Равиль Бикбаев - 56-я ОДШБ уходит в горы. Боевой формуляр в/ч 44585
И тут же по обнаруженным огневым точкам противника со всех стволов открыла стрельбу наша рота. Захлопали, выталкивая мины, минометы, забились дрожью АГС, очередями, как веером, бросая гранаты, безостановочно, опустошая один магазин за другим, забили автоматы. ПКМ опустошают ленту за лентой, только и успевают вторые номера расчетов менять раскаленные стволы и коробки с патронами. А лучшие ротные стрелки, расчетливо выбирая цели, бьют по обнаруженным позициям противника беспощадным прицельно-снайперским огнем. Огонь! Огонь! Огонь! Не жалеть патронов. Нечего жалеть и некого. Огонь! Огонь! Огонь! Готовится к броску по тропе первый взвод. Мельком вижу исковерканное напряженной гримасой лицо Хохла и бледно-злобное решительное лицо взводного лейтенанта, к ним подползают бойцы двух боевых групп первого взвода. Им рывком, не ложась, вперед бежать, использовать момент растерянности, проскочить простреливаемый район, сбить противника с рубежа, закрепиться. И прикрытые ими тут же остальные группы побегут. Сбить, сбить «духов» с рубежа, выбить их с укреплений, не дать им добить уже замерших между камнями растерянных ребят. Какие тут команды?! Каждый знает сам, что делать! Огонь, вторая рота! Не снижать темп стрельбы, огневым шквалом своих закрыть, не давать «духам» поднять головы. Пошел вперед, первый взвод!
Ловлю в прицеле мелькнувшую на чужом рубеже голову – очередь. Крошат камни пули, прячется «дух», не хочет высовываться, боится под пули башку подставлять. Это правильно, бойся, а еще лучше – беги отсюда, пока не поздно, потому как мы все равно вперед пойдем… Следующий, а вот этот не боится, ишь азартный какой, автоматик выставил, вниз пуляет и не заметил, как из укрытия своего высунулся. Очередь! Готов. Следующий… Три магазина я короткими очередями из РПКС расстрелял, пока пробегал свою дистанцию первый взвод. А вот и наша очередь.
– Встать! – поднимаясь, ору я и приказываю: – За мной бегом марш!
И, не оглядываясь, бегом по тропе. Не свистят пули, теперь нас прикрывает огнем первый взвод, не до нас «духам», некогда им по нам стрелять. Не хватает воздуха в легких, широко раскрыт рот, заплетаются ноги, летят из-под подошв стоптанных сапог мелкие камушки. Бегом! Не так-то это и много – пятьсот метров пробежать, особенно если по тебе не стреляют. Вот и добежал, валюсь на землю, хрипло дышу и слышу:
– Ушли, суки! – возбужденно кричит мне лежащий рядом летеха из первого взвода. – Мы в преследование! Сашке доложишь!
Один за другим подбегают, падают и сразу в разные стороны в цепь расползаются бойцы из моего взвода. Молодцы, ребятишки! Уже кричать и учить не надо, сами все знают.
– Хохол! – задыхаясь, окликаю товарища. – Ты жив?
– Жив! – кричит от своего укрытия Хохол. Вон он где, в ста метрах от меня, за обломком горы.
– Пока без потерь, – уже намного спокойнее говорит летеха, – как мы сюда ворвались, так «духи» сразу с позиций свалили. Догнать их надо…
Все правильно, лейтенант, вот теперь как раз и надо преследовать отходящего противника. Не дать им закрепиться на следующей высоте, гнать их, гнать… иначе опять нам идти в атаку, без прикрытия, вверх в гору, в лоб на пулеметы. Авиация не поможет, «вертушки» над окруженным батальоном кружат, им не до нас.
Снарядив патронами пустые магазины автоматов и пулеметов, наскоро перекурив и попив водички, уходят вдогонку отступающим «духам» ребята. Быстро идут, никто не отстает. А я остаюсь, и мои солдаты остаются. Вот сейчас вся рота подтянется, тогда и мы пойдем. А пока мы тоже быстро и сноровисто снаряжаем патронами расстрелянные магазины и курим.
– Первый взвод уже ушел, – докладываю я.
Рядом стоит ротный и вытирает ладонью пот с лица. На лбу и на щеках у него грязные разводы от пота и пыли. Уже вся рота на бывших позициях «духов» собралась, а быстро мы их сбили, всего-то двадцать – двадцать пять минут прошло с момента открытия огня.
– У нас двое убитых, один раненый, – помолчав, говорит Петровский, спрашивает: – У «духов» потери есть? Видел кто?
– Есть, только небольшие, – отвечаю, а сам смотрю, как тащат на плащ-накидках убитых противотанкистов. – Небольшие потери, – хмуро повторяю, – иначе они их бы вынести не успели, а так, – показываю рукой в сторону огневых точек, – только пятна крови.
