Эдвард Кризи - Великие битвы XI–XIX веков: от Гастингса до Ватерлоо
Несмотря на то что мы всегда одерживали верх в бою с закованным в броню противником, наши ряды очень страдали от ядер и шрапнели противника. Огонь французской артиллерии был убийственным, она сумела полностью рассчитаться с нами за потери среди кирасиров. Часто, когда после удачного залпа ряды каре приходили в беспорядок, кавалерия вновь пыталась атаковать нас, но всегда безуспешно. Полк справа от нас понес особенно тяжелые потери, и был момент, когда всем показалось, что его солдаты дрогнули. Халкетт поскакал туда и, схватив знамя полка, поднял его над головой. Только после того, как под ним была убита лошадь, ему удалось восстановить в полку некое подобие порядка. Поскольку полк явно находился в замешательстве, мы получили команду «направо» и должны были прийти ему на помощь. Некоторые из солдат поняли команду как «направо кругом» – и стали разворачиваться. Но старый майор Маклейн из 73-го полка вскрикнул: «Ну нет, мои мальчики! Была команда «направо», и, пока впереди находятся французские штыки, команды «кругом» не будет!» Через несколько секунд он был смертельно ранен. Легкий драгунский полк, стоявший за позициями то ли 23-го, то ли 16-го полка, сманеврировал влево и завязал бой с кирасирами. Мы приветствовали их криками, когда они проскакали мимо нас. Наши кавалеристы сделали все, что смогли. Но им пришлось отступить через несколько минут сабельного боя. Полк бельгийской кавалерии намеревался повторить их подвиг. Но они вдруг остановились у нашего каре. Наш славный Халкетт поскакал к ним и предложил бельгийцам возглавить их атаку. Но это оказалось бесполезно. Тогда к ним поскакал принц Оранский и попытался призвать их выполнить свой долг. Тоже напрасно. Они так и стояли в замешательстве, пока в их рядах не просвистело несколько выстрелов. Тогда бельгийцы развернулись и, подобно бестиям, точнее, испуганным бестиям, помчались назад. Когда бельгийцы скакали мимо правого фаса нашего каре, солдаты, возмущенные поведением этих мошенников, дружно схватились за оружие и дали по ним залп. Многие из этих плутов погибли, как трусы.
К этому времени ряды вражеской кавалерии почти смешались. Когда французы поняли, что их атаки бесполезны, они дружно открыли по нас меткий огонь из карабинов. Пока мы вели бой, мы могли видеть только действия соседних каре справа и слева, но я думаю, что все войска на нашем участке находились в одинаковом положении. Все англичане и немцы достойно выполнили свой долг. Примерно в шесть часов мне послышались орудийные выстрелы. Огонь велся по нашим позициям, в направлении, где, как я понял по шлемам солдат, стояла гвардейская пехота. Я едва успел поделиться своими наблюдениями с офицером, стоявшим рядом, когда примерно с семидесяти шагов по нас открыли огонь два орудия. После первых же разрывов шрапнели упали семеро в середине нашего каре. Орудия были немедленно перезаряжены и продолжили безостановочную, губительную для наших рядов стрельбу. Я был горд видеть, что солдаты немедленно заполняют бреши, возникающие в их рядах после каждого залпа. В тот момент я испытывал почти физическую боль. Только я успел приказать трем своим ребятам занять места в строю и едва они успели встать в строй, как двоих из них разорвало в клочья. Один из них посмотрел мне в глаза и успел издать что-то, похожее на жалобный стон, после чего я невольно воскликнул: «Я не мог ничего сделать». Мы с большой охотой бросились бы в атаку на эти орудия. Но все понимали, что, как только мы развернулись бы в линию, стоявшая у них на флангах вражеская конница тут же преподала бы нам жестокий урок.
Противостояние лицом к лицу, когда противники видят только направленное на него оружие врага, подходило к концу. Вскоре должно было выясниться, у какой из сторон более крепкие нервы, кто устоит и будет и дальше продолжать убивать врагов. Герцог часто появлялся перед нашими рядами. Он был само спокойствие. Однажды, когда он проезжал за нашим каре, среди гренадеров упал снаряд. Герцог удержал коня, чтобы посмотреть, каким будет результат взрыва. Несколько солдат были разорваны на куски. А он лишь слегка тронул поводья. Очевидно, он так же мало думал о печальной судьбе тех погибших, как и об опасности, угрожавшей ему самому. Никто из полководцев не пользовался таким полным доверием среди подчиненных. Где бы он ни появлялся, там сразу же слышался шепот: «Тишина! Стоять лицом к фронту! Здесь сам герцог!» И все сразу же вытягивались, как на параде. Его адъютанты полковники Каннинг и Гордон упали, сраженные, недалеко от нашего строя. Полковник Гордон был убит. Когда поздно вечером герцог снова появился у наших позиций, Халкетт подскакал к нему и, доложив, что его войска ослаблены после длительного боя, попросил подкреплений. «Это невозможно, Халкетт», – спокойно ответил Веллингтон. Тогда наш генерал заверил его: «Что ж, сэр, в таком случае вы можете рассчитывать на мою бригаду до последнего солдата!»
