Валентин Рунов - 1941. Победный парад Гитлера. Правда об Уманском побоище
От нееврейской части населения немцы требовали абсолютного повиновения и работы. Понятно, что о людях фашистская власть никак не заботилась. Но созданные ими местные власти вскоре сделали все, чтобы хоть как-то наладить жизнь города. Первым заработал местный рынок, затем открылось множество мелких кустарных мастерских. Люди спешили убрать урожай со своих садов и огородов…
Советских бойцов, плененных в районе Подвысокого, под конвоем привели и загнали в глиняный карьер, который находился менее, чем в километре от нашего дома. В первое время охрана этого лагеря была очень слабой, а немцы имели приказ отпускать военнопленных из числа украинцев с тем, чтобы не заниматься их кормежкой. Эту заботу взяли на себя местные жители. Ежедневно десятки женщин, в том числе и моя мама, варили в огромных чанах картофель, свеклу и ведрами относили их в лагерь. Позже в ход пошли другие овощи…
Караульные из числа немцев и неизвестно откуда появившихся украинских полицаев быстро поняли свою выгоду от такого положения и начали брать за отпуск пленных взятки – домашнюю птицу, сало, самогон. Помню, за какого-то советского раненого офицера мой отец отдал последнюю ценность – старинные карманные часы. Большую помощь уманчанам в деле кормления и освобождения пленных оказывали крестьяне из окрестных деревень. Общая беда сплотила народ.
Но понятно, что так долго продолжаться не могло. Освобожденного из плена нужно было переодеть и как-то разместить хотя бы на время. Запасы одежды и продуктов очень скоро кончились, а пополнить их мы не имели возможности. К тому же к осени и немцы, из-за возросшего сопротивления советских войск и развертывания в их тылу партизанского движения, ужесточили режим содержания военнопленных.
Тем не менее мы продолжали оказывать посильную помощь военнопленным, находившимся в Уманской яме. Помню, двоюродный брат одного из моих товарищей был мобилизован возить лошадьми в этот лагерь в бочках воду. Было решено использовать данный шанс. Мы передали через водовоза в лагерь записку, а затем организовали вывоз из него в порожних бочках нескольких человек. Позже отец мне сказал, что один из спасенных был майором, а после войны приезжал в Умань чтобы лично поблагодарить своих спасителей.
К осени 1941 года, после падения Киева, Умань оказалась в глубоком немецком тылу. Немцы решили оборудовать здесь аэродром с твердым покрытием взлетно-посадочной полосы. Для выполнения этих работ были привлечены военнопленные и местное население. Лично я возил вагонетками щебень из местного каменного карьера.
Среди военнопленных, работавших на строительстве аэродрома, вскоре сложилась подпольная боевая группа. Видимо, готовился организованный массовый побег. Подробностей, конечно, я не знаю. Но однажды незнакомые люди, работавшие в карьере, положили в нашу тележку тяжелый сверток, присыпали его щебнем и приказали отвезти на аэродром. Там нас встретили люди из числа военнопленных и забрали сверток. Думаю, в нем было оружие. Несколько раз мне доводилось передавать на волю записки.
Не знаю по какой причине, но восстание в лагере военнопленных не удалось. Думаю, нашлись предатели или хорошо сработала фашистская служба безопасности. С наступлением зимы в лагере началась повальная смертность, но вместо умерших пригоняли новых, захваченных во время окружения советских войск под Киевом.
Позже, с целью избежать отправки на принудительные работы в Германию, я устроился работать кочегаром на электростанции, которая обслуживала аэродром. Электриком там работал мужчина, которого в конце августа 1941 года местным жителям удалось вывести с Уманской ямы. Я не помню его имени, но он часто рассказывал нам о танках, и чувствовалось, что хорошо разбирался в технике.
Весной 1944 года, когда немцы потерпели поражение под Корсунь-Шевченковым, электрик досрочно отослал нас, кочегаров, домой. В эту ночь электростанция взлетела на воздух, погасли огни на взлетно-посадочной полосе и потерпели аварию два самолета. Задержать виновника этой диверсии фашисты не смогли и решили арестовать кочегаров. Мне с товарищем чудом удалось избежать жестокой расправы. Но это отдельная история.
С приходом советских войск я был мобилизован в Красную Армию и находился в ее рядах до 1950 года, мне довелось даже стоять в оцеплении на Красной площади во время знаменитого Парада Победы.
