Тамара Заверткина - Мои Турки
Заказов на проекты почти нет. Что будет с институтом дальше? Что будет с городом?
Закрываются крупные и мелкие организации и предприятия, бездействуют строительные тресты, почти полностью закрываются цеха крупнейших заводов и ранее мощных комбинатов; четвертый месяц не платят пенсии пенсионерам, по шесть-восемь месяцев не получают зарплату врачи и учителя. Растет преступность. Растет смертность. Уже не встретишь на улице улыбающегося прохожего, не слышится из окон музыка или пение. Чаще и чаще устраиваются митинги протеста, идут забастовки.
Близится весна 1997 года.
Как же сложились судьбы всех остальных братьев и сестер мамы Наташи? Они рано остались сиротами.
Старший брат Никифор погиб в первую мировую войну совсем молодым.
Смешливая и беззаботная Санятка вышла замуж за умного и трезвого парня Ивана Бадеева. У них было шестеро детей. Самое интересное то, что среди дочерей были две Марии, так окрестили. Спокойная Санятка только рукой махнула: «Пусть будет одна Манька большая, а вторая маленькая».
Всех младших братьев мама Наташа устроила в «Прогресс» в колбасную мастерскую.
Иван с гражданской войны привез жену-латышку. Умер молодым: купил для колбасной по заданию артели корову, которая оказалась краденой. Его посадили заодно с вором. Родные ждали, что его отпустят, но он вскоре в тюрьме заболел воспалением легких и умер. Брат Степан также умер не старым. После варки колбасы заказчики поставили колбасникам магарыч. В нетрезвом состоянии возвращался Степан домой, упал в сугроб, проспал несколько часов, сильно простыл и умер. Его двое детей Виктор Иванов и Нина Варламова живы, проживают в Турках также на Крымской горе.
Глава 14. Разные судьбы
Младшей сестрой мамы Наташи была Лиза. С детских лет ходила по нянькам, служила и горничной до советской власти, потом вышла замуж за Аркадия Соколова. По тому времени Аркадий был довольно образованным и работал в райторготделе. Несмотря на то, что семья была дружной и на работе также все было в порядке, Аркадий повесился, через несколько лет умерла и его жена, а позже и оба их сына. Младший закончил высшее военное училище, а старший — юридический институт. Первый умер от сердечного приступа, второй замерз.
И самым младшим братом мамы Наташи, который остался без матери грудным ребенком, был Павел. Но вырос и Павел, обзавелся семьей. Его жена, Фрося, была энергичная, деловая женщина, хорошая хозяйка. С ним в колбасной тоже произошел случай. Выпивая очередной магарыч, колбасники увидели, как к ним идет директор. Все, кроме Павла, растерялись, а он спокойно лег в мясное корыто и накрылся доской. Вскоре уснул. Каков же был его испуг, когда проснулся: он решил, что его похоронили. И Павел, и Фрося уже умерли. Старшая их дочь Кира живет в Томске, сын Володя в Саратове, а младшая дочь Нина Аблистимова живет в Турках на Комсомольской улице.
Глава 15. Да, пусть живут турки
Наступил 2003 год. Что же изменилось в стране за последние семь лет, с тех пор, когда мы покидали Турки после похорон наших родных?
Жизнь изменилась настолько, что уже забывается о том шоке, который претерпевал народ, когда люди не получали зарплату по полтора и более года, а пенсионеры — свою пенсию по четыре месяца. Конечно, многие заводы и сейчас становятся банкротами. Но им на смену открываются новые предприятия, фирмы, люди находят новые рабочие места, им в срок выплачивается их заработная плата, вовремя получают свою пенсию и пенсионеры. В магазинах можно купить любой товар и не только импортный: в продаже обувь из натуральной кожи отечественного производства, можно купить приличную модную одежду московских фабрик. И отечественная мебель совсем не уступает импортной по своему качеству и красоте.
И совершенно справедливо подчеркивает в своих выступлениях Михаил Задорнов о том, что «русский народ найдет всегда выход из любого положения, на то мы и русские».
Каждое лето мы приезжаем в свои родные Турки. Уже от вокзала видны крыши домов, утопающих в фруктовых садах. А, спустившись с горы, видим как на ладони здание райисполкома, построенное в тридцатые годы. Строилось оно быстро, но неугомонным сатирикам не терпелось написать сатирические куплеты, а самодеятельные артисты распевали их со сцены:
Дом советов в Турках строят, Двухэтажный гордый вид. А когда его отстроят, РИКупорно так молчит.
В конце новой пятилетки Окна вставят, уж без слов. С бородою будут детки, Когда будет дом готов.
