Елена Коровина - Москва: мистика времени
Качнулась свеча. Осторожно, Елена! Беда, коль и вторая свеча погаснет. Скорее! Времени, времени мало!
– Пей же, князь!
– За тебя, Елена Дмитриевна!
Он выпил залпом. Взглянул на нее и улыбнулся. И вдруг, удивленно охнув, рухнул на стол. Кубок выпал из раскрытой руки.
Все. Сделано! Теперь спеши – пока горит свеча. Такой зарок передала бабка. Пока горит свеча – это будет Твое Время. Захочешь – найдет на молодца тоска-кручина. Захочешь – начнется метель. Захочешь – завезет конь к старой избушке своего хозяина.
Вот он сидит, опрокинувшись на стол, князь Север Романович Остуда. Рука свисает – сильная, да теперь беспомощная. На безымянном пальце тускло мерцает синий огонь. Надо только снять – и твоя будет Синева, Елена Дмитриевна. Надо только снять – и бежать! Пока горит свеча…
Рванула кольцо воеводская дочь. Вспыхнуло в руке синее пламя.
– Елена!
Нет, не мог он очнуться! Это он бредит. Но почему бредит именно ее именем?!
Огонек на поставце уж совсем короток. Уходит твое время, Елена. Ни о чем не задумывайся. Ни о чем не жалей. Спеши, пока горит свеча! Может, только так надобно? Каждый раз – словно в крайний срок?
Не бойся! Никто не увидит твоего коня. Никто не узнает, в какую сторону ты полетела. Снег идет. Снег все следы покроет.
Откуда родится в человеке тоска по Синеве? Бог дает или дьявол? Не все ли равно! Живет в мире Синева.
Мерцающая Синева озер.
Синее пламя васильков.
И вечная Синь поднебесья.
Бродит по свету Синева. Соблазняет людей. Говорят, в стольном граде на куполе собора какой-то богомаз синие звезды вывел. Богомазу-то руки отрубили, чтоб другой такой красоты не сотворил. А купец один привез из-за моря краску – красит холст синё-синё. Заморская синева – дьявольская. Купца-то пытали. Где взял? Молчит, не сказывает. А однажды, Елена сама слыхала, толковал один странник, что где-то там, за высотой поднебесной, есть другие миры – синие да праведные. Может, так оно и есть. Да только сожгли того странника. Чтоб не болтал лишнего. Видать, особая это тайна – Синева.
И Север – тайна. Где был, что видывал – никому не сказал. А ведь десять лет пространствовал. Ничего не привез – один Иссинь-камень. Видать, дорого она, Синева-то, достается! Теперь к нему люди странные ходят. И сам князь живет единённо, таинственно.
Сильный человек. Как позвал-то: Елена! Чуть не остановилась. Чуть не забыла про все. А сдюжила все-таки. Одолела. Не кого-нибудь – самого князя Остуду Севера. Странного князя. Студеного.
Ох, радость-птица! Вовремя ли прилетела? Хорошо поешь. Надолго ли останешься?
Есть в лесу еще одна потаенная избушка. Не знаешь – не найдешь. Опять же бабка строила. Одной внучке Елене тайну открыла. Да и Елене самой зимой не найти. Тропинку к той избушке только ее конь гнедой знает. Его той дороге бабка лет пять назад научила, пока жила на этом свете. Был еще другой гнедой жеребчик, тоже бабкин выкормыш, тоже знавший дорогу, да сгинул куда-то.
Тихо в избушке. Стены поскрипывают. Метель опала. Только ветер дует. Елена перебирает пальцами жемчужное ожерелье. Иссинь-камень на ее пальце скользит по серебряному жемчугу. Какая радость тихая… нега… безвременье…
Чу! А это – не ветер. Еловые лапы стучат, ломаются. И конский храп будто. Погоня!..
За окном – топот и ржание. За окном – свист и мерцание осинового факела. За окном – чужой мир. Возвратный. Бестолковый.
Отец! Погоня!
Побелевшими руками срывает жемчуг Елена. Кончилось ее время! Сейчас начнется самое страшное. Войдет отец. Закричит. Потащит домой. По дороге – срамить будет. Потом – опять тишина. И вечный спертый воздух, в котором нечем дышать.
Хорошо Северу: он – князь, он мог уехать. А она сидит тут квашней второй десяток лет. Душно. Сердце бьется. Душа рвется.
Только без толку. Все равно не вырваться из душных воеводских покоев. А если и вырвешься в жены какому-нибудь боярину – та же духота, перины да мятный дух до одури.
Трещит шелковая нитка. Катятся по грязному полу отборные жемчуга. Кончилось твое время, Елена Дмитриевна. Погасла твоя свеча.
«Не важно! Теперь все – не важно! Кольцо с Иссинь-камнем горит на моем пальце. Со мной моя Синева. Что бы ни случилось, теперь я знаю, куда прийти. К Синеве».
Только что это?! Синь будто выцветает. Солнце встает – синева пропадает. Неужели свет убивает ее?
А может, всё – обман? Зря люди про камень болтали? Зря Елена этого Севера подманила?
