В поисках правосудия: Арест активов - Браудер Билл

Они проговорили до окончания «установленных часов». И хотя Николай не мог вспомнить момент своего падения, он помнил почти всё, что предшествовало этому. Ванну, из крепкого пластика, подержанную, но в хорошем состоянии, он заказал онлайн, а доставили ее трое грузчиков транспортной фирмы. С ними он договаривался в начале недели. Они также должны были забрать у другого продавца несколько поддонов с гипсокартоном. Поскольку они жили на последнем этаже, было проще поднять всё через большой балкон с помощью лебедки, чем по лестнице. Николай был на крыше с одним из грузчиков, работавших с лебедкой, а двое других помогали снизу. Сначала подняли гипсокартон, а затем прикрепили ванну. На этом его память обрывалась.

Следующее, что помнил Николай, — это то, что он очнулся в отделении интенсивной терапии. Провал в памяти был больше трех дней. Каким-то образом Николай, ванна и лебедка оказались на земле. Николай упал левым боком на ванну, а головой сильно ударился о тротуар. Там осталась лужа крови.

Удивительно, но на Коле всё заживало как на собаке, и через десять дней он уже вышел из больницы на своих двоих. Около дома их опять поджидали полицейские — те же, которые подкарауливали Юлю каждый день. Николай был взбешен, но слишком ослаблен для разговора с ними, поэтому они с Юлей прошли мимо, как будто тех не существовало.

Пока Николай поправлялся дома, полиция не прекращала изводить семью. Они вручили всем, включая Диану, повестки, угрожали Юле уголовным преследованием за дачу «ложных» показаний, требовали от Николая подписать заявление, что это был несчастный случай, донимали семью постоянными звонками на мобильные, номера которых взяли неизвестно где. Дошли даже до того, что, разыскав Диану «ВКонтакте», отправили ей сообщение с указанием немедленно обратиться в полицию.

Но это колоссальное давление не возымело ровным счетом никакого эффекта. Юля не отозвала свое заявление, Николай не подписал никаких бумаг, а Диана и не думала с ними связываться. Гороховы не собирались идти у них на поводу, но это не помешало ментам, как всегда, списать всё на несчастный случай: ванна была слишком тяжелой, а лебедка — ненадежной.

На самом деле всё было наоборот. Ванна не была тяжелой. Грузоподъемность лебедки составляла более 450 килограммов, а ванна весила меньше 120 килограммов. В тот день, прежде чем поднимать ванну, лебедку использовали для подъема трех гораздо более тяжелых грузов — поддонов с гипсокартоном. Фотографии с места происшествия указывали, что противовесы были намеренно повреждены, что и сделало лебедку неустойчивой.

Возможно, самым ярким доказательством был протокол осмотра места происшествия, составленный полицейскими, прибывшими на вызов. Они взяли свидетельские показания только у двух из трех грузчиков. Как будто третьего просто не существовало (никто до сих пор не знает, кто это был). Оба допрошенных солгали, сказав, что никто не поднимался наверх к Николаю, поддоны с гипсокартонном они переносили вручную по лестнице, а лебедку использовали только для поднятия ванны. А еще этот звонок Ильи с угрозой! Всё это не билось.

7 апреля, через две недели после происшествия, Николай подал более исчерпывающее и расширенное заявление о преступлении. Но, как и ожидалось, это не изменило поведение полиции, и они отказались проводить расследование.

Если кто-то и виновен в этом преступлении — а мы подозреваем, что это было преступление, — то вряд ли станет известно кто. Но, несмотря ни на что, мы были счастливы, что Николай выжил, потому что наверняка не пережили бы гибели еще одного нашего юриста.

34. Сенатор Грассли

Спустя месяц после происшествия с Николаем я поехал в Америку на важный для нас процесс.

Наконец-то в Нью-Йорке начинался суд по существу по делу «Превезона». После четырех лет расследования, огромных затрат времени и сил владелец «Превезона» предстанет перед лицом правосудия.

