Андрей Кокорев - Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта в период Первой мировой войны
А вот статья «Домик в Коломне», появившаяся на страницах «Утра России» в августе 1915 года (!):
«Кинематограф не теряет времени. Он успел переработать Достоевского, Толстого, Тургенева. Ничто не ускользает от его внимательного взора; кинематограф “все видит”.
Теперь он добрался до Пушкина. И отложив всякое стеснение, сам не понимая, что творит, взял для экрана “Домик в Коломне”.
Надо ли рассказывать, во что превратилось под лучами электрического прожектора это грациознейшее из пушкинских созданий? Публика, смотревшая эту картину, сидела ошеломленная. Даже эта публика, невзыскательная и не прирученная к особым тонкостям, поняла, что она присутствует при исключительном, из ряда вон выходящем кощунстве.
Кинематограф выкинул из «Домика в Коломне» все его драгоценные áparte, уничтожил бьющее через край искрометное пушкинское остроумие. Оставил только фабулу, которая играет последнюю роль в этой поэме. Но даже и с ней, с фабулой, кинематограф расправился по-свойски, превратив ее в очень низкопробный фарс.
Не щадя живота, кривляется актер, играющий “Маврушу”. Задирает юбку и демонстрирует гусарские рейтузы и лакированные сапоги. Высовывается идиотская харя какого-то денщика, которому кинематограф поручил довольно существенную роль в “Домике в Коломне”, хотя у Пушкина этого денщика нет. (…)
Даже с теми пушкинскими строками, которыми разделены отдельные эпизоды, кинематограф не постеснялся. Он исковеркал их так, как ему было удобнее, превратил стихи в рубленую прозу; обрывает отдельные строки на полуслове. (…)
Животных у нас защищают от жестокого обращения. Неужели же нельзя защитить Пушкина от кинематографического бесстыдного зверства?»
На беспардонность кинодеятелей того времени, готовых ради наживы потчевать зрителей фильмами на самые безнравственные темы, обращал внимание публики фельетонист К. Тригорин (М. П. Кадиш):
«От кинематографических деятелей нет прохода – столько их теперь развелось. Толкутся, как мошкара над водой. Все, кому было неудобно оставаться в других профессиях, обратились к кинематографу. Это напоминает то, что делалось на Клондайке, на золотых полях.
Простому человеку в таком обществе и неловко, и жутковато. Деятельность особого рода. И особые деятели.
Я встретился с одним из них. Всей своей фигурой, согнувшейся, как у легавой собаки, он являл сплошное устремление. Он был охвачен восторгом.
– Что такое?
– Такое дело! Это изумительное дело! Раз в сто лет бывает такое дело, и надо им пользоваться. Дело Мясоедова…
– Вы к нему имели отношение?
– Я был бы дураком, – ответил он просто, – если бы не имел отношения к такому замечательному делу. Можно состояние составить.
Это было сказано в высшей степени хладнокровным тоном. Я отшатнулся. Он не заметил, поглощенный всецело своими мыслями, и продолжал восторгаться.
– Мясоедов много заработал, но и мы… от всякой пакости кинематографу должно что-нибудь очиститься.
ПРИМЕТЫ ВОЕННОГО ВРЕМЕНИ
Приготовление кисетов с махоркой на квартире актрисы О. В. Некрасовой
Кинематограф установил налог на преступления. Я должен заработать на Мясоедове. Сенсационная фильма!
– Послушайте, – сказал я, – вы понимаете свои слова? Ведь это слишком – даже для кинематографического деятеля.
Он не понимал. Он был способен только восторгаться.
– “Предательство полковника Мясоедова”! Каков заголовок? Сенсационнейший боевик… Мы добудем разрешение и немедленно примемся за съемку. Все предварительные работы уже закончены. Есть даже актер, который будет играть полковника Мясоедова.
Киноафиша
– Неужели нашелся?
– А что? Ведь кинематограф – искусство. Надо отбросить всякую щепетильность, если служить искусству. Вот только относительно разрешения не знаю…
Деятель спохватился:
– Но только это тайна. Я боюсь, что какой-нибудь еще кинематографический деятель узнает о нашей идее. Вы знаете, что такое “срыв”? Это – если одна фирма готовит картину, а другая перехватывает содержание и выпускает раньше.
– Мне кажется, что вы можете не беспокоиться. Хотя ваш боевик о Мясоедове будет и очень сенсационен – вряд ли кто-нибудь соблазниться лаврами X.
– Не соблазнится? Вы их не знаете, деятелей! Непременно сорвут!..
