Эдуард Лимонов - Дед (роман нашего времени)
Вот как оно было. Скрепя сердце, Собянин соглашается с доводами власти. Выборы назначают на осень 2013-го. Но в процессе осуществления замысла возникает серьёзная проблема. Чтобы выдвинуть Навального кандидатом, нужны подписи 101 муниципального депутата. Он и половины не наберёт, поскольку большинство депутатов избраны от «Единой России», которую Навальный иначе как Партией Жуликов и Воров не называет.
Выход находят. Эксцентричный и вопиюще недемократический византийский ход.
Собянин обращается к муниципальным депутатам с просьбой поставить свои подписи за выдвижение кандидатуры Навального.
Навальный делает вид, что для него это неприемлемо. Сутки или двое суток делает вид. Затем соглашается. Кто бы сомневался!
Ему во что бы то ни стало нужно избежать заключения.
Более пятидесяти муниципальных депутатов Москвы отдают свои подписи за выдвижение Навального.
18 июля 2013-го Московская избирательная комиссия регистрирует Навального кандидатом в мэры Москвы. Он хвастливо демонстрирует СМИ своё кандидатское удостоверение. Улыбочка до ушей. Нос лоснится. На 19 июля удобно назначено оглашение приговора в суде города Кирова.
Навальный прибывает в суд в отличном расположении духа. Без вещей.
Немцов перед началом заседания сообщает, что поедет обратно с Навальным в одном купе.
И вдруг! Судья приговаривает Навального к 5 годам лишения свободы и его берут под стражу в зале суда. Отвозят в СИЗО.
А в это время в Москве по социальным сетям распространяется срочный призыв: «Все на Манежную! Протестовать против жестокого приговора Навальному!»
Дальше происходят совсем странные вещи, если не понимать, что всё это было организовано властью.
Манежная закрыта полицейскими заграждениями. Но прибывающим рассерженным горожанам освободили и Тверскую улицу на пересечении с Охотным Рядом и, более того, от здания Государственной Думы на Охотном Ряду удалили и сотрудников ФСО, и полицейских. Рассерженные горожане безнаказанно залили собой Тверскую и Охотный Ряд. И кричат, и беснуются вдоволь. Некоторые по двое, по трое взобрались в ниши окон первого этажа Госдумы и кричат оттуда.
Понимая, что у нас в РФ, если власть хочет, то муха не пролетает, можно сделать неизбежный вывод: всё было сделано для того, чтобы гражданам было удобно митинговать.
В Кирове между тем, сразу после того как Навального увезли в СИЗО, прокурор, тот самый, что требовал сурового наказания Навальному, подаёт жалобу на приговор.
Эту жалобу немедленно принимает областной суд, и рассмотрение назначено на следующий день, в полдень! Это при том, что никогда в практике российских судов подобные жалобы так быстро не рассматривались. Никогда! Нет примеров.
Собравшиеся у здания Госдумы, до которых весть о назначенном на завтра заседании облсуда доходит уже чуть ли не к полуночи, радостно присваивают себе заслугу. Забыв, а может, не желая помнить о странной жалобе прокурора.
Выкрикивают свои обычные глупости: «Когда мы едины – мы непобедимы!» и всё такое прочее.
Приятно думать, что это общество заставило власть попятиться.
В 12 часов на следующий день областной суд освобождает Навального в зале суда! За целые века существования судов в России история не припомнит случая, чтобы человек, вчера осуждённый, пробыл за решёткой ночь и был освобождён.
Освобождён он вот каким образом: решение суда отменено, но дата нового рассмотрения не назначена, чтобы Навальный участвовал в выборах.
Почему его заставили пройти через испытание, заставили провести ночь в СИЗО в тяжёлых думах?
А чтобы напугать, чтобы был послушным.
Навальный провёл свою избирательную кампанию блестяще. Его штаб показал себя выше всяких похвал. Своей сверхсовременной кампанией Навальный поставил планку очень высоко. Посрамил допотопную российскую избирательную машину. Он был так эффективен, что набрал свыше 27 % голосов избирателей. Правда, следует учесть одно разочаровывающее обстоятельство. На выборы в Москве всё равно не пришли 68 % зарегистрированных избирателей. И второе обстоятельство: кампанию Навального обильно финансировали российские олигархи, отворачивающиеся от ВВП. Не торопясь, уже чуть ли не через месяц после выборов, Навальному, наконец, отдали обещанную награду. Кировский областной суд, пересмотрев его дело, назначил ему условное наказание. Те же пять лет, но условно.
А дальше ему стали мстить за то, что он увлёкся и взял на выборах слишком много процентов голосов. Его второе уголовное дело, о хищениях при перевозке грузов и бумаг для компании «Ив Роше», не спеша поехало на судебном конвейере.