– Судя по вспышкам и интенсивности стрельбы, их человек тридцать было, – резюмирует командир роты и командует: – Подъем! – и мне: – Бери ребят и вперед…
– Товарищ старший лейтенант, – подходит и обращается к ротному вновь назначенный командир третьего взвода, – разрешите мне свой взвод повести.
Хороший он парень, не выделывается, старательный такой, вот только неделю назад как к нам прибыл. Куда ты так торопишься, лейтенант Сокольский? На твой срок этого дерьма, этой войны за глаза хватит.
– Санек! – укоризненно и строго обращается Петровский к своему тезке лейтенанту. – Ты мой заместитель, если меня убьют, ты командование ротой примешь, а взвод пусть сержант ведет.
Гордо так напыжился Сокольский, доволен оказанным доверием. Полевая форма у него новенькая, необтертая, на офицерском ремне кобура с пистолетом, на плече автомат, грудь закрыта бронежилетом. Дышит только очень тяжело. Да кобуру постоянно поправляет, видать, она ему бедро растерла. А ведь я тебе советовал, лейтенант, не бери пистолет, он тут не нужен, и бронежилет только лишняя тяжесть, от пули или осколка он не спасет. Не послушался, вот и страдай теперь.
– С телами что делать, раненого куда эвакуировать? – понизив голос, спрашивает Сокольский.
Раненый может не выдержать переноски, вынос убитых сильно затормозит наше движение. Не выдержит… затормозит… так ведь не бросишь же их тут, в горах.
– Славке скажи, пусть остается со своими, – распоряжается ротный, – круговую оборону пусть займет и ждет приказа.
Лейтенант Сокольский уходит к командиру взвода противотанкистов, тот сидит рядом с раненым. Поодаль, в тени от скалы, лежат два завернутых тела. А пацан все постанывает, ему грудь прострелили. Рядом весь его взвод сгрудился. Первый это у них бой. Не привыкли еще.
А мы уходим. Вдогонку за «духами». В ста метрах впереди первый взвод, теперь они ГПЗ. «Духи» боя не принимают, не пытаются нас задержать, и мы безостановочно прем вперед. Вот за теми горами дорога, на ней, укрывшись за боевыми машинами десанта, отстреливаются наши ребята, еще чуть-чуть нам идти, километра полтора только до них осталось. Шире шаг! Не отставать, соблюдать дистанцию!
В ГПЗ все бойцы разом легли и стали расползаться – вправо, влево. Только один, прежде чем лечь, быстро сделал отмашку рукой: «Внимание! Вижу противника». Не стреляют. Мы «духов» видим, они нас нет. Вся рота залегла. Минометчики и агээсники выбирают места для позиций и устанавливают свои стволы, остальные, пригнувшись, перебежками по одному вперед. Третий взвод влево, второй взвод вправо. Не добегая до левофлангового бойца ГПЗ, лечь и дальше двигаться по-пластунски. Жмешься к земле и ползешь, рвут острые мелкие камни форму, а мне уже наплевать, мне ее в любом случае недолго осталось носить.
Вот они! Около сотни их будет. На вершине соседней горы спиной к нам с десяток «духов» с винтовками, вниз постреливают. В межгорной долине расположились два миномета, расчеты мины подносят, скользнула мина в ствол миномета, через секунду резкий хлопок – и полетела мина. Еще через несколько секунд доносится взрыв. Бьют по нашим навесным огнем. Остальные отдыхают. Сидят, лежат, бродят, наверно, пьют воду из котелков, жуют лепешки, курят, болтают. Хотя кто его знает, отсюда ясно не видно. А вот то, что перерыв устроили, а охранение не выставили, это точно. Как всегда. У них с этим делом всегда неважно было. Смотрят перед собой, за тылом и флангами не следят. Или все-таки следят?
Расстояние между нами метров восемьсот, из стрелкового оружия огонь малоэффективен, у мин разброс большой, АГС на пределе стрелять будет, особого толка от такой стрельбы нет.
А значит, ползком на рубеж открытия действенного огня. Ползком триста метров. Ползти и молиться, чтобы не засекли наблюдатели. Хотя молиться – это так, для красного словца. Когда ползешь, не молишься, некогда, тяжелое это дело – передвигаться по-пластунски. Мысли, когда ползешь, все конкретные: «Вот до того камушка доползти… колючий кустарник миновать… о камни не порезаться, не побиться… чуток отдохнуть, замереть, вслушаться и опять ползти».
Значит, ползти? Или нет? Ладно, пока подождем, прикажут – змейками прошуршим вперед, а ведь прикажут, другого выхода-то нет…
– Тебя ротный зовет! – подполз и передал приказание маленький смуглый боец из первого взвода. – Он у нас, – и рукой показал где.
– Давай за мной, – тихонько говорю я бойцу. Как его? Дудырь вроде?
Пока ящеркой полз, все про себя матерился: «Как при царе Горохе, все приказы связными передаем, на полевых рациях малого радиуса действия аккумуляторы сели, а новых нет. Идиотизм! Ползи тут теперь, а если заметят? Нас же враз перестреляют!»