Выходит – всё обман? Отец обманул – не сберег детской радости. Север обманул – растравил душу пустым наваждением. Отец говорил: есть лазурит, голубец, сапфир. Бирюза есть. Иссинь-камня нет. Может, и вправду – нет? На пальце-то – голубая водица. А Север – просто колдун. Черный колдун. Неправедный. Только на его руке кольцо это – кольцо с Иссинь-камнем.
Бежать! Бежать от душных воеводских покоев, где воздух пропитан мятным медом. Бежать от сильных рук Севера, полных наваждения. Бежать от ложной синевы этого камня.
Только бы не попасться никому в руки. Убежать, пока свободна. Где-то же есть настоящая Синева.
Снег, где ты, снег? Где метель, сила и вихрь снега? Не спасти вам меня.
Скрежещут взломанные запоры. Гудят сени от тяжелых шагов. Врываются в сени морозные клубы пара.
Ветер кружит снег, небо и звезды. Кружится. Все кружится. Пол близко. Половицы в щербинах.
И только глаза. Глаза Севера. Откуда?
– Нашел, слава те, Господи!
Так это не погоня. Не отец приехал. Север примчался за своей пропажей. И как только выследил? Не помогло, видать, бабкино заклятье.
– Нашел! Всегда твердил себе – нет товарища верней гнедого. Только он и выручил. Сам как по привязке пришел. Без него не нашел никогда бы.
– Нашел, так бери! – Елена протянула руку. – Бери свое кольцо. И не Синева то вовсе. Так, водица.
– Не обижай камня, Елена Дмитриевна! Не знаешь ведь, а говоришь. К утру он всегда выцветает. Днем чуть синенький. Зато ночью его Синева в полной силе. Сама увидишь.
– Все одно! Забирай, коль нашел. В такую-то даль ездил…
– Ты права – все возьму, что нашел. Эх, Жар-птица, ишь куда залетела! Да ты, никак, плачешь?
«Как объяснить ей – ЧТО нашел? Очи девичьи. Синесиние. Два живых Иссинь-камня. Вот она – доля-то. Вот про что старик говорил. А я-то, дурак, всю землю обошел. Больно далеко искал, видно. В чужих краях своей доли нет. Здесь она, рядом. Сама пришла. Но как сыскала – ужель по Иссинь-камню? Вот для чего, видать, был он надобен – неснимаемый. Но раз Доля нашлась, отдать камень нужно. Только кому?»
Кому? Вам, может?
Кружит ведь по свету Жажда Синевы. Жажда Счастья…
Алый вихрь
Легенда Памшинского болота
Вчера была охота. Затравили с дюжину волков. Шум, свист, вой. До сих пор по двору валяются обугленные факелы. Вон, на дубовой двери подпаленная доска. Подвыпивший Хмарь ткнул зажженным факелом.
После охоты всю ночь гуляли. Потом весь день барон проспал. К вечеру только глаза открыл. Ушат воды на голову опрокинул. До сих пор дышать нечем.
Барон поднялся на башню. Подошел к бойнице.
Внизу, у края холма, горели костры. Цыгане, оставив кибитки, бурно кричали что-то на своем гортанном языке, спорили, что ли?
– Эй! – крикнул барон, спускаясь.
На лестницу выбежал Хмарь, вытирая засаленные после обеда губы. Спешил. Потому как знал, что барон скор в гневе. Что не так или с помедлением – за то расправа будет. Недаром барона этого, невесть откель в Памшино приехавшего, Резняком кличут. Да ему порезать и зарезать что водицы хлебнуть.
Хмарь склонился – клоненная спина прямую шею сбережет. Но Резняк отчего-то медлил с приказом.
– Там, внизу, – сказал он наконец, – там цыгане. Приведи цыганку!
– Какую? – ухмыльнулся Хмарь.
– Ту, что сама захочет прийти.
Хмарь выбежал. А барон смотрел из окна на алый огонь рябин, на красные листья клена. Хмарь что-то говорил там, внизу, размахивая руками. Из толпы вышла цыганка. Пошла за Хмарем.
Они поднялись на галерею замка. Хмарь впереди, по-прежнему ухмыляясь. Цыганка за ним, скрестив руки под шалью.
Барон цыкнул на слугу, тот мгновенно попятился. Хлопнула дверь. Резняк повернулся к цыганке.
Не красавица и не уродка. Сколько лет – не разберешь. Лицо смуглое. Юбка пестрая. Шаль алая. Вся так и ходит. Словно вихрь кружит.
– Погадаешь? – Барон протянул ей руку.
– Нет. По руке не гадаю! – Она засмеялась. Смех был звонкий, ничуть не боязливый.
– По картам?
– Нет! Не гадаю! – И снова смех.
– Не умеешь, что ли?
– Почему? Все умею. Не хочу! Хочешь, погадаю по звездам? Только наверх надо. На башню. У тебя высокие башни. Пойдем!
И они пошли.
Лестница винтовая. Железная. Вся проржавела.
– А что у тебя здесь, барон? – Цыганка спросила и отвела глаза.
– Слуг держу, которые провинились.
Еще пролет наверх. Ступени скрипят, качаются.
– А тут?
– Воришек держу, попрошаек.
Юбка по ступеням так и крутится. В глазах рябь от этих полос разноцветных.
