Сергей Чертопруд - Научно-техническая разведка от Ленина до Горбачева
За все надо платить, в том числе и за безопасность. Гарантия полной безопасности обходится в 15% от ее стоимости. Решение простое — все опасные блоки, части станции сооружаются под землей, предусматриваются и другие меры предосторожности. Соответственно меняется конструкция и технология.
Несмотря на положительные оценки полученной информации, ее не собирались использовать в отечественной атомной промышленности. Тогда по своей инициативе разведка вышла на ряд ученых в некоторых отдаленных от центра областях для получения их оценки и заключения — все отзывы были только положительными.
Была организована встреча нелегала с небольшой группой советских специалистов, в ходе которой последние получили весьма квалифицированные разъяснения, однако в реализацию информация не пошла[409].
После первой неудачи внешняя разведка, по своей инициативе, продолжала заниматься проблемой безопасности атомных реакторов. Управление «Т» ПГУ КГБ обеспечивало информацией правительственную комиссию, координировавшую работы по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Уже 2 мая. 1986 то да оно направило своего представителя на место работы правительственной комиссии, поддерживая с ним прямую регулярную связь. В управление поступали вопросы научно-технического характера, относящиеся в основном к оценке происходящего в аварийном реакторе, прогнозам последствий, и его сотрудники оперативно находили в своих информационных банках или за рубежом ответы на эти вопросы и сообщали комиссии.
А в конце 80-х годов НТР передала в научные организации Украины, Беларуссии и Брянской области России большой объем информации, преимущественно по медико-биологическим аспектам последствий аварии, в частности таким, как радиоактивное заражение территорий, облучение людей и домашних животных[410].
Глава 12. МЕТОДЫ
За многовековую историю существования научно-технической разведки было выработано множество приемов кражи чужих технологий и секретов.
Сотрудники отечественной разведки крайне редко, даже уйдя в отставку, соглашаются рассказать об особенностях работы в сфере НТР. Исключение составил лишь атомный проект, но и его, в первую очередь, «раскручивали» историки и журналисты, а реальные участники тех событий были вынуждены опровергать или подтверждать отдельные факты.
А все же, как работал обычный офицер Управления «Т» ПГУ КГБ в 70-е годы за рубежом? В качестве типичного примера — фрагменты интервью бывшего сотрудника внешней разведки В. В. Галкина:
«Я работал в научно-технической разведке, и в мои обязанности входило выполнение задач по получению информации о разработке новых видов оружия в капиталистических странах. В первую очередь это касалось ядерного оружия и военно-космических разработок. Под „крышей“ Внешторга работал с 1976 по 1980 г. в Бельгии и с 1982 по 1986 г. в Португалии, неоднократно выезжал в кратковременные командировки в другие страны.
Кстати, в период работы Ю. В. Андропова на посту Генерального секретаря ЦК КПСС перед нашим подразделением ставились задачи по добыче информации хозяйственного значения. К примеру, добывалась информация о технологии выпечки хлеба, об изготовлении обуви и т. д. Но основной задачей, как я уже сказал, было получение конкретных данных о совершенно новых разработках систем вооружения противника.
— А каким образом зашифровывался наш агент в странах, входящих в блок НАТО, чтобы он не мог быть выявлен?
— Оперативный сотрудник, знающий агента, имеет доступ к его делу. Только он один знает все установочные данные на этого человека, его связи, вплоть до интимных, историю вербовки агента и мотивы сотрудничества с нами.
Круг лиц, знающих дело агента, расширяется только тогда, когда информация о нем передается в центр.
— А много ли сотрудников ПГУ знало о существовании такого важного агента, как Джон Блейк, полковника, работавшего в CIS в Великобритании, которому наши спецслужбы помогли в 1990 году бежать из лондонской тюрьмы, и в настоящее время живущего в России?
— Людей, знавших установочное дело Блейка, наберется от силы человек тридцать.
Каждые два-три года идет смена нашего оперативного сотрудника, вступающего в контакт с источником информации. Ведь с Блейком начали сотрудничать в то время, когда он из себя еще ничего не представлял, не владел ценной информацией.
Сотрудники секретного архива КГБ имеют доступ ко всем делам, находящимся в нем, и они имеют неограниченные возможности по реализации всевозможной информации. Я столкнулся с тем, что в силу бюрократической системы, как в наших спецслужбах, так и у противника напрочь упрятать концы агентуры невозможно. Пример тому — история с Блейком.
