Джон Кракауэр - Эверест. Кому и за что мстит гора?

– Джон, – кричал он сквозь рев урагана. – Я переживаю по поводу нашей палатки. Как ты думаешь, она выдержит? Ее не снесет?

Я с трудом выплывал из мрака тревожного сна, словно утопающий человек из глубин океана. Лишь только через минуту я смог сообразить, почему Стюарт так взволнован: ветер прижал к земле половину нашего укрытия, и оно неистово сотрясалось при каждом порыве ветра. Несколько шестов сильно погнулись, и в свете моего налобного фонаря было видно, что два основных шеста, казалось, вот-вот упадут. Порывы ветра нагнали внутрь палатки мелкой снежной пыли, которая покрыла все и вся. Никогда и нигде до этого я не попадал в такой сильный ураган, даже на ледяном щите Патагонии, который считается самым ветреным местом на планете. Если бы палатка развалилась до наступления утра, нам бы пришлось очень несладко.

Мы со Стюартом собрали наши ботинки и всю одежду и расположились с подветренной стороны палатки. Усевшись и уперевшись спинами в поврежденные шесты, следующие три часа, несмотря на предельную усталость, мы сопротивлялись урагану, поддерживая истерзанный нейлоновый купол так, словно это был вопрос жизни и смерти. Я подумал о Робе, находящемся наверху на Южной вершине, на высоте 8740 метров, без кислорода и без укрытия, и мне стало так невыносимо больно, что я попытался прогнать эти мысли.

Перед самым рассветом в воскресенье, 12 мая, у Стюарта закончился кислород.

– Без кислорода мне стало по-настоящему холодно, – вспоминал он. – Я начал терять чувствительность в руках и ногах. Я боялся, что не смогу в таком состоянии спуститься вниз с седла. Боялся, что если не пойду вниз этим утром, то вообще никогда уже отсюда не спущусь.

Я отдал Стюарту свой кислородный баллон, потом перерыл все вещи вокруг нас и нашел другой баллон с остатками кислорода. После чего мы начали собирать вещи и готовиться к спуску.

Когда я рискнул высунуть нос наружу, то увидел, что, по крайней мере, одну незанятую палатку унесло ветром с седла. Потом я заметил Анга Дордже, который одиноко стоял на ужасном ветру и безутешно рыдал из-за потери Роба. После экспедиции, когда я рассказал его канадской подруге Марион Бойд о том, как Анг горевал, она объяснила: «Анг Дордже считает своим предназначением в этом воплощении обеспечение безопасности людей. Мы с ним много говорили об этом. Это является его важнейшей задачей с точки зрения религии и определяет условия его следующей жизни{44}.

Хотя формально Роб был руководителем экспедиции, Анг Дордже считал, что он несет ответственность за безопасность Роба, Дага Хансена и остальных. Поэтому когда они погибли, он винил себя в том, что не смог их уберечь».

Хатчисон опасался, что Анг Дордже настолько убит горем, что может отказаться идти вниз, и умолял его немедленно начать спуск с седла. В 8.30 утра сильно обмороженный Майк Грум заставил себя выйти из палатки. Исходя из предположения, что Роб, Энди, Даг, Скотт, Ясуко и Бек уже мертвы, он собрал Хатчисона, Таска, Фишбека и Касишке и повел их вниз с седла. В связи с отсутствием других проводников я вызвался выполнять роль замыкающего.

Когда наша отчаявшаяся группа, выстроившись гуськом, медленно уходила из четвертого лагеря в сторону Отрога Женева, я набрался храбрости и решил зайти к Беку, который, как я предполагал, умер этой ночью. Я нашел его палатку, которую смял ураганный ветер, и увидел, что оба полога широко распахнуты. Однако когда я заглянул внутрь, то с ужасом обнаружил, что Бек все еще жив.

ОН ЛЕЖАЛ НА СПИНЕ И СУДОРОЖНО ДРОЖАЛ. ЛИЦО ЕГО СТРАШНЫМ ОБРАЗОМ ВЗДУЛОСЬ, А НОС И ЩЕКИ БЫЛИ ПОКРЫТЫ ЧЕРНЫМИ, КАК ЧЕРНИЛА, ПЯТНАМИ ОБМОРОЖЕНИЙ. СИЛЬНЫЙ ВЕТЕР СДУЛ С БЕКА ОБА СПАЛЬНИКА, И ОН ОКАЗАЛСЯ СОВЕРШЕННО БЕСПОМОЩНЫМ НА УЖАСНОМ МОРОЗЕ, ПОТОМУ ЧТО ОБМОРОЖЕННЫМИ РУКАМИ НЕ МОГ НАКРЫТЬСЯ СПАЛЬНИКОМ ИЛИ ЗАСТЕГНУТЬ «МОЛНИЮ» ДВЕРИ ПАЛАТКИ. УВИДЕВ МЕНЯ, ОН ГРЯЗНО ВЫРУГАЛСЯ, КРИВЯ РОТ ОТ БОЛИ И ОТЧАЯНИЯ.

