Дмитрий Куликов - Судьба империи. Русский взгляд на европейскую цивилизацию
Современные продвинутые глобальные капиталисты, которые понимают, что делают, и могут позволить себе роскошь делиться своим пониманием с посторонними, например, утверждают, что равновесие рынка – это не феномен, а лишь эпи-феномен, кажимость. Что главное в рынке – как раз его колебания, неустойчивость. Что главные экономические процессы историчны – то есть являются неравновесными и необратимыми переходами между состояниями разного качества. Что для рынка является исторической эволюцией его текущего усредненного, «равновесного» положения. Равновесие формально, из его установления не следует никакая его объективность. А вот неравновесие, колебания рынка содержательны, так как выражают мотивы, цели и представления участников. Рынок рефлексивен – то есть разумен без всякой метафоры. Но разум рынка – разум субъекта, претерпевающего историю. (Джордж Сорос, «Алхимия финансов. Читая мысли рынка». ИНФРА-М, М., 1996, «Кризис мирового капитализма. Открытое общество в опасности». ИНФРА-М, М., 1999. Не 2008-й! Рановато, правда? – Авт.).
Не совсем похоже на «невидимую руку», наводящую порядок в экономике на правах суверена, принципала, сюзерена, правда? И уж точно далеко до всякой объективации через рынок. Что ж, ученик Карла Поппера может себе позволить такие утверждения. Он человек как минимум культурный.
И все-таки труд останется трудом, стоимость – стоимостью, рабочая сила – рабочей силой, ее эксплуатация – эксплуатацией. И так далее. И огромная резервная армия труда, а также пролетариат интернационального происхождения, рвущийся из «недоразвитых стран» в «развитые», чтобы быть там эксплуатируемым, а также эксплуатируемый в собственных странах капиталом из совсем других, – тому подтверждение. Просто эксплуатация труда стала глобальной. И даже самый простой, то есть самый тяжелый, мускульный труд, сохраняющий значение преобразования биохимической энергии в механическую, все еще глобально экономически эффективен из-за своей дешевизны, которая, в свою очередь, поддерживается глобальной бедностью.
Но вот вопрос: как быть с нашим собственным хозяйственно-экономическим опытом 1917–1991 годов? Не с точки зрения пропаганды наших противников, потешающихся над нашими неумелыми и нелепыми потугами быть «рыночными», «демократичными» и «конкурентными», а с точки зрения Маркса и последующего необходимого развития марксистского анализа?
За время самого эксперимента мы трагическим образом этой критической и теоретической работы не проделали. Помешали запретительные догмы светской религии коммунизма, в которую был превращен весьма ограниченный набор Марксовых, ленинских и сталинских цитат.
Без этой работы, однако, весь наш опыт оборачивают против нас, превращая в запрет на развитие, на историю, на суверенитет. Так что эта работа должна быть проделана отечественной философской и гуманитарной мыслью, тем более что такие попытки делались начиная с диссертации Александра Зиновьева «Восхождение от абстрактного к конкретному. На материале «Капитала» К. Маркса» (ИФ РАН, М., 2002), защищенной на философском факультете МГУ в 1954 году. Дальше, однако, русские постмарксистские разработки уходят из официальных институтов в кружки – сначала в Московский логический, а потом в его продолжение – Московский методологический. Их политэкономические коннотации вынужденно скрыты и еще требуют своей расшифровки. И тем не менее русский постмарксизм проделал свою работу, пусть и полуподпольно, пусть его концепции не стали государственной идеологией в отличие от неолиберализма в США.
Труд и стоимость
Итак, в результате труда сворачивается и умирает процесс производства, конкретного целесообразного труда, производящего потребительную стоимость. Результат труда становится продуктом, когда попадает в другой процесс – потребления (неважно – непосредственного, конечного или как средство или материал для другого производственного процесса).
Маркс называет в первой главе «Капитала» такой целесообразный труд, производящий потребительную стоимость, деятельностью, производительной деятельностью, целесообразной производительной деятельностью. Деятельность как таковая как понятие и категория у Маркса не развернута, да и практически не используется, речь в основном и прежде всего идет о труде. О самой же полезности, т. е. употреблении, использовании вещей, коими являются продукты труда (деятельности), в самом начале главы 1-й «Товар» говорится следующее: «Открыть… многообразные способы употребления вещей есть дело исторического развития».
