Владимир Губарев - Окна из будущего

Во время поездки в Германию, где собрались крупнейшие специалисты по лечению лейкозов, мы обратились к ним за помощью. Ведь излечение лейкозов у нас составляло 7,3 процента, а в мире 60–70. Это мы знали по литературе, где сообщалось, что в ближайшее время они выйдут на 80 процентов… Я всю жизнь занималась лейкозами, но этим данным не верила. А потом все увидели своими глазами! И вместе с профессором Александром Румянцевым решили, что нужно отбросить в сторону "собственную гордость" и начать учиться. Так родилась идея, а затем, благодаря помощи десятков коллег у нас и за рубежом, она воплотилась в реальный проект — создание института детской гематологии России, где дети смогут лечиться по самым современным методикам. Частично нам удалось реализовать свою мечту, надеемся, что в дальнейшем она воплотится полностью. Вполне естественно, без помощи Запада мы это не сможем сделать, но отрадно, что ведущие ученые разных стран с удовольствием приходят на помощь нам и нашим ребятишкам.

Он принадлежит к тем известным ученым США, которые могут сказать людям: "Вчера мы не могли спасти вас, а сегодня нам уже под силу вырвать вас из объятий смерти!" Профессор Лауренс Вульф из Бостонского госпиталя для младенцев и детей был в числе медиков, принявших вызов СПИДа и множества других заболеваний, связанных с кровью. "Чума XX века" столь быстро распространялась по США, что уже казалось никто и ничто не сможет ее остановить. Ученые и врачи всех университетов и клиник Америки объединились, чтобы противостоять этому наступлению, и один из главных "центров сопротивления" был именно Бостон, где работают выдающиеся специалисты по заболеваниям крови.

— Что привело вас в Москву?

— Прежде всего — любопытство. Я никогда не был в России, и честно скажу, очень мало знаю о работах ваших специалистов.

— А в Америке встречались с ними?

— Только с пациентами из вашей страны. Точнее, с Украины. Группа американских украинцев собрала деньги для лечения двух ребятишек из Чернобыля. У них был острый лейкоз. К счастью, нам удалось их спасти. Сейчас они чувствуют себя хорошо, и уже вернулись домой.

— Им предстоит вновь стать вашими пациентами?

— Нет. Они здоровы. Думаю, их болезнь — уже в прошлом. Эффективность новых методов лечения очень высока, и мы добиваемся неплохих результатов.

— Их заболевание связано с радиацией?

— Радиационное воздействие малых доз на человека, и в частности, на детский организм — проблема сложная и до конца не понятна. Поэтому я не имею права утверждать, что те лейкозы у украинских детей, которые лечились у нас, связаны именно с Чернобыльской аварией. Таких данных нет, а эмоции в нашей науке недопустимы, вернее — они мешают устанавливать точные факты. Причин возникновения лейкозов у детей множество, и большая ошибка утверждать, что они связаны с радиацией, с малыми дозами. Иное дело: сильные облучения, большие дозы. Тут, бесспорно, существует прямая связь с возникновением лейкозов и ряда других заболеваний… Извините, что я так подробно отвечаю на этот вопрос, но я знаю, что после Чернобыля у вас есть слишком "вольные" интерпретации фактов, а подобное в науке недопустимо. Особенно в нашей области, потому что каждая ошибка оборачивается человеческой трагедией.

— Что вы ждете от своей встречи с нашими учеными?

— Ожиданий и надежд много. Прежде всего очень важно установить дружеские связи между исследователями двух стран. Это поможет в организации обмена информацией. Далее. Люди должны прийти к выводу, что дети России могут лечиться здесь столь же эффективно, как и в США. И выживаемость (извините за этот термин) обязана приблизиться к показателям нашей страны. Конечно, нужно понимать, что это в значительной степени зависит от ресурсов, лекарств, финансирования. Проблема очень сложная. Мы ищем оптимальную модель использования ресурсов и эффективного финансирования — это важно и для США, и для России. В частности, я убежден, что в США многое надо менять в системе здравоохранения. Конечно, наша система весьма эффективна, однако все-таки в совершенствовании нуждается. Слишком большие средства сейчас идут на здравоохранение, постоянно увеличивать их просто невозможно, а потому мы обязаны использовать их рациональнее, чем сейчас. Тем более, что "цена" медицины постоянно возрастает.