Машина поднимает нас на другую гору, на Лачиновку. И вот он, Дом культуры. Не ошибусь, если скажу, что после родительского дома и школы Дом культуры — мой третий родной дом. Еще ученицей четвертого класса взрослые привели меня на его сцену сыграть вместе с ними роль пионерки Майи Берест в пьесе Корнейчука «Платон Кречет». В этом же году вместе с подругой Ларисой так же, вместе со взрослыми, мы участвовали в спектакле «Слава» драматурга Гусева. Потом на сцену выходила уже каждый год, принимая участие в популярных в те годы смотрах художественной самодеятельности.
И глядя на это здание, ярче всего вспоминаются концерты и репетиции в годы войны с фашизмом. Мы ставили спектакли о героических подвигах советских воинов в борьбе с немецкими захватчиками, пели в хоре патриотические песни. Все это воодушевляло нас, вселяло еще большую уверенность в то, что победа в гитлеровской войне будет за нами.
Но никак нельзя вспомнить без улыбки о случае со спектаклем «Глубокая вспашка». Шел первый послевоенный год, оба турковских колхоза успешно закончили посевные работы, и к празднованию Первого мая драматический коллектив решил поставить спектакль о трудовых подвигах колхозников. Руководил подготовкой режиссер Пор-фирий Алексеевич Попов, он же руководитель художественной самодеятельности Дома культуры. Он был хорошим музыкантом и человеком добрейшей души. Но был у него и недостаток: любил спиртное.
Наступил первомайский вечер. Закончился доклад секретаря партии, зрителям предстоящего спектакля объявили перерыв. А на сцене закипела работа, устанавливали срочно декорацию. Но вот все готово, нет только Попова с пьесой, а играть предстояло с помощью суфлера, так как не все «артисты» знали свои роли наизусть. Мама, она была в ту пору директором, мечется по сцене, заглядывает за кулисы, в зрительный зал. Нет Попова. В зал уже входят зрители, раздается хлопанье в ладоши нетерпеливой публики. И, наконец, появляется Попов. Он пьян, еле стоит на ногах.
— Ты зачем напился?! — закричала мама.
— Так ведь праздник же. Первое мая!
— А где пьеса?
— Не помню, хоть убей.
Теперь уже нетерпеливо хлопает в ладоши весь зал, требуя начала спектакля. А Попов все стоит и твердит свое «хоть убей».
— Так что же мне-то делать? — спросила мама. — Выходить объявлять людям, что спектакль отменяется?
— Да ты лучше убей меня.
— И убью, — закричала мама, схватила от кулис какую-то рейку и стала ею хлестать виновато смотревшего на нее режиссера. А он и не защищался, все твердил и твердил «хоть убей». Вдруг глаза его прояснились:
— Петровна, вот давно бы так.
И он полез в суфлерскую будку со словами «вспомнил». А оттуда закричал:
— За кулисами пьеса. На крышке рояля лежит под моей фуражкой.
Всем весело. Мы хохочем. Спектакль прошел успешно.
Проезжаем мимо братского кладбища, отсюда почти и начинаются дома близких мне соседей. Вот дом Зинаиды Королевой. С ее братьями я училась в одной школе. Последние годы очень сдружились и с Зиной. С большой нежностью она относится к моей дочери, они переписываются. На имя Люды приходят от Зины письма порою на восьми или на десяти страницах. Она рассказывает в них и о себе, и о жизни знакомых нам людей.
В доме уважаемых всеми Воробьевых живут теперь новые жильцы, а напротив старинный кирпичный дом Асановых, добрейших людей. Кто бы к ним ни пришел, они открывают навстречу свои добрые сердца, помогают нуждающимся чем могут. Поломался у нас электрообогреватель, идем к Асановым, там помогут починить. Появилась нужда в работе плотника, там подскажут, к кому обратиться.
А вон он и наш родной голубенький домик, окруженный высокими деревьями и сиренью. Наша дача. И живет в нем все эти годы все та же домоседка, которую зовут как и мою маму Екатериной Петровной. Все в доме по-старому, все на своих местах, все до боли знакомо.
Не терпится встретиться с самыми близкими нашими соседями. Вот мы у Шуры Оберемок (по-уличному Громовой). Ей скоро восемьдесят. Живет Шура одна. И намолчавшись, она часами рассказывает о жизни односельчан, или мы вспоминаем далекое прошлое.
А сколько радости от встречи в глазах тети Лизы Панкратовой! Не может она отпустить нас без застолья, с собой тоже приготовит гостинец: молодых огурчиков со своего огорода или свежих яичек. Она рассказывает о том, как еще девочкой любовалась красивой парой — моею матерью и отцом.