Осуждённый условно, он не стал соблюдать режим условно осуждённого и отпущенного под подписку по делу «Ив Роше». Как он был неряшлив в ведении своих бизнесов до того, как пошёл в политику, так и стал неряшливым в политике. В результате, задержанный за административные правонарушения, он был отправлен под домашний арест.
Растёт, цветёт алычаНе для Алексей Анатольича!..
– пропел Дед. И добавил: «Спёкся парень! Спи спокойно, дорогой товарищ».
6В июле в разгар кампании Навального обнаружили в закрытой квартире на проспекте Мира разложившееся тело адвоката Тарасова. Гордый офицер, обнаружив, что у него рак, вначале пытался лечиться втайне от друзей и знакомых, а потом закрылся и умер. Не хотел, чтобы его видели больным.
Дед приехал в крематорий и отстоял, вместе со всеми явившимися, церемонию от начала до конца. В конце за стеклянными стенами похоронного зала вышли милиционеры с винтовками и произвели нужные почётные залпы. Тарасова провожали в закрытом гробу.
В августе затих в больнице товарищ Деда Константин Косякин. Тоже рак. В морге Боткинской больницы лежал незнакомый, как изуродованный компрачикосами, труп, с огромным ртом и лакированным усохшим лицом. Деду немного страшно стало. Косякина явились провожать левые. Даже растянули у его гроба красное знамя.
Дед был, сказал сентиментальные тёплые слова. Перед тем как состоялось прощание, у морга скапливались и ждали пришедшие попрощаться. Пришла жена Удальцова, изначально она принадлежала к нацболам, потом нашла себе Сергея и сделалась пресс-секретарём его партии. Пока ждал допуска к телу, Дед стоял, заслонённый охранниками, в чёрном костюме, белой рубашке с чёрным галстуком, и вдыхал запахи парка, разбитого у стен морга. Пахло хорошо, мокрыми цветами, землёй, спокойствием.
«Костя, эх, Костя, – думал Дед, – пожил бы ты ещё. А то теперь я один остался из символов Триумфальной… Старуха Алексеева предала, ты умер, теперь мне одному отдуваться». Дед вспомнил, как они несколько лет подряд судились с мэрией и всегда присутствовали: Дед, Косякин, Алексеева и Тарасов. И обязательно охранники Деда. «Два out, – хладнокровно подумал Дед. – Кто следующий? Если по возрасту, то следующей должна быть Алексеева. А если не по возрасту, а как придётся, тогда – судья», – нашёлся Дед.
«Между тем», или «тем временем», или «в конце концов», Дед победил. Он восторжествовал. Дед сидит и читает статью о себе.
Некий Валерий Федотов на сайте «РосБалт. ру» так написал в статье «На Болотной победил Дед»:
«Дед всё-таки гениальный политик, давайте это признаем».
«Я не могу не признать, что он является одновременно и тактиком, и стратегом, и “вождём” (пусть и в плохом смысле этого слова)». (…)
«Именно Дед был либо автором, либо идейным вдохновителем, либо одним из рулевых почти всех проектов нулевых – от “маршей несогласных” до “Национальной Ассамблеи”. Именно Дед создал “Стратегию-31” – провозвестника Болотной, главную оппозиционную движуху медведевских времен, ставшую настоящим жупелом для власти. По его словам, у него эту стратегию потом “украли”. И тут не поспоришь, да, украли. Задвинули эксцентричного и одиозного Деда подальше, чтобы лишний раз не раздражать ни власть, ни либеральный актив».
– Всё так, – одобрил Дед. – Посмотрим, что ты дальше навалял.
«После выборов 2011 года он звал всех на площадь Революции – делать революцию. Но оппозиция пошла на компромисс с властью, вышла на Болотную, чем, по версии Деда, и “слила” протест. Точнее, сама пресекла революционный сценарий, выбрав стагнационный.
Но даже и в этом случае Дед поступил дальновиднее многих. И, в конечном счёте, может стать главным выгодополучателем. С его стороны это цинично, грязно, но, боюсь, действенно. А он, как политик и “сам себе артпроект”, явно нацелен на результат».
«Сами посудите. После первой Болотной Дед начал обкладывать всех заметных людей в оппозиции такими матюгами, такой злобной и едкой критикой, что перекрестились даже неверующие. В силу таланта и, я думаю, искренности, он был в этом деле гораздо эффективнее, чем платные кремлёвские пропагандисты. В них не было ни искры, ни мощи. А у Деда – полно.
Более того, он откровенно поддержал самые одиозные и тошнотворные проекты власти того времени, включая антисиротский закон. Его даже стали активно цитировать по госканалам. (…)