Я был главным свидетелем обвинения. В начале процесса я должен буду изложить факты, свидетельствующие об афере с 230 миллионами долларов, совершенной должностными лицами российской власти, и рассказать суду о том, что произошло с Сергеем. Это создаст контекст для жюри присяжных и позволит прокуратуре выдвинуть обвинения в отмывании денег. После дачи этих показаний новые адвокаты «Превезона» подвергнут меня изнурительному многодневному допросу. Ожидалось, что судебное разбирательство продлится месяц. Пол Монтелеони предупредил меня, что я могу провести в суде как минимум неделю.

За шесть дней до начала процесса американская прокуратура одержала очень важную победу: новый судья, назначенный вместо Гриесы, постановил принять к рассмотрению показания Николая и документы по делу Хлебникова.

Это было решающим моментом для исхода дела «Граждане США против „Превезона“». В противном случае прокуратура не смогла бы доказать непрерывное движение 230 миллионов долларов от момента их хищения в России до получения части этих денег в Нью-Йорке и наверняка проиграла бы дело.

Компания «Превезон» сделала всё, чтобы этого не допустить. Но теперь, когда это произошло, их единственная тактика в суде — постараться стереть меня в порошок. Они будут бездоказательно поносить и обвинять меня самого в преступлении, от которого обогатилась компания «Превезон», и всячески выставлять меня жадным аферистом. Поскольку в судебном процессе, с их точки зрения, все средства хороши, включая клевету и оскорбление, они бы делали это, не опасаясь последствий, и таким образом запутали бы плохо разбирающихся в финансах присяжных. Те попросту опустили бы руки и вынесли решение: «Мы просто не понимаем, кто и что сделал, и поэтому не можем признать „Превезон“ виновным».

Перед тем как отправиться в Нью-Йорк, я сделал остановку в Вашингтоне. За месяц до этого произошел неожиданный прорыв в рассмотрении нашей жалобы по Закону об иноагентах (ФАРА). Небольшая заметка в онлайн-издании «Политико» всё же не прошла незамеченной. На нее обратил внимание один из помощников сенатора Чарльза Грассли и рассказал о ней своему боссу. Это очень заинтересовало Грассли — председателя Судебного комитета Сената, одного из самых влиятельных комитетов Конгресса в Вашингтоне.

В течение многих лет сенатор Грассли поднимал вопрос о пренебрежении к этому закону. Наша жалоба была не только своевременной и конкретной, но и поднимала эту проблему с новой силой и остротой. Я несколько раз обсуждал ее с его советником по законодательным вопросам Патриком Дэвисом и рассказывал обо всех, кто участвовал в кампании по дезинформации в связи с принятием закона Магнитского, а также о разочаровывающей работе отдела ФАРА Министерства юстиции.

Сенатор Грассли решил взять дело в свои руки и направил в Минюст письмо с требованием сообщить, что происходит с нашей жалобой. На ответ он дал им две недели. К началу мая прошел месяц, а ответа всё не было.

Я уже привык к тому, что правоохранительные органы игнорируют меня, но сомневался, что они поступят так же и с сенатором. Грассли согласился встретиться со мной в четверг, 11 мая, и обсудить, как заставить Минюст работать.

Вечером 10 мая я был в Вашингтоне. Накопившая усталость давала о себе знать. Количество дел росло как снежный ком. Я думал о том, как буду отсыпаться целую неделю по завершении суда по делу «Превезона». Но до тех пор я должен был держать себя в руках и работать как заведенный.

Той ночью в отеле «Виллард Интер-Континентал» я почувствовал, что заболеваю, причем серьезно. Наутро простуда усилилась. Во второй половине дня у меня была назначена встреча с сенатором Грассли, которую я не мог пропустить. Проглотив таблетку нурофена, я заставил себя придерживаться графика и добрался к трем часам до его офиса, где меня встретил Патрик Дэвис. В ожидании сенатора мы обсудили наше дело и поведение Минюста. Наконец к нам присоединился и сам сенатор Грассли — 84-летний республиканец из Айовы, проработавший в Сенате 36 лет. Я видел его впервые, и он произвел впечатление приятного и отзывчивого человека.