Если бы не было обмена и стоимости как таковой (в отличие от потребительной стоимости), если бы результат целесообразного полезного труда (деятельности) становился продуктом непосредственно в деятельности (труде) его дальнейшего употребления, а не в процессах обмена, то есть не становился бы товаром, – субстанция стоимости не существовала бы. Целесообразные трудовые процессы (процессы деятельности) не соотносились бы через их товарное воплощение и овеществление. Необходима была бы действительность не искаженного товарным овеществлением представления процессов деятельности в их отношении друг к другу, а не отношения товаров друг к другу.
Что в такой действительности происходит со стоимостью? Она перестает быть субстанцией. Ведь в качестве таковой она есть мера вещей в их отношении друг к другу, какова бы ни была форма этого отношения (форма стоимости). Но тогда перестает быть субстанцией (в качестве каковой его фактически рассматривает Маркс) и абстрактный общественно необходимый труд, необходимый для создания его продуктов. Вот как это написано: «…как стоимости товары суть простые сгустки человеческого труда…» и, выше по тексту, где говорится, что после отвлечения от потребительной стоимости от продуктов труда не остается ничего, «…кроме сгустка, лишенного различий человеческого труда…».
Кажется, это ясно. Нет стоимости как субстанции – перестает быть субстанцией и абстрактный всеобщественный, средний, необходимый труд. Собственно, его существование обеспечивается системой капитализма (как подчиняющей всю хозяйственную деятельность без исключения товарно-денежному рыночному обращению) за счет того самого отчуждения труда. Капитализм извлекает абстрактный труд из целесообразного труда, из деятельности, как перегонный куб извлекает спирт из вина. Стоимость (рыночная стоимость) абстрагирует исторически существующую деятельность как абстрактный труд, представляет деятельность как затрату рабочей силы индивидов. Очень похоже на ньютоновскую физику: мощность х время = работа. В действительности деятельность и замещена вещами – товарами, а через них мы видим только другие вещи – одинаковых индивидов с их конечной энергией.
Капиталистическая идеология отвергает саму возможность исключить оборот и стадию товара из цепочки «деятельность 1 – результат 1 – товар – деятельность 2 с товаром (продуктом деятельности 1)». Употребляя современный термин «логистика» (являющийся, по точной интуиции Хайдеггера, современным продолжением логики), капиталистическая идеология могла бы для ясности сказать: да просто невозможна такая логистика! Все слишком сложно, запутанно, чтобы в современной деятельности увязать между собой все необходимые процессы, а все их результаты оформить как продукты и передать по точному адресу в нужном месте, в нужное время и в нужном количестве. Нет такого интеллекта! Хотя… как насчет современных компьютеров вместо Госплана (о чем любит порассуждать Вассерман в проекте «Однако»)? Нет-нет, бросьте, если бы и был такой интеллект, у него не было бы средств организационного, руководящего и управляющего воздействия на необходимые элементы деятельности, прежде всего на включенных в нее людей.
Так капитализм и говорит, например, устами Фридриха А. Хайека, еще одного нобелевского лауреата, для которого социализм как экономическая система просто невозможен, поскольку он сам есть логическая ошибка. Высший разум в организации мира хозяйственной деятельности (производства полезных вещей) принадлежит рынку и только ему. «Научный (NB! – Авт.) же анализ показывает, что, следуя спонтанно складывающимся нравственным традициям, лежащим в основе конкурентного рыночного порядка (а эти традиции не удовлетворяют канонам и нормам рационализма, принятым у большинства социалистов), мы производим и накапливаем больше знаний и богатства, чем возможно добыть и использовать в централизованно управляемой экономике, приверженцы которой претендуют строго на следование «разуму». Таким образом, цели социализма фактически недостижимы, и программы его невыполнимы; к тому же оказывается, что в действительности они несостоятельны еще и логически» (Фридрих А. Хайек, «Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма». Новости, М., 1992).
