Эдуард Филатьев - Бомба для дядюшки Джо
«Учёный Совет Института выбрал меня физиком Института, и дальнейшая моя научная деятельность протекала в этом институте».
Свою работу в Ленинградском физтехе Игорь Курчатов начал с должности ассистента. Вскоре стал «научным сотрудником 1-го разряда», и его подключили к исследованиям электрических свойств диэлектриков, которые проводил молодой физик Кирилл Синельников — тот самый, что был родным братом будущей супруги нашего героя.
Каким был тогда Курчатов? Как относились к нему коллеги и сам «папа Иоффе»?
Доктор физико-математических наук Виктор Александрович Давиденко, знавший Игоря Васильевича с момента его прихода в Ленинградский физтех, рассказывал:
«Был он высок ростом, красив, строен и статен. Во всём облике чувствовалась какая-то врождённая слаженность, гармония и благородство. Ходил твёрдой стремительной походкой, чуть подавшись корпусом вперёд, нисколько не сутулясь и не раскачиваясь».
А вот воспоминания, которыми на исходе ХХ века поделился академик Юлий Борисович Харитон:
«Сейчас я хочу вернуться к 1925 году. В Физтехе появились два высоких красивых парня — Курчатов и Синельников, взявшиеся за работу с азартом, вызывавшим уважение. (Мы уже считались ветеранами, так как работали в Физтехе с 1921 года) Ребята работали крайне энергично…».
В лабораторию, где трудились Курчатов с Синельниковым, попал и Леонид Михайлович Неменов, впоследствии тоже академик:
«В эту лабораторию меня определили лаборантом. Сильное впечатление произвела на меня внешность Курчатова Одет он был весьма скромно. Бархатная толстовка, небрежно повязанный галстук, тёмные брюки и стоптанные коричневые туфли. Высокого роста стройный брюнет с ладно посаженой головой — он был очень красив. Поражали его глаза, тёмные и лучистые.
Работал Курчатов очень напряжённо, не считаясь со временем. Если его не было в лаборатории, значит, он в библиотеке.
У него были отличные руки экспериментатора Он не чурался никакой работы. Делал всё быстро, но весьма тщательно. Всё записывал в журнал. При этом говорил, что в нашем деле нет мелочей, всё важно, и результаты должны быть скрупулёзно записаны».
Ангелина Константиновна Гуськова, работавшая вместе с Курчатовым с начала 50-х годов, добавила к рассказам о тех далёких годах следующий штрих:
«Первый отклик на работу шведского учёного Гартунга, подготовленный И.В. Курчатовым и К.Д. Синельниковым, был опубликован в 1926 году в журнале «Physical Review». Источником его явилась работа Игоря Васильевича ещё в Баку, выполненная совместно с З.Е. Лобановой».
«Physical Review» — престижнейший американский журнал! Напечататься в нём — предел мечтаний любого физика тех лет. А Курчатову тогда было всего лишь 23 года! Первая работа, и такое к ней внимание со стороны уважаемого журнала! Не каждому начинающему исследователю выпадает подобная удача.
Стоит ли удивляться, что молодого учёного в Физтехе тотчас заметили? И поручили другое ответственное дело.
Обратимся к воспоминаниям брата нашего героя, Бориса Курчатова:
«В то время академик А.Ф. Иоффе и его ближайшие сотрудники возлагали большие надежды на создание изоляции нового типа, так называемой тонкослойной изоляции».
Абрам Фёдорович увлёкся тогда гипотезой, утверждавшей, что чем тоньше наносимый на проводник изолирующий слой, тем надёжнее защищает он от «пробоев». В Соединённых Штатах Америки, где в середине 20-х годов Иоффе находился в научной командировке, он часто говорил о том, что работы по «тонкослойной изоляции», ведущиеся в его институте, вот-вот дадут долгожданные результаты.
«В конце 1929 года, — вспоминал Борис Курчатов, — А.Ф. Иоффе поручает И.В. Курчатову и П.П. Кобеко разобраться в явлении аномально высокой диэлектрической проницаемости сегнетовой соли. Молодые исследователи поставили ряд убедительных опытов и… пришли к выводу о новой природе явления… В итоге Игорем Васильевичем была заложена основа новой области науки — учение о сегнетоэлектричестве».