Итак, я делаю опыт. Я рассказал кинематографическую тайну во всех подробностях. И буду ожидать – неужели картины о предательстве Мясоедова будут выпущены сразу несколькими фирмами?
Этого трудно ожидать – даже от кинематографических деятелей».
В фельетоне речь идет о полковнике Мясоедове, долгое время пользовавшемся покровительством военного министра Сухомлинова. Когда на фоне военных поражений в обществе заговорили о засилье немецких агентов в самых высших сферах, Мясоедов был в спешном порядке осужден как шпион и повешен. По мнению всех здравомыслящих людей, эта темная история имела слишком деморализующее воздействие, чтобы еще служить сюжетом для «сенсационнейшего боевика».
Однако кинематограф, бурно развивавшийся в годы войны, породил не только беспринципных кинодеятелей, готовых ради прибыли вывести на экраны даже кровавых убийц вроде Сашки-семинариста. Постоянная востребованность и высокие заработки привлекали в кинематограф лучшие художественные силы России. Так, в 1916 году газеты сообщали, что для руководства съемками фильмов «Джоконда» и «Человек, который смеется» в Москву собирался приехать режиссер петроградского Малого театра Мейерхольд. В том же «Сашке-семинаристе» главную женскую роль сыграла балетная актриса В. Кашуба.
Пресса обращала внимание на ухудшение материального положения артистов, вызванное войной.
Репетиция в съемочном павильоне
Например, из-за прекращения заграничных гастролей, которые устраивал Дягилев, многие актеры лишились хороших заработков. А в кинематографе платили более чем прилично. Один из журналистов приводил такое сравнение: весьма средняя актриса, которая в театре могла рассчитывать на жалованье 30–40 рублей в месяц, только за день репетиции перед съемками получала 20 рублей. Стоит ли говорить о заработках звезд экрана.
Московский кинематограф в годы войны испытывал не только экономический подъем, но и переживал трудности. Скажем, летом 1915 года, когда для размещения раненых в Москве понадобилось в срочном порядке изыскать новые помещения, комиссия при градоначальнике признала желательным занять под госпитали места развлечений. Наряду с залами для проведения балов и свадеб кинематографы были названы в числе первых и оставались лазаретами вплоть до апреля 1916 года.
Другие удары по «электротеатрам» были нанесены командующим Московским военным округом генералом Мрозовским – приказами о введении режима экономии электричества. Из-за перебоев с подвозом топлива для электростанций такие приказы появлялись трижды: 3 ноября 1915 года, 15 апреля 1916 года и 16 февраля 1917 года. Последний из них был особенно суровым:
«1) Воспрещается электрическое освещение реклам, вывесок, выставочных витрин в торговых и иных заведениях, а также наружное электрическое освещение театров, кинематографов, магазинов, ресторанов, клубов и прочих помещений общественного пользования.
Примечание. Допускается электрическое освещение подъездов вышеуказанных помещений общей силой не свыше 25 свечей, за исключением Императорских и частных театров, для каждого из которых допускается на время съезда и разъезда публики общая сила света наружного освещения не свыше 200 свечей.
2) Цирки, театры-варьете, кинематографы и другие помещения для зрелищ и увеселений должны быть закрыты не менее одного дня в неделю, который сообщается администрацией этих заведений для сведения градоначальнику.
3) В театрах и упомянутых в п. 2 заведениях зрелища должны начинаться не ранее 7 час. И кончаться не позднее 11 час. вечера; дневные представления в театрах разрешаются в воскресные и праздничные дни от 12 до 4 час.; представления в кинематографах не должны продолжаться более 3 час. в будние дни и 6 час. в праздничные дни.
4) Все рестораны, кафе и прочие заведения трактирного промысла, за исключением ночных чайных, должны быть закрываемы не позднее 11 час. вечера.
5) Сила внутреннего освещения в театрах (кроме сцены), кинематографах и прочих увеселительных предприятиях в клубах, кафе, ресторанах 1-го и 2-го разрядов и прочих заведениях трактирного промысла, а также в магазинах и прочих торговых предприятиях должна быть уменьшена на 50 % и на вокзалах на 25 % по сравнению с силой света в соответствующее время 1916 г.
Примечание. После закрытия магазинов допускается лишь дежурное освещение».
За две недели до появления этого постановления, когда в целях экономии было отключено уличное освещение, однако места развлечений продолжали призывно светить огнями, поэт-сатирик Дон-Аминадо опубликовал стихотворение «Свет и тени». Кинематографу в нем были посвящены такие строки:
