Наталья Громова - Странники войны: Воспоминания детей писателей. 1941-1944
Помню, как мама обводила карандашом мою растопыренную ладошку (и это было очень щекотно), чтобы послать письмо «на войну». Вот об этом теперь можно прочитать в стихах 1941 года:
Стали в августе ночи темны,
Осень в стекла стучит дождем.
Дочка шепчет: – Мама, дойдем до войны
И его домой приведем.
– Что ты, ласточка! Слышишь, как плачет дождь!
Заплутала в дожде луна.
Разве ты его в дальних лесах найдешь?
Ночь сегодня темным-темна.
Спи, забудься, касатка! Дыши легко.
Перепутала ночь пути.
Ты совсем еще крошка. Война далеко.
И тебе до нее не дойти.
Мы в письме нарисуем ручку твою,
А письмо отдадим стрижу.
Хочешь, доченька, песню тебе спою?
Хочешь, сказочку расскажу?
Глухо капли дождя по стеклу стучат.
Притаился ребенок, смолк…
– На добычу поджарых своих волчат
Вывел тощий немецкий волк.
Волк ползет по просторам твоей земли.
Хочет крови твоей добыть,
Чтобы воины наши домой пришли,
Надо злого волка убить.
Твой отец с победой вернется домой,
Приласкает дочку свою.
Ты уснула, пушистый зайчонок мой,
Баю-баюшки, баю-баю!..
Западный фронт, 1941
Евгений Зингер Компас судьбы
Я родился в Москве 27 июля 1926 года. Незнакомые любознательные люди, услыхав мою фамилию, почему-то часто задавали мне смешной вопрос: «Какое отношение вы имеете к знаменитой американской фирме, производящей швейные машины, а также холодильники, морозильники, телевизоры, видеомагнитофоны, стиральные и сушильные машины и многое чего другое?» Вполне ответственно отвечал: ни-ка-кого! А заодно всегда добавлял, что не являются моими родственниками и такие известные в мире люди, как хоккейный вратарь сборной СССР и «Спартака», польско-американский писатель-лауреат Нобелевской премии, председатель Германской социал-демократической партии в конце XIX века…
Евгений Максимович Зингер, руководитель Шпицбергенской экспедиции. 1990-е
Из всех моих родственников по линии отца в живых, увы, остался только я один. Все остальные погибли на фронтах Великой Отечественной войны или умерли естественной смертью. Судьбе было угодно, чтобы у меня родились не сыновья, а две дочери – Елена и Мария, которые, в свою очередь, подарили мне двух внучек – Дину и Софью. Сильное чувство досады по отношению к себе самому я особенно сильно ощутил после того, когда внучки попросили меня рассказать о своих предках, о которых я практически ничего не знал, да и спросить уже не у кого…
Я с удовольствием каждый день отправляюсь на работу в Институт географии. Мне постоянно хочется делать что-то полезное не только для себя, но и для людей, и я искренне благодарен руководителям Института географии РАН и родного отдела гляциологии за то, что они не торопятся поскорее отправить меня на пенсию…
Тем, что стал я полярником, прежде всего, обязан своему самому близкому другу и товарищу, своему дорогому и любимому отцу Максу Эммануиловичу Зингеру – неутомимому полярному путешественнику, художнику и исследователю, одному из старейших советских журналистов и писателей-очеркис-тов, целиком посвятивших себя Крайнему Северу. По рекомендации известных советских литераторов Алексея Силовича Новикова-Прибоя и Лидии Николаевны Сейфуллиной 1 июня 1934 года отца приняли в Союз советских писателей. Его членский билет № 513 был подписан председателем правления Союза советских писателей Максимом Горьким и секретарем правления Александром Щербаковым, вскоре ставшим известным партийным деятелем страны. К тому времени у отца вышли в свет уже двенадцать книг.
Не побоюсь сказать, что судьба полярника была уготована мне почти с самых пеленок. В этом «виновата» не только одна генетика, сыгравшая важную роль. Нельзя пройти мимо того, что в предвоенные годы в нашей маленькой двухкомнатной квартире, имевшей всего двадцать три квадратных метра, я мог видеть многих знаменитых полярников нашей страны. Среди них были летчики И.В. Доронин, С.А. Леваневский, Б.Г. Чухновский, М.И. Козлов и А.Н. Грацианский, академик О.Ю. Шмидт, доктора географических наук Н.И. Евгенов, Я.Я. Гаккель и Г.А. Ушаков, ледовые капитаны М.Я. Сорокин, П.Г. Миловзоров, Н.М. Николаев и А.П. Бочек… Я был необычайно рад, что сам Иван Васильевич Доронин взял меня с собой на Красную площадь 1 мая 1936 года. Можете себе представить, с каким волнением я, десятилетний мальчишка, стоял рядом с одним из самых первых Героев Советского Союза на трибуне около Мавзолея Ленина и смотрел первомайский парад и демонстрацию трудящихся!
