Кармен Майкл - Танго в стране карнавала

— Привет, друг, — обратилась Режина к Кьяре.

— Привет, Режина, — ответила Кьяра.

— Кроме тебя, мне помочь некому, — без обиняков перешла к делу Режина, не спуская с Кьяры тяжелого взгляда.

Моя подружка сделала глубокий вдох и облизнула губы.

Режина — крепкий орешек, но даже у нее тряслись руки, когда она рассказывала свою историю в надежде высечь в наших сердцах искру сочувствия, способную воспламенить желание спасти ее. Если она сочиняла, значит, мы имели дело с хорошей актрисой.

Ситуация безнадежна, сказала она. У нее нет выхода, нет альтернативы, нет никакого плана Б. Ничего в этом мире нет, кроме нас. Конечно, она сама во всем виновата. Торговала наркотой. Она знает, что бывает, если не отдавать долги «Команду Вермелью». Как знать, может, когда-нибудь и ей велели бы наказать кого-то…

Она еще раз пересказала свою кошмарную историю, с достоинством описывая каждую мелочь, и сорвалась только на эпизоде, когда вторично поверила тому парню.

— Скажи для начала, зачем ты вообще ввязалась во все это, Режина? — задала я вопрос. — У тебя же семья, дети. Как ты решилась рискнуть их благополучием?

— Я тебя умоляю! Детей ведь нужно чем-то кормить.

— Чего бы тебе не пойти на работу в супермаркет?

Она уставила на меня жесткий взгляд блестящих глаз:

— Не сложилось, вот и все.

— Они, что же, в самом деле готовы убить беременную женщину за тысячу реалов? — нажала я.

— Они и за пятьдесят убьют, — ответила Режина, горестно кривя губы, и отодвинулась в тень, когда машина, проезжающая мимо церкви на парковку, на миг осветила нас фарами.

— А как насчет твоего брата? — не отставала я. — Он не может за тебя заступиться?

— Мой брат как раз и сделает эту работу. — Она выразительно хлопнула по усыпанной стразами штанине.

Не иначе как она шутит… Ситуация была настолько абсурдной, что принять ее всерьез было просто немыслимо. Мультфильм какой-то, честное слово, а не реальный мир. А вокруг бегают люди-мультяшки, которые изображают что-то, чтобы нас развлечь. Может, поблизости имеется какой-нибудь анимационный центр поддержки и помощи, куда ее можно сдать?

— Месяц назад они убили одну женщину на глазах у ее пятерых детей за то, что не заплатила долг.

Тут сын Режины, до сих пор тихо сидевший на коленях у Кьяры, завизжал, вскочил и с идиотским смехом забегал вокруг нас кругами. Режина продолжала потчевать нас историями о расправах над целыми семьями и над матерями, не платившими по счетам.

— Боже, — пробормотала я на ухо Кьяре и отвернулась, — во что ты нас втягиваешь? Какое все это имеет отношение к нам?

— Ровным счетом никакого, — выдавила Кьяра.

Ребенок остановился и уставился на меня темными глазищами величиной с блюдце. Он будто силился понять, о чем мы говорим, и я, не выдержав, отвернулась. Нужно-то всего восемьсот реалов, но у нас их не было.

— Что ты будешь делать, если мы дадим тебе денег? — спросила я.

— Я поднимусь на холм и встречу свою судьбу, — был ответ. — Но идти наверх без ничего — это верная смерть.

К этому моменту ребенок утихомирился, будто признав себя побежденным, свалился на землю рядом со мной и лизнул мне руку, как щенок. Я погладила его по голове, он положил голову мне на колени и снизу посмотрел на мать.

После нескольких часов разговоров и обсуждения несуществующих вариантов и альтернатив, мы решили, что пора уходить. Мы пригласили Режину пойти куда-нибудь поесть с нами, но она отказалась. Когда мы уходили, она смотрела нам вслед сквозь прутья решетки, ребенок молча стоял рядом с ней.

