Пирамида жива… - Юрий Сергеевич Аракчеев
Немного о себе. Руденко Станислав Юрьевич, 1953 года рождения, в настоящее время – бп, холост, отбываю второй срок наказания на строгом режиме, до конца срока осталось шесть месяцев. Первая судимость за автопроисшествие, погиб человек, вторая – государственная кража. Оба срока по 4 года. За период с июля 1980 г. «блестящая карьера» от капитана Советской Армии до уголовника строгого режима. Был перерыв между судимостями в год. Таковы факты. Имея две судимости, виновным себя не считаю и не признаю ни по сути дел, ни по совести человеческой. Дело не во мне лично, в помощи не нуждаюсь, надеюсь только на себя и отвечаю прежде всего за себя.
Сейчас в печати много пишут критического материала о милиции, о прокуратуре, судах, а это все конкретные люди, их поступки, деяния и последствия. А «последствия» сейчас сидят в зонах и проклинают их. К сожалению, все это подается как нетипичные факты нашего общества. Мое мнение другое, они не только типичны, они преобразовались в «железную» систему.
Хочу, чтобы не было недомолвок. Я человек жесткий, со своими убеждениями, недостатками и достоинствами. Но я воспитан и рожден на нашей земле. Первая судимость подрубила меня под корень, почти полтора года я находился в сонном, заторможенном состоянии. Но в конце концов проснулся, понял, что жизнь продолжается, надо жить, начинать все с нуля. Только справедливости не нашел. Вторую судимость воспринял уже спокойно. Имея кой-какой опыт за плечами. За эти три с половиной года не имею нарушений, взысканий, одни поощрения и благодарности. Правду и справедливость не ищу. «Образцовый осужденный, вставший на путь исправления». Это все на поверхности, а в душу мне кто-нибудь пробовал заглянуть? Пускай и не пытаются, чревато осложнениями. Цель пока единственная – сохранить здоровье до свободы. Цинично, вы подумаете, Юрий Сергеевич? Зато честно. Кто этого не понимает, тот безумен. Железобетонную стену головой не прошибешь. В лучшем случае останешься без головы, в худшем – останешься инвалидом на всю оставшуюся жизнь.
Эти четыре года проходят. Осудили в Прибалтике, отбыл два года, потом было переселение на север, в Коми. За это время многое довелось увидеть, десяток тюрем, пересылок, сотни людей, сотни судеб. К сожалению, я не обладаю писательским даром, что не дано, то не дано. За эти четыре года через мои руки прошли сотни приговоров различных людей, различных судов, обвинительные заключения. И сами люди! По ту и эту сторону забора, порядки, режим, питание, идеологическая работа, медицинское обслуживание и многое другое. Все это надо, к сожалению, прочувствовать было своей шкурой. Так что опыт, как видите, очень большой. Исходя из этого опыта, делаешь свои выводы.
Во-первых, органы милиции. Ведут поиск преступника, задержание, первичное следствие. По времени ограничены различными инструкциями, циркулярами, положениями. Людей сразу ставят в зависимость от бумаг и времени. Отсюда большой процент нераскрытых преступлений… Поэтому при аресте любого подозреваемого всеми дозволенными и недозволенными способами пытаются заставить хоть что-то признать, даже чужое, чтобы списать на него и повысить процент. Многие ломаются, не выдерживают, берут в расчете на какие-то «будущие льготы», которые никогда не получат. Самое настоящее беззаконие начинается прежде всего с них, работников милиции…
Далее дело поступает в руки работников прокуратуры для дальнейшего расследования. Правда, следователь прокуратуры «контролирует» и первичное расследование, по крайней мере числится. Все его допросы и беседы с подозреваемым строятся на материалах первичного расследования, т.е. «добровольных» признаниях подследственного, который если еще и взят под стражу, то вообще красота, делай с ним что душе угодно. Если и попробуешь изменить свои показания, то это уже не поможет, этого никто не заметит, «чистосердечные добровольные» признания будут видеть все, перемены – нет. Если обнаружатся какие-то огрехи работников милиции, то следователь прокуратуры их подчистит, доработает и дело готово для суда…
И вот суд. Судья свое мнение вырабатывает на основании документов следствия, характеристик. У заседателей редко складывается свое мнение, обычно смотрят в рот судье, ведь у этого человека юридические знания, он профессионал… Теперь УК СССР! Большинство статей дают такую «прекрасную» возможность, как разрыв между минимумом и максимумом, зыбкость разграничения между статьями, частями этих статей. Вообще возможности неограниченны, можно дать и три и восемь лет, сменить статью или часть, вот уже пожалуйста и пять и пятнадцать, а то и… Когда приговор принят, практически его изменить трудно, теоретически можно (в мечтах). Изменения приговоров, смягчение – единичные случаи.
И последний этап – исправление, перевоспитание осужденных. Человек, который не испытал этого, может и не поверить. И будет прав. Если бы мне рассказали, что в наши дни, в нашей стране люди умирают от дистрофии, я бы не поверил. О зонах вспомнят, вспомнят очень скоро! Если СПИД на самом деле чума ХХ века, то здесь, в зонах, этот пожар скоро вспыхнет так, что потушить его будет очень непросто.
Юстиция, юстиция! Куда не посмотришь, везде главная причина – люди! Честные люди! Где они? Неужели мы сами породили и воспитали этих чудовищ, с которыми сейчас и боремся, пытаемся бороться? Откуда это в нас? Иногда даже страшно думать, заберешься в такие дебри, из которых назад хода не будет.
…А свой крест нести мне до конца. Оставшийся срок меня уже не волнует, здесь все ясно и понятно. Вот проблема освобождения – это да! Это вопросы и вопросы… Поживем – увидим.
Повесть вызовет большой резонанс. В зоне много говорят о ней. Вы получите множество писем от нашего «брата», с просьбой помочь, протолкнуть, пересмотреть. Еще глубже окунетесь в эту атмосферу вседозволенности и несправедливости. Единственным помощником в этом будет ваша совесть. Вы прожили трудную и интересную пору своей жизни и не мне что-то советовать вам. А за повесть вашу большое спасибо…
Одна просьба все-таки имеется. Это письмо я отправляю нелегально, через верных и надежных людей, у нас говорят «через дырку». Из Коми оно уйдет обязательно, мне не хотелось бы, чтобы оно, письмо, вернулось вдруг назад к моей администрации. Лучше выбросите, если чем-то письмо неприятно. Мой адрес…
Ну, вот и все. С искренним уважением».
(Письмо № 66).
Прокуратура Союза
Мое выступление в клубе «Судьба человека» удалось опубликовать в еженедельной газете. Там было процитировано больше десятка писем, и тотчас после публикации дважды позвонили из