В 1930 году 27-летний Курчатов получил звание старшего инженера-физика и должность заведующего крупной институтской лабораторией. В автобиографии он напишет:
«Здесь мной был выполнен ряд исследований в области учения об электрических свойствах диэлектриков. Часть этих исследований опубликована в разных научных журналах, часть собрана мной в монографии " Сегнетоэлектрики "».
Книгу эту издали одновременно в двух странах: в СССР и Франции. Казалось бы, триумф! Курчатов вполне мог сказать, что его научная карьера состоялась! Об этом говорил даже облик молодого и статного сотрудника ЛФТИ, что был тотчас замечено Виктором Давиденко:
«Про таких в народе говорят: «Видный мужчина». В самом деле, достаточно было посмотреть на него раз, чтобы навсегда запомнить и понять, нечему все окружающие в шутку называли его «генералом»».
И вдруг с обаятельным и симпатичным «генералом» случился конфуз.
Неожиданный сбой в карьере
В курчатовской автобиографии об этом «проколе» не сказано ни слова. Зато о нём упомянуто в мемуарах академика А.П. Александрова. Зимой 1978 года Анатолий Петрович наговорил на магнитофонную ленту воспоминания о прожитой жизни, которые впоследствии и легли в основу будущей книги. Описан в ней и конфуз, случившийся с Игорем Курчатовым.
Но — всё по порядку! Итак, рассказывает Анатолий Александров:
«Наша первая встреча состоялась в начале 1930 года В это время я, преподаватель физики киевской 79-й школы, занимался исследовательской работой в области физики диэлектриков в группе молодёжи в рентгенофизическом отделе Киевского рентгенологического института…
Академик Иоффе узнал о нашей группе и вскоре прислал к нам своего ближайшего сотрудника — Николая Николаевича Семёнова…
Вслед за ним… — крупнейшего теоретика Якова Ильича Френкеля…
Наконец, месяца через два… прислал физика-экспериментатора, которого мы хорошо знали по опубликованным работам в области физики диэлектриков, — Игоря Васильевича Курчатова
Это был наш ровесник, красивый парень, живой и умный… Мне он очень понравился, у него был широкий кругозор, довольно строгое мышление и в то же время, вероятно, из-за недостатка математической подготовки, отвращение к расчётам, при которых теряется физическая картина явлений, его интересующих».
Любопытная деталь. 26-летний Анатолий Александров уловил в 27-летнем Курчатове «отвращение к расчётам», которое, по мнению киевлянина, происходило «из-за недостатка математической подготовки». И это говорилось о выпускнике математического (!) отделения физико-математического факультета. То есть о человеке, который должен был быть больше математиком, чем физиком.
Впрочем, о факультете, который окончил Курчатов, Александров мог тогда и не знать. Но ведь свои воспоминания он наговаривал в 1978-ом. Значит, все те годы, которые Анатолий Петрович и Игорь Васильевич прошли вместе, находясь в тесных дружеских отношениях, только укрепили вывод, сделанный в Киеве: Курчатов питал «отвращение к расчётам». И это запало в память.
Но вернёмся в год 1930-ый.
Вскоре киевские физики познакомились с самим Абрамом Фёдоровичем Иоффе, и он пригласил некоторых из них (в том числе и Александрова) на работу в Ленинградский физтех. Молодые люди приехали…
Институт ошеломил киевлян своими демократичными принципами. Анатолий Александров рассказывал:
«Формальной жизни в институте, собственно, почти не было. Не было никаких отчётов формальных, ещё чего-то такого. Планы составлялись тоже очень странные. Тогда надо было написать очень коротко, чем хочешь заниматься, и кого это может заинтересовать. При этом тех, кого это может заинтересовать, не спрашивали, интересует это их или нет».
Первым делом, которое Иоффе поручил Александрову, была проверка результатов опытов с диэлектриками — тех, что проводились в лаборатории, которую возглавлял Курчатов.
Молодой напористый киевлянин стал проводить эксперимент за экспериментом, а Курчатов…
«Игорь Васильевич в это время ещё продолжал работы по диэлектрикам: пытался получить высокопрочные конденсаторы с органической изоляцией. Он заканчивал работу по разрядникам для высоковольтных линий электропередачи и начинал работу в области сегнетоэлектриков».
А Анатолий Александров.
«Я бился буквально с утра до ночи, чтобы на новых тогда полимерных материалах воспроизвести электрическую прочность тонких слоёв, которую наблюдали Иоффе, Курчатов, Синельников и др. на стёклах и слюде. У меня ничего не выходило.