Все очевидцы дружно свидетельствуют, что герцог всегда появлялся на участках, где создавалось самое угрожающее положение. Несколькими дружескими словами или шуткой он умел ободрить подчиненных, вселяя в них уверенность, что настанет момент, когда они сами устремятся на врага. «Ну и град, джентльмены, но мы еще увидим, кто же в конце концов будет бит», – обращался он к солдатам батальона, на позициях которого огонь французской артиллерии был особенно убийственным. Подскакав к одному из каре, ряды которого после атаки неприятеля опасно поредели и против которого французы собирались начать новую атаку, он воскликнул: «Держитесь, ребята, иначе что о нас подумают в Англии?» На другом участке, где солдаты один за другим падали под огнем вражеских пушек, даже не успев встретиться с неприятелем лицом к лицу, герцог услышал в рядах ропот. Солдаты высказывали естественное желание идти вперед, а не просто стоять неподвижно под выстрелами. Веллингтон крикнул им: «Подождите еще немного, парни, ваше желание скоро исполнится». Этого было достаточно для того, чтобы солдаты приободрились и перестали жаловаться. Было вполне естественно, что герцог должен был выжидать. Ведь если бы хоть один корпус спустился с высот, где занимали позиции англичане, это могло стать для союзников очень опасным. Битва при Ватерлоо могла превратиться в еще один Гастингс.
Но Веллингтон сумел внушить всем своим подчиненным присущие ему хладнокровие и стойкость. К нему обращались и другие генералы, кроме Халкетта, с просьбой прислать подкрепления или разрешить отвести корпуса, от которых остались одни названия. Но все они получали один и тот же ответ: «Это невозможно. Вы должны удерживать позиции до последнего человека, и тогда все будет хорошо». Офицеры штаба просили проинструктировать их о том, что предпринять, если с герцогом случится несчастье на поле боя. Они спрашивали о том, каков был замысел командующего. Он отвечал: «Мой план очень прост. Мы должны стоять на этой земле до последнего солдата». Его жизнь на самом деле была под постоянной угрозой в течение всего дня битвы. И хотя ни сам герцог, ни его лошадь по счастливой случайности в том сражении не получили ни царапины, из всего его штаба так же повезло лишь еще одному офицеру.[62]
Во время битвы Наполеон расположился на небольшом холме у Бель-Альянса, в центре позиций французской армии. Там он сидел за столом, принесенным с соседней фермы, на котором были разложены карты и схемы. Отсюда в подзорную трубу он наблюдал за тем, что происходило на различных участках боя. Слева от него в ожидании приказаний сидел Сульт, а офицеры штаба верхом на лошадях располагались в нескольких шагах позади. Там он оставался почти до конца дня, сохраняя видимое спокойствие. Лишь иногда с его уст слетали выражения недовольства, например когда провалилась атака Нея на центральном участке. Но с приближением кульминации сражения Наполеон вскочил на белого коня персидской породы, на котором он всегда объезжал войска во время боя, чтобы солдаты имели возможность узнавать своего императора. У него еще была возможность отступить. Его старая гвардия все еще не принимала участия в сражении. Под прикрытием ветеранов император мог собрать свои расстроенные войска и отступить в пределы Франции. Но тогда англичане и пруссаки имели бы возможность беспрепятственно объединить свои силы. К тому же императору было известно, что к ним на помощь спешат и другие армии для того, чтобы вместе начать наступление на Париж в случае, если ему удастся избежать столкновения с объединенными армиями и отступить под стены столицы. Для того чтобы «восстать из пепла», Наполеон должен был обязательно выиграть сражение под Ватерлоо. Поэтому он принял решение смелым ударом своей гвардии вырвать победу у союзников.
Между семью и восемью часами пехотинцы старой гвардии построились в две колонны на спуске с высот у Бель-Альянса. Во главе колонн встал маршал Ней. Наполеон лично подъехал на участок, где его гвардейцы должны были начать прорыв. Взмахом руки он указал им направление на позиции союзников, как бы указывая своим солдатам дорогу. С криками «Да здравствует император!» гвардия начала спуск в долину, «над которой витала тень смерти». Одновременно французские батареи через головы пехоты усилили огонь по британским позициям. Путь гвардии проходил между Угомоном и Ла-Э-Сент, несколько правее центрального участка обороны англичан. Одновременно солдаты Донзело дружно бросились в атаку против центра англичан и несколько левее. Этот участок сражения не стал предметом такого же пристального внимания, как наступление старой гвардии. Но именно здесь создалось наиболее опасное положение для армии союзников. И если бы молодую гвардию отправили сюда, чтобы поддержать Донзело, а не на отражение удара пруссаков у Планшенуа, результаты этого удара могли бы стать для союзников гораздо более серьезными. Французские стрелки, разместившиеся под защитой позиции Ла-Э-Сент, выбили артиллеристов расположенных перед их фронтом английских батарей.
