Георгий Санников - Большая Охота. Разгром УПА
Возница после этого случая с собакой несколько дней избегал разговоров со мной. Потом отошел.
В начале осени 1953 года в селе Черче на Станиславщине силами Ходоровского мотомехдивизиона проводилась операция по захвату двух связников, следовавших от Шувара к Игорю. Сведения о их появлении поступили в ходоровский райаппарат совершенно неожиданно. Начальник Рогатинского райотдела по телефону сообщил в Ходоров, что один из его агентов задействовал «Тревогу», а это означало, что он применил к посетившим его бандеровцам спецпрепарат «Нептун-47», после чего и включил это устройство. Местные органы были готовы к появлению людей Шувара или Игоря, но кто именно пришел к их человеку и сколько, пока не было известно. Оперативного состава в это время в Рогатине было немного, помощь из Ивано-Франковска явно не успевала. Действовали с Ходоровом по заранее подготовленному плану. Буквально за час оперативная группа и рота солдат были на машинах доставлены в район проведения операции. Боевики проделали большой путь и решили на пару дней остановиться на отдых, как они полагали, у надежных людей, оказавшихся в действительности давно сотрудничавшими с органами госбезопасности. После стыковки в обусловленном месте рядом с селом с оперативниками из рогатинского райаппарата весь состав прибывшей из Ходорова группы выдвинулся к уже известной хате и блокировал ее. С момента поступления сигнала «Тревоги» прошло почти три часа. Действие препарата заканчивалось. Ждали появления хозяина, который должен был, как его ранее инструктировали, выйти из хаты на дорогу и идти в сторону леса. Хозяин не появлялся. Как выяснилось позже, он боялся выйти на улицу и ждал развязки событий у себя в доме. Ни офицеры-войсковики, ни солдаты тем более не были вообще посвящены в применение сильнодействующего на организм человека специального препарата. Парадоксальная ситуация: все местные жители знают, что чекисты используют для захвата живыми оуновцев «отруту», а наши военные спецподразделения не знают, так как это мероприятие являлось сверхсекретным. Во всяком случае никто из участвовавших в данной операции военных не знал об этом. Хата была окружена плотным кольцом автоматчиков, перекрыты все возможные пути отхода, на самых опасных, граничащих с лесом участках установлены пулеметы. В нужных местах расставлены и проинструктированы ракетчики…
Громко стукнула дверь, раздался слышный в ночи стон, и сразу же в небо ушла осветительная ракета, заливая мертвым, голубоватым светом окрестность. Четко высветились от ракеты две согнутые фигуры, стоящие со свисающими с плеч автоматами. Бандиты! Длинная автоматная очередь разодрала тишину ночи. Погасла ракета. Чернильная темнота и свистящий злобный голос офицера солдату: «Ты что наделал, сволочь! У тебя была команда стрелять?» «Я испугался, товарищ капитан». Со всех сторон ударили лучики карманных фонариков. Офицеры-оперативники и войсковики подбежали к лежавшим посредине двора, почти касаясь друг друга, двум мужским телам. Один явно мертв. Несколько пулевых отметин на спине и голове. Второй без признаков ранения лежит на спине, широко раскинув руки и ноги. Он тяжело и надсадно стонет. «Препарат действует, живой, наверное», — думаем мы.
— Заноси обоих в хату, — командует кто-то из офицеров солдатам.
Те берут тела и несут их к хате.
— Этого осторожно, он живой, — продолжает командный голос. — Рацию сюда, и быстро.
Солдаты вносят тела в большую светлую комнату, на голубоватых от синьки стенах — раскрашенные по трафарету листья клена зеленого цвета. В комнате остаются только офицеры и запыхавшийся от быстрого бега военный фельдшер, прибывший на операцию, как и положено, вместе с солдатами. Он поднимает веко одного из лежащих на полу и коротко бросает: «Мертв, можно было и сразу сказать, что мертв, вон сколько в нем дырок, только в голове две». И сразу начинает заниматься раненным. Тот лежит на полу, вытянувшись во весь рост. Здоровенный красивый парень с золотистым, потемневшим от пота кудрявым давно не стриженым чубом. Волосы на затылке намокли от крови. Фельдшер прощупывает голову и говорит, что голова целая ран на ней нет. Откуда же кровь? Он осторожно с помощью офицеров переворачивает тело на живот и разрезает своими ножницами из медицинской сумки грязную и намокшую со спины от крови гимнастерку. Вот оно ранение.
— Пуля прошла по касательной у основания шеи, там, где шейные позвонки переходят в позвоночник. Крови немного, но, видимо, пуля задела позвоночник, зацепила что-то важное. Может быть, разрушила часть позвонка, — говорит фельдшер. — Необходимо срочное хирургическое вмешательство в стационарных условиях, а пока я смогу только перевязать его.