Приведу пример и из своей работы с агентом, который из-за предательства нашего бывшего сотрудника до сих пор сидит за решеткой.
Когда мы только начинали работать с агентом, он был молодым человеком, преподавал в одном из ВУЗов той западной страны, где я работал. У него была перспективная специальность. Когда началась его разработка, то сразу было видно, что из него может получиться хороший агент. И действительно, через два года мы от него стали получать много ценной информации. Но, к сожалению, информация проходит через многие руки и, несмотря на то, что имеет самый высший гриф секретности и опечатана, прежде чем она попадет к руководителю, с ней познакомятся еще человек восемь, начиная с шифровальщика и письмоносца, заканчивая заместителями начальников отделов.
Когда пошла особо секретная информация от агента, мы договорились с Шебаршиным Леонидом Владимировичем, в то время руководителем ПГУ, о том, что пакет с документами поступает лично к нему, а от него — лично Галкину В.В. Я ее обрабатываю и, по необходимости, докладываю ему. С оперативной информацией я работал один, при моей должности и звании полковника ПГУ КГБ СССР уходило у меня на это 80% рабочего времени. Из всей документации, поступившей ко мне, я ножницами вырезал те данные, которые интересовали наше правительство и нужны были для обеспечения безопасности нашей страны.
На каждом месте, где были наклеены мои вырезки, я проставлял надпись: «Особой важности». После договоренности с заказчиком о реализации документации, комплект ее с сопроводительным письмом о вскрытии документов только по прибытии особо уполномоченного представителя отправлялся к потребителю. После этого я или мой сотрудник ехали туда же, так что все проходило через мои руки. На месте я работал с шестью специалистами, отобранными мной совместно с челябинским КГБ.
Руководил этими специалистами очень умный человек, недавно добровольно ушедший из жизни, потому что из-за общего развала в России ему нечем было платить сотрудникам за их работу.
— Владимир Владимирович, скажите, как удается разведке преодолевать внимание контрразведывательных служб в отношении агентов такого класса, как Эймс — сотрудник ЦРУ, много лет работавший на нашу страну и недавно разоблаченный ФБР США?
— Касаясь Эймса, я приведу Вам в пример мнение специалиста по производству детекторов лжи — полиграфов — из США.
В это время дело Эймса было у всех на слуху, и я спросил американца: «Неужели Эймса не пропускали через детектор лжи? Ведь во всех американских инструкциях записано, что сотрудники государственного департамента, ЦРУ, ФБР и так далее должны проходить через детектор лжи?»
На что Крис (так звали американца) мне ответил, что, конечно, Эймс, начальник русского отдела ЦРУ, без пяти минут заместитель директора ЦРУ, проходил через детек— . тор лжи. Но когда руководству ЦРУ доложили, что его расшифровка детектора лжи «попахивает красным оттенком», на специалистов «затопали ногами»: ведь и мысли не допускалось, что столь высокопоставленный чиновник как-то может быть связан с красными.
Исполнитель понял, что шеф им недоволен и повторил проверку Эймса на детекторе лжи, задавая ему при этом очень простые вопросы, как-то: «Наркотики употребляете?» — «Нет»; «С проститутками встречаетесь?» — «Нет»; «Дополнительные доходы имеете?» — «Нет». И когда расшифровка тестов легла на стол шефа ЦРУ, он был доволен — негатива нет.
Эймс выдал себя отчасти тем, что стал жить на средства, превышающие доходы от своей службы.
Агенты должны жить на те средства, которые имеют от своей непосредственной работы, а деньги, получаемые за агентурную работу, — хранить в швейцарском банке. Жаль, что эти наставления иногда не учитываются на практике. А талантливые агенты-индусы считают, что даже банковские счета могут просматриваться, поэтому они за свою работу всегда просили «камушки», поскольку они не обесцениваются.
— А каким образом осуществлялась оплата работы Ваших агентов за рубежом?
— Согласно важности задачи, поставленной перед технической разведкой Комитетом обороны, военно-промышленная комиссия находила в бюджете средства на ее решение. Я оценивал объем информации, который должен буду получить от агента, наши аналитики анализировали, будет ли эта информация адекватна задаче, поставленной перед нами. Из средств, выделенных на всю операцию, часть шла на оплату агенту.
