Аркадий Сахнин - Машинисты (авторский борник)
— Скорей! — крикнул он сыну, и они побежали назад к своему дому. Вода настигала их. Камалов отставал от сына, потому что после ранения на войне он прихрамывал. Вода сшибла его и понесла, и Садык не видел этого. Воды было немного, но она неслась быстро, и Камалов никак не мог во что-нибудь упереться. Его перекатывало вместе с камнями. Потом ему удалось все-таки за что-то зацепиться, но по руке ударил камень, и его опять понесло.
Течение усилилось и стало легче, потому что прибавилось воды. Он больше не пытался остановиться, а только старался не захлебнуться и чтобы его не так сильно било. Он подгребал руками, чтобы не снесло на середину потока и в конце концов его выбросило на камни в километре от того места, где сшибло. Подняться Камалов не мог, так как был сильно избит, но понимал, что оставаться на месте нельзя — снесет. Он пополз, стараясь меньше тревожить раненную на войне ногу.
Садык не оставил бы отца одного, но он помнил, что без помощи оставалась мать. Вместе с ней были его сестры и братья: тринадцатилетняя Кария, Машрап, Абдумутали и двухлетняя Майрамхан. Издали он увидел, что они вышли из дому и стоят возле суры — широкой тахты из досок, врытой в землю. Он бежал уже по воде и изо всех сил кричал: «Убегайте, убегайте, вода!» Мать быстро поставила на суры двух младших, и Садык бросился к ним, но в это время вода сбила Карию и Машрана, стоявших на земле. Садык рванулся спасать их, но и его сшибло, он успел схватить только десятилетнего Машрапа. Теперь их всех несло под мост. Впереди билась Кария, потом ее, должно быть, ударило чем-то, и она исчезла под водой. Садык больше ее не видел. Труп девочки нашли на следующий день. А сам он вместе с Машрапом выбрался из водоворота, они переплыли через железную дорогу и выкарабкались на высокий берег.
В тот момент, когда их сбило возле дома, мать тоже не удержалась. Ее затянуло под суры. Она уцепилась за настил, через который еще не перехлестывала вода, и одной рукой старалась дотянуться до детей. Двухлетняя Майрамхан и пятилетний Абдумутали держались друг за друга. Возможно, страх лишил их голоса. Вода ударила в днище суры, ее стало опрокидывать, и мать в каком-то диком прыжке рванулась к детям, схватила обоих. Их понесло.
Не понять и не объяснить, откуда брались силы у женщины. Она удерживала за спиной детей и плыла без рук, то отталкиваясь ногами от дна, то падая па колени, чтобы дети не захлебнулись. Ее несло и крутило, а она отчаянно боролась и все дальше уходила к берегу.
Берег был близко. Позади на нее неслась шпала. Черная, пропитанная креозотом тяжелая шпала. Женщину несло в каком-то боковом потоке, и в этом же потоке крутило шпалу, которая неудержимо приближалась.
Она не знала, несет на себе трупы детей или они еще живы, но если они живы, шпала обязательно убьет их. Она сорвала детей со спины и, вцепившись в них, выбросила вперед руки. Шпала ударила ее по спине, и женщина потеряла сознание. Ее вынесло на берег. Она была жива. А детей понесло дальше, их, захлебнувшихся, нашли за несколько километров от второго моста, где дежурил Кавый Хасанов.
Вместе с Хасановым был путевой обходчик Калимд-жан Турсуналиев. Онп служили на одном околотке, их участки находились рядом. Работа была у них одинаковая, и они пользовались одинаковым уважением. Калим-джан был на пятнадцать лет младше своего товарища, ему исполнилось недавно тридцать два, и у него было трое детей. Он не знал столярного дела, как Кавый, но был садовником, и весь его двор увит виноградом, увешан изумительными по красоте огромными гроздьями. А рядом — персики, внизу — помидоры, огурцы. Разные у них были увлечения и одна великая радость — дети.
Кавый и Калимджап шли к мосту. Два часа назад приехал на дрезине старший дорожный мастер, просил усилить бдительность: в горах ливень, интенсивное таяние, уровень воды будет повышаться. Путевые рабочие еще утром надежно укрепили устои моста.
Появились обе мостовые обходчицы Матрена Гаращенко и Агриппина Апенкина. Вода прибывала с угрожающей быстротой, и все четверо заторопились к путевой будке, чтобы позвонить на станцию.
Они услышали гул воды, похожий на грохот горного обвала. Их догнал поезд, который шел со скоростью семьдесят километров, хотя на этом участке разрешалось держать не более сорока. Но машинист Константин Сабанин поступить иначе не мог, так как за ним неслась водяная лавина со скоростью шестьдесят километров. Машинист размахивал руками, кричал, чтобы люди убегали. Помощник машиниста Юрий Гаврилов, издали заметив четырех безумцев, соскочил на нижнюю ступеньку, уцепился одной рукой за поручень, а второй показывал на возвышенность, отчаянно крича: «Назад, назад, вода!..»