Полярники шли в наш дом, предвкушая провести приятный вечер у гостеприимного хозяина, встретиться и поговорить в непринужденной домашней обстановке с коллегами о недавно пережитых событиях, поделиться новостями о своих ближайших планах, ну, и насладиться приготовленными отцом отменными настойками и закусками. В такие дни наша скромная квартира превращалась в своеобразный клуб знаменитых полярных капитанов, которых знала вся страна. Этих людей отличали безмерная отвага и благородство, несгибаемая воля, скромность и веселый жизнерадостный характер! Наряду с бесспорным влиянием отца общение с его именитыми друзьями-полярниками во многом предопределило мой дальнейший жизненный путь…
Я уже упомянул, что был свидетелем многих разнообразных и крайне интересных событий. Поэтому считаю себя счастливым человеком. В жизни мне повезло встречаться не только с одними знаменитыми полярниками. Я знал Бориса Пастернака, Константина Симонова, Лидию Сейфуллину, Сергея Городецкого, Василия Гроссмана, Бориса Горбатова, Владимира Билль-Белоцерковского, Расула Гамзатова, Юлия Ганфа, Алексея Баталова, Михаила Калатозова… За полвека с лишним работы в Академии наук Советского Союза и Российской Федерации мне довелось общаться со многими крупнейшими учеными нашей страны, а также встречаться с видными зарубежными учеными.
Начиная с 1944 года, мне выпало счастье увидеть и познать многие районы Арктики – от Чукотки на востоке до Шпицбергена на западе. Вместе с тем должен признаться, что порою случалось, что я грешил путешествиями в края, весьма далекие от северных широт. Иногда чисто служебная необходимость, а порою простая человеческая любознательность вынуждали меня отправляться в экспедиции в такие достаточно южные районы, как пустынное столовое плато Устюрт или предгорья хребта Джунгарский Алатау, в донецкие и астраханские степи или заснеженные западносибирские болота Васюганья, в обжигающие пески Средней Азии или заоблачные ледники высокогорного Памира… И хотя все эти необычайно увлекательные путешествия представляли для меня, как географа, огромный профессиональный интерес, они не смогли отклонить намагниченную с раннего детства стрелку моего жизненного пути-компаса. Она, несмотря ни на что, снова и снова неумолимо поворачивала свое острие на Север, указывая мой настоящий путь! Настоящие полярники знают, почему, однажды побывав в высоких широтах матушки Земли, ты стремишься туда снова и снова. Объясняется такое явление очень просто: едва эти люди попадают впервые в Арктику или Антарктику, как в них так же вселяется неизлечимая полярная бацилла, которая остается в них уже на всю дальнейшую жизнь.
25-я образцовая
В 1934 году родители проводили меня с большим букетом цветов в первый класс школы № 25. Находилась она в Старопименовском переулке, совсем близко от улицы Горького (Тверской) и площади Маяковского (Триумфальной). В то далекое время школа почему-то называлась образцовой. В ней, правда, училось немало детей, внуков и просто родственников руководителей большевистской партии и советского государства, а также видных деятелей культуры. Может быть, поэтому кое-кто считал ее правительственной? Всё же большинство «простых» учеников проживало недалеко от школы. Рядом с «кремлевскими» и прочими отпрысками мы, «простые», не ощущали себя какими-то второсортными ребятами. Вскоре моя школа лишилась слова «образцовая» и стала называться нормальной московской средней школой № 175.
Конечно, сейчас, по прошествии более семидесяти лет, я не в состоянии вспомнить имена всех моих учителей и соучеников. Но всё же кое о ком постараюсь хотя бы кратко рассказать.
Моим классным руководителем с первого по седьмой класс была пожилая, благообразная и старомодная учительница Екатерина Антоновна Семенович. Эта на редкость спокойная, выдержанная и совсем не строгая женщина обычно входила в наш вечно шумный, первый по успеваемости и последний по дисциплине большой класс в одинаковой черной, до пола юбке, в темной строгой блузке с белым кружевным воротничком. Ее седые волосы были гладко зачесаны назад, а ее лицо постоянно выражало благожелательность. Интересно, что еще до Октябрьской революции Семенович учительствовала в женской гимназии, здание которой теперь занимала как раз наша средняя школа. Екатерина Антоновна обучала нас правилам родного русского языка, требуя соблюдать все указания, содержавшиеся в учебнике Бархударова. Классная руководительница настойчиво боролась за чистоту русского языка, всячески старалась искоренить из нашей разговорной речи всё, что противоречило ее старым гимназическим правилам.