В советское время память о Великой Отечественной войне на Украине хранилась бережно и приумножалась постоянно. В Умани было оборудовано воинское кладбище, над братской могилой в центре города был возведен величественный обелиск и зажжен вечный огонь, был установлен памятник на месте Уманской ямы. В городе была увековечена память наших земляков генералов армии И.Д. Черняховского и А.И. Радзиевского, других героев Великой Отечественной войны. Ветераны войны постоянно приглашались в школы и на другие массовые мероприятия. Во многих школах были созданы мемориальные музеи.
После 1991 года интерес украинских властей к истории Великой Отечественной войны заметно ослаб. Заросли травой братские могилы советских воинов, погас «вечный» огонь в центре города. Но по-прежнему жива память в сердцах немногих оставшихся в живых ветеранов той великой войны и людей, неравнодушных к истории и судьбе своего края. Отрадно, что среди этих патриотов немало и молодых людей. Именно это обстоятельство внушает мне веру, что кровь и муки тех тысяч советских воинов, бойцов и командиров, которые сражались под Уманью летом 1941 года, были принесены не зря».
Наконечный Иван Федорович, 1928 года рождения, до конца 40-х годов житель села Берестовец Уманского района.
«Наше село расположено в 15 километрах севернее Умани. В конце июля 1941 года фашисты пытались подойти к городу и с этого направления, а советские войска неоднократно контратаковали противника, стремясь пробить брешь и выйти из окружения в направлении на Киев.
Наша семья жила на северо-восточной окраине села, на хуторе «Пятихатки». За хутором располагалось кукурузное поле, а далее начиналось большое поле уже соседнего колхоза (село Ивановка), засаженное сахарной свеклой. Еще далее проходила узкоколейная железнодорожная ветка, которая, видимо, представляла собой некоторый тактический интерес для обеих сторон. На свекличном поле фашисты подготовили к обороне несколько курганов, организовав там пулеметные огневые точки. Но советское командование, видимо, не знало об этом.
Одна из контратак советских войск в северном направлении мне особенно запомнилась. Для ее проведения с ночи в районе нашего села был сосредоточен большой отряд красноармейцев, вооруженных винтовками. Я видел несколько ручных пулеметов, более тяжелого вооружения не было. Контратакующие были разбиты на несколько отрядов, во главе каждого стоял офицер, а общее руководство всеми силами осуществлял генерал с двумя звездочками на петлицах.
Атака началась ранним утром. Советские войска бесшумно преодолели кукурузное поле и вышли на поле, засаженное свеклой. Фашисты некоторое время тоже не стреляли, но когда атакующие полностью раскрыли себя, их встретил плотный шквал перекрестного пулеметного огня.
Несмотря на упорное сопротивление противника, атака продолжалась, и к вечеру советские войска продвинулись на несколько километров на север и достигли насыпи железной дороги, на которой закрепились.
Когда бой стих, любопытные мальчишки пошли посмотреть на курганы. На каждом их них была оборудована пулеметная позиция. На каждой позиции лежали трупы двух-трех немецких солдат, горы стреляных гильз и по несколько сменных пулеметных стволов. А на свекловичном поле и в кукурузе – десятки трупов советских солдат. Утром мобилизованные крестьяне их свезли в село и похоронили в одной большой братской могиле. Запомнилось, что все погибшие были раздеты до нательного белья и без обуви…
Контратака, стоившая стольких жертв, больших результатов не дала. На следующий день немцы подтянули свежие силы, мотопехоту и танки и отбросили советские части почти на десяток километров на юг. Советские солдаты со своими винтовками были бессильными противостоять бронетранспортерам и танкам.
В село и на хутор боевые части фашистов не заходили, обойдя их стороной. Но к вечеру там появились солдаты полевой жандармерии с железными бляхами на груди. Крестьяне прятались от них в домах и в погребах. Жандармов крестьяне не интересовали, они искали раненых и прячущихся красноармейцев. Таких оказалось не так уж и мало. Но, к нашему удивлению, в плен начали сдаваться и совершенно здоровые люди. Всех пленных собрали в овраге на окраине села, продержали там более суток, а вечером под конвоем погнали в Умань.
После разгрома контратакующие советские части отходили на Умань. Среди крестьян шли разговоры о том, будут ли они оборонять этот город? Почему-то верилось, что будут. Особенно переживали те, у кого в уманской тюрьме находились родные и близкие. Боялись, что в случае оставления города все они будут уничтожены. Так оно и случилось на самом деле.