Он пронесся рядом с ними, они услышали его, но и без слов было все ясно: оставалась единственная возможность спастись, если побежать на близлежащее возвышение. Спастись было легко, и Турсуналиев закричал на женщин, чтобы они быстрее бежали. А сам он вместе с Хасановым бросился в сторону путевой будки, откуда спасения не было. Они понимали, что погибнут, по, должно быть, поступить иначе не могли, потому что вскоре с соседней станции, где ничего еще не знали, должен был выйти рабочий поезд, в котором обычно едут сотни железнодорожников и строителей. Поскольку все это происходило в субботу, значит, в поезде будут и многие жены рабочих с детьми, они ездят к родным и знакомым на выходной день.
Должно быть, другого выхода для себя они не видели, потому что их только двое, а в поезде — сотни, в том числе дети. Конечно, к будке с телефоном мог бы побежать один, а второй мог уйти в сторону, но, наверное, никто из них не хотел оставить другого. А скорее всего, решили бежать вдвоем, потому что с одним в такой момент всякое может случиться.
Однако было обстоятельство, из которого можно сделать вывод, что ни о чем они не советовались и ничего не решали, обстоятельство, которое заставило их, не раздумывая, идти на смерть.
Когда поезд только промчался — в нем было всего три вагона — все четверо обходчиков еще стояли рядом. Хасанов, взглянув на воду, закричал вдруг протяжно и страшно, как не может кричать мужчина. И этот крик, раздирающий душу, смешался с гулом воды. Схватившись за голову, обходчик побежал. Турсуналиев кинулся за ним, и оба скрылись в путевой будке. Что увидел Хасанов, сказать теперь невозможно, но вполне вероятно, учитывая время, расстояние, скорость движения воды, которая уже несла свои первые жертвы: именно в это время здесь несло детей Арипа Камалова.
Для Хасанова это было непереносимо, и это, видимо, явилось последним толчком к тому, чтобы отдать свою жизнь за спасение сотен жизней. Кавый Хасанов и Калимджан Турсуналиев в мирное время повторили подвиг Матросова.
Через день после гибели героев их тела доставили на станцию Кувасай, в их дома. Хоронили без почестей, без траурного марша. В общем большом бедствии не успели тогда еще разобраться, кто оказался героем. А потом разобрались.
— Мы преклоняемся перед их героизмом, их моральной силой и гордимся ими, — сказал первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана тов. Рашидов. — Мы представили их к высшей награде и не оставим их семьи. Товарищи Хасанов и Турсуналиев останутся среди нас, как борцы, их подвиг всегда будет помогать нашему народу строить жизнь…
Я был в семьях погибших. Видел цветущие виноградники Калимджана Турсуналиева и чудесный дом Ка-выя Хасанова. Мне рассказали: в самый тяжелый момент перед похоронами в комнату зашла соседка с Флоридой. Девочка, улыбаясь, подпрыгивала, что-то ловила руками. Кто-то прошептал: «Уходите скорее». «Нет, — вмешался стоявший рядом. — Подойдите ближе к матери, пусть посмотрит на свою дочь».
Услышав шум воды, Синягин бросился к мосту. Он решил перебежать на противоположную сторону. Он бежал, а гул все усиливался, и метрах в пятидесяти от моста увидел он этот поток, ударившийся в фермы и сорвавший их с опор.
— Назад! — крикнул он людям, бежавшим вслед.
Сообщив в управление дороги о случившемся, Синягин всю ночь думал, как быстрее восстановить мост. Утром поток спал. Рельсы на мосту уцелели, и хотя ферм не было, они повисли на опорах, встав вертикально, как забор. Важно было знать, что делается на противоположном берегу, и Синягин полез по этому качающемуся забору, над бурлящим потоком, потому что не считал себя вправе послать кого-либо на такое дело. Он увидел там, что земляное полотно и рельсы на протяжении полутора километров снесены. Не осталось следа и от домика мостового обходчика Арипа Камалова, находившегося близ моста. Встретил он и убитого горем Камалова, потерявшего в эту ночь троих детей.
Тем же путем, что и сюда, Синягин вернулся на левый берег.
Путейцы, съехавшиеся к мосту, оцепенели, узнав о смерти людей, увидев бессмысленные разрушения. Казались неправдоподобными эти многотонные изуродованные мостовые фермы среди опустошенных и мертвых виноградников, разорванные и перепутанные, как клубок ниток, рельсы, вековые чинары вырванные с корнями, исполинскими корнями, неотделимыми для человеческого глаза и сознания от земли, теперь вымытые и чистенькие, будто насильно обнаженные в своей девственности. Все было противоестественно и дико.
