёбой. Серьёзной учёбой перед суровыми испытаниями. Во время боёв бойцы-пехотинцы, зачастую рискуя жизнью, будут вытаскивать из горящих самолётов и танков лётчиков и танкистов, не отдавая их ни врагу, ни смерти.
Членом Военного совета округа в это время служил корпусной комиссар Ф.А. Семеновский. Они сохранят дружбу на всю жизнь. Погибнут в одной местности. И будут похоронены рядом. Но это тоже будет уже потом…
В декабре 1939 г. Ефремову было присвоено очередное воинское звание командарма 2-го ранга.
7 мая 1940 г. Президиум Верховного Совета СССР своим Указом ввёл генеральские воинские звания для лиц высшего начальствующего состава Красной Армии. В соответствии с этим Указом М.Г. Ефремову было присвоено звание генерал-лейтенанта.
Вскоре Ефремов был назначен командующим войсками Северо-Кавказского, а затем Закавказского военных округов.
Июнь 1941 г. Застал его в должности первого заместителя генерал-инспектора пехоты РККА. 22 июня он подал рапорт наркому обороны Маршалу СССР С.К. Тимошенко с просьбою направить его на фронт в действующую армию в любой должности на любой участок.
Ответа не последовало.
Знал, что многие его боевые товарищи и сослуживцы воюют. Пришло известие, что 14-й корпус, которым командует Даниил Егоров, своей 51-й сд на судах Дунайской речной флотилии атаковал позиции румынской армии, захватил большие трофеи.