– Помощи здесь вообще не дозовешься! – сказал он и добавил, что вот уже два или три часа безрезультатно звал на помощь, но его криков не было слышно из-за воя ветра.

Бек проснулся в середине ночи и обнаружил, что крыша палатки провалилась от ветра.

– Ветер был настолько сильным, что стенку палатки прижало к моему лицу так плотно, что я едва мог дышать. Порыв ветра стих, и стенка палатки перестала меня душить, но через секунду ветер задул с новой силой, и стенка палатки ударила меня так, что я чуть не потерял сознание. Кроме этого, у меня начала опухать правая рука, на запястье которой были надеты эти идиотские наручные часы, и по мере того, как рука опухала все больше и больше, ремешок часов сжимал запястье все туже и туже, перекрывая доступ крови. Но руки у меня не действовали, поэтому я не мог снять эти проклятые часы. Я звал на помощь, но никто не пришел. Блин, это была кошмарная ночь. Чувак, ты не представляешь, как я обрадовался, когда увидел, что ты заглянул в мою палатку.

Я был в ужасе от состояния Бека, а также от того, что мы уже второй раз так непростительно и сильно его подводим, и едва не расплакался.

– Все будет хорошо, – соврал я, с трудом сдерживая рыдания и накрывая его спальным мешком. Потом я застегнул «молнию» на пологе и попытался починить палатку так, чтобы ее крыша не проваливалась. – Не беспокойся, приятель. Теперь ситуация под контролем.

Как только я сделал для Бека все, что было в моих силах, то сразу же связался по рации с доктором Маккензи в базовом лагере.

– Каролина! – кричал я на грани истерики. – Скажи, что мне делать с Беком? Он все еще жив, но мне кажется, что долго он не протянет. Он в очень плохом состоянии!

– Постарайся сохранять спокойствие, Джон, – ответила Маккензи. – Тебе надо спускаться с Майком и остальной группой. Где Пит и Тодд? Попроси их присмотреть за Беком, а сам иди вниз.

В панике я поднял Этанса и Бурлесона, и они немедленно направились в палатку Бека с термосом горячего чая. В то время как я торопливо выходил из лагеря, чтобы присоединиться к моим товарищам по команде, Этанс ввел четыре миллиграмма дексаметазона в бедро умирающего техасца. Все это, конечно, было очень правильно, но мне не верилось, что это может спасти Бека.

Глава 20. Отрог Женева

12 мая 1996 года, 9:45. 7890 метров

Одно серьезное преимущество, которое неопытность дарует начинающему альпинисту, состоит в том, что он не увязает в болоте традиций и на него не давит груз опыта его предшественников. Ему все кажется простым, и он выбирает прямые пути решения проблем, с которыми сталкивается. Конечно, такой подход редко приводит к успеху, а иногда имеет самые трагичные последствия, но человек не подозревает об этом, когда отправляется на поиски приключений. Если бы Морис Уилсон, Эрл Денман и Клевс Беккер-Ларсен были опытными альпинистами, они бы ни за что не отважились на осуществление своих безнадежных планов. И хотя эти люди практически не имели познаний в технике альпинизма, у них была решимость. И эта решимость помогла им многого добиться.

В воскресенье утром, 12 мая, выйдя с Южного седла, я через пятнадцать минут догнал своих товарищей по команде, которые в тот момент спускались по гребню Отрога Женева. Наша группа представляла собой грустное зрелище: все мы настолько ослабли, что нам потребовалось невероятно много времени только для того, чтобы спуститься на несколько сот метров по заснеженному склону, расположенному чуть ниже Южного седла. Но самый печальной была численность нашей группы: три дня назад, когда мы поднимались по этому гребню, нас было одиннадцать человек. Теперь вниз спускались только шестеро.

Когда я догнал Стюарта Хатчисона, он был еще на вершине Отрога и готовился к спуску по страховочным веревкам. Я обратил внимание, что он был без солнцезащитных очков. Несмотря на пасмурный день, сильное ультрафиолетовое излучение на такой высоте могло очень быстро вызвать у него снежную слепоту.

– Стюарт! – попытался я перекричать ветер, показывая на свои глаза. – Очки!

– Ах да, – ответил он утомленным голосом. – Спасибо, что напомнил. Послушай, раз уж ты здесь, может, проверишь мою оснастку? Я так устал, что еле соображаю. Буду признателен, если ты все проконтролируешь.

Я проверил его оснастку и тут же обнаружил, что пряжка была застегнута не до конца. Если бы Стюарт так пристегнулся к веревке, пряжка под тяжестью его тела тут же расстегнулась и он бы кубарем скатился вниз по стене Лхоцзе. Когда я сказал Хатчисону об этом, он ответил:

– Да? Ну я так и думал. У меня слишком замерзли руки, чтобы я мог правильно пристегнуться.

Не обращая внимания на резкий ветер, я снял перчатки, плотно затянул ремни его оснастки вокруг пояса и отправил его вниз по Отрогу вслед за остальными. Когда Стюарт пристегивался страховкой к веревкам, он бросил свой ледоруб на землю и так его и оставил.