Я впервые в России. За короткое время трудно все понять и осмыслить. Могу только сказать, что здешнее медицинское сообщество — открытые люди, они рады сотрудничеству. Для нашей науки, для американских ученых это очень важно.

— Как известно, в последние годы вам пришлось решать несколько сложных проблем, и вы добились успеха, не так ли?

— Сейчас проблемы инфицирования крови рассматриваются более научно, чем раньше. В США теперь летальные исходы при лейкозах — а их было немало! — сведены к нулю. Конечно, потребовались невероятные усилия от медиков, так как существовала реальность "обвала" в этой области. Мы подошли к краю пропасти, и если бы в США не были предприняты энергичные меры, то, бесспорно, в эту пропасть мы свалились бы. Но сначала удалось остановиться на краю, а теперь постепенно мы отходим от опасности все дальше.

Потребовалась психологическая перестройка у больных, ведь они потеряли доверие к медицине. Большинство пациентов, у которых вероятен летальный исход, нуждаются в переливании крови. Обычно это очень тяжелые больные. И нам было очень трудно убедить их, что переливание крови им необходимо — их захлестнул страх, и по сути они отказывались от лечения. Мы понимали, что риск есть, однако знали: они могут погибнуть вовсе не от переливания крови, а от иных причин… Как известно, американцы были в шоке, когда узнали, сколько людей заразились СПИДом в процессе переливания. И они не верили, что нам удалось решить эту проблему. Невероятные усилия мы предпринимали для того, чтобы преодолели страх и пациенты, и доноры.

Много тяжелых случаев на памяти. Знаю, что для пациента процесс переливания крови — это вопрос жизни и смерти. Без него он погибнет через 5–6 часов, но, тем не менее, пациент отказывается… Я не говорю, что шок был только у простых американцев, но и у нас, врачей — ведь сотни людей были заражены из банков крови. Так что основания для страха вполне реальны. Как убедить людей, что мы добились успеха? Они не верили… К счастью, ситуация постепенно стала изменяться, родилось доверие к нам. А в медицине это очень важно.

— Нам тоже грозит такая опасность?

— Здесь эту проблему решить можно проще, так как в банках нет инфицированной крови. И поэтому можно решать параллельно и проблему гепатита, а также многих других заболеваний крови.

Сейчас ваши медики переходят на новые наступательные методы лечения лейкозов, в том числе и с помощью трансплантаций, а поэтому у вас возникнут новые проблемы, связанные с переливанием крови. И вот об этом я и хочу предупредить медиков, ваших профессоров, для которых я читал свои лекции. Ведь об опасности лучше знать заранее…

Патриарх американской медицины, президент Бостонского Центра исследований крови профессор Фред Розен приехал в Москву в приподнятом настроении. Во-первых, ему удалось организовать Российско-Американскую школу по детской гематологии на "высшем уровне". И во-вторых, именно в Москве профессор Фред Розен решил познакомить коллег в обеих странах с новым открытием, сделанным только что в Гарварде. А поэтому сообщение профессора Розена не только было встречено с огромным интересом, но зал разразился бурными аплодисментами, будто они были не на научной конференции, а на сверхуспешной премьере на Бродвее. Коллеги из Америки и России по достоинству оценили доклад Фреда Розена, и естественно, это не могло не радовать ученого.

Мы встретились с профессором Фредом Розеном сразу же после его сенсационного доклада.

— Профессор, чем вы объясняете такой интерес к вашему сообщению?

— Неожиданностью.

— В чем она проявилась?

— Развитие иммунологии — эволюционный процесс. Наша область науки требует упорной и каждодневной работы. Это не значит, что развитие иммунологии идет медленно, напротив — из-за стремительного и разнообразного развития молекулярной биологии наша область изменяется столь быстро, что порой за ней трудно уследить. Теперь мы понимаем взаимоотношения между клетками, а раньше мы ничего не знали об этом. Всего двадцать лет назад мы будто блуждали в темноте, пытаясь наугад найти выход. А сейчас все иначе: известен путь, направление исследований, и это дает большой эффект прежде всего в лечении тех заболеваний, которые раньше считались безнадежными.