Он ловко и быстро делает раненому укол и перевязку. Связь по рации уже задействована. Об исходе операции сообщили во Львов, Дрогобыч и Ивано-Франковск. Спрашивают, как быть с врачом. Сохранить жизнь, в общем-то, случайно раненному оуновцу крайне важно для выхода на действующий канал связи. Тем более что в кожаном футлярчике старой офицерской портупеи, предназначавшемся для командирского свистка, обнаружен и изъят «грипс» — прошитая белой ниткой и залепленная с концов записка на вощеной бумаге. Пока не ясно, кто именно убит и кто этот оставшийся в живых. Портупея принадлежит раненому, всем понятно, что «грипс» имеет какой-то конечный пункт назначения и без живого «почтальона» заполучить адресат практически невозможно. Запищала рация — это Львов. На связи сам начальник управления — генерал Шевченко. Он говорит, чтобы приняли все меры к сохранению жизни раненого, что через час в село Черче вылетит санитарный четырехместный самолет. По авиационной карте посадка в это время года возможна рядом с селом у реки. Пусть люди проверят еще раз луг на предмет надежности посадки. В самолете будет врач, оперработник и агент — в прошлом один из руководителей СБ, который в лицо должен знать этих двух, если они боевики Шувара. За окнами сереет. Часть офицеров выходит, чтобы организовать прием самолета. Тело убитого выносят и кладут во дворе на брезент. Небо на востоке начинает светлеть и почти сразу же слышен стрекот санитарного «кукурузника». Еще через полчаса в комнату входит врач, сразу же склонившийся над раненым. Он тихо о чем-то переговаривается с фельдшером. Рядом стоят львовский оперработник и агент. Агент, внешне солидный и представительный мужчина с протезом вместо левой руки (позже я узнал, что этот довольно известный в подполье руководитель попал в плен без сознания, с ним долго работали, и в конечном итоге склонили к сотрудничеству, вернув ему за это жизнь и семью из Сибири), наклонился над раненым, который, придя в себя, осматривал из-за полуоткрытых век комнату и столпившихся вокруг него людей.
— Вы узнаете меня, друже Сирко? — спрашивает лежащего на полу раненого агент из Львова.
— Да, узнаю, друже провиднык.
— Кто я и какое у меня псевдо?
— Вы, друже провиднык Дуб, — отвечает раненый оуновец, и лицо его искажается то ли от боли, то ли от подобия улыбки. Он медленно слепым движением поднимает руку, как будто хочет коснуться бывшего «эсбиста», который так же протягивает к нему навстречу руку, пальцы их соприкасаются.
— Да, я узнал вас. Это хорошо, — еле слышным голосом произносит Сирко, и глаза принимают бессмысленное выражение, взгляд становится отсутствующим.
Он снова медленно поднимает руку по направлению к стене:
— Листья, какие зеленые листья, — чуть слышно шепчут его запекшиеся губы, и он вновь впадает в беспамятство.
Дуб пытается что-то еще спросить Сирко, но тот совсем не отвечает и закрывает глаза.
— Я знаю их обоих, — обращаясь к стоящим рядом с ним оперативным работникам, говорит Дуб. — Там во дворе, убитый — Соловей, а это Сирко, оба боевики Шувара.
Не приходящего в сознание Сирко на носилках несут к самолету. В хате остается несколько оперативников Рогатинского райотдела, с ними подъехавший из Ходорова майор Червоненко, старшее начальство ходоровского мотомехдивизиона. Все ждут руководство из Ивано-Франковска. Село Черче — их район, операция проводилась на территории их области. Надо уладить кое-какие формальности с оставшимся во дворе телом, провести работу с хозяевами, их соседями, с жителями села, ставшими очевидцами происшедшего. Главное — залегендировать непричастность хозяев хаты к чекистской операции. Местные оперработники приступают к известной им работе. По сути, произошел провал операции. Речь шла о захвате связников Шувара живыми. Солдат плохо проинструктировали. Здесь была вина и оперработников…
В райотделе меня ждала телефонограмма из Львова — срочно вместе с изъятым у Сирко «грипсом» выехать во Львов, куда через несколько часов из Киева прилетает сам министр Тимофей Амвросиевич Строкач. Дана команда пока «грипс» не вскрывать — это сделают специалисты во Львове, чтобы в случае необходимости, узнав содержимое, вновь так же аккуратно запечатать и проводить нужную оперативную игру. Той же телефонограммой сообщается, что Сирко умер во время полета во Львов.