Спускаясь по мощенной камнем дороге, мы обе вдруг поняли, что жутко проголодались, и зашли в круглосуточное кафе «Амаро» в Глории. Время уже приблизилось к полуночи, а на открытой веранде, за желтыми пластиковыми столами, на таких же желтых стульях, сидели люди. Старик, весь какой-то закопченный, неразборчиво втолковывал что-то невидимому собеседнику. Женщина кричала в мобильник: «Этот ублюдок снова пропил все мои деньги. Я без копья, дочурка, дорогая. О господи… Ничего. Даже поесть нечего. Ты спрашиваешь, почему я ему все отдала? Чтобы показать, что я возмущена, вот почему. Только для этого. Нет, ну я не понимаю, как он мог такое сотворить! Господи помилуй. Господи помилуй».

Странно, что от всего этого у меня не пропал аппетит. Мы вдвоем умяли целую курицу, отрывая от нее ноги и крылья, жадно, как дикарки, заглатывая куски сочного белого мяса и почти не жуя. Покончив с едой, мы, не в силах переварить и курицу и ситуацию, в которую оказались погружены, долго сидели и молчали.

— Да ладно, дай ты ей денег, — наконец предложила я.

Кьяра, отвернувшись и внимательно рассматривая улицу, буркнула:

— Дам, наверное.

Вернувшись домой, я обнаружила сообщение от Фабио, который пытался меня разыскать. Он не согласился с тем, что надо дать Режине денег. Он придерживался теории, согласно которой мы не можем подачками и мелкой благотворительностью изменить даже свою судьбу, а тем более судьбы других людей. Правда, на следующий день, когда я попросила его отнести деньги Режине, он согласился, что и сам поступил бы так же, будь он богатым иностранцем. По-моему, бедность рождает фатализм. А может, богатство рождает иллюзии. Или и то, и другое. Итог все равно один, по крайней мере, в Рио. Потом я задавала себе вопрос, почему мы оплатили долги наркодилера, а не образование бедного ребенка или еду какой-нибудь бедной женщине, для этих денег можно было найти тысячу лучших применений. Из самолюбия я могла бы сказать, что мы хотели изменить жизнь Режины, вырвать ее из пут наркоторговли — но это было бы неправдой. И Кьяра, и я, мы обе отлично знали, что Режина вернется к своему занятию и в будущем почти наверняка снова окажется в таких же обстоятельствах. Сознаться себе в этом было мучительно, но в конце концов я пришла к выводу, что мы сделали это, так как не могли представить, что с нами будет, если ее и правда убьют, и виноваты в этом будем мы. Просто невозможно было вообразить, как мы придем в Лапу и узнаем, что Режина «пропала».

В ту ночь, подойдя к Каса Амарела, мы увидели ярко-освещенные окна в доме по соседству. Светская тусовка Санта-Терезы собралась на очередную вечеринку. Кьяра умоляла меня не позволять ей открывать дверь нищим, наркодилерам, проституткам хотя бы в течение месяца — только один месяц без того, чтобы Отверженные и Неисправимые вторгались в наши мысли и сны со своими гнетущими и безысходными судьбами. Потому что не мы в них виноваты. Потому что мы не родились такими, как Фабио, который был способен видеть красоту этой окружающей его человеческой массы и при этом не ощущать вины, которая заставила бы его пытаться что-то изменить. Ведь леденящая правда заключалась в том, что тысячи таких Режин в Рио каждый день ходили по ниточке, отделяющей жизнь от смерти, и у нас не хватило бы денег, чтобы выручить всех.

— Ты можешь хотя бы попытаться избегать таких людей? — уточнила я.

Кьяра уныло кивнула.

— А то уж очень это тяжко, — вздохнула я.

16

Ночь перед Карнавалом

Карнавал снова меня одурачил.Я оставил за дверью все свои беды,Чтобы петь, танцевать,Одевшись, как король,До самой среды.А потом, как всегда, упал занавес.

Предрассветные часы перед Карнавалом, то, чего так ждали, наконец приблизилось.

На сей раз город замер по-настоящему. Настали последние дни лета — и последние дни подготовки к самому безумному празднику на планете. Жара достигала все новых высот, а по вечерам на Рио обрушивались тропические ливни. Днем белоснежные песчаные пляжи Атлантического океана снова наполнялись. У пенной линии прибоя собирались юные парочки, на песочке нежились толстухи в трусиках бикини, в опасной близости от мола резвились дети, пока их родители беспечно покуривали травку под полосатыми зонтами. Кариоки оставались на пляже до девяти-десяти часов вечера, ловили последние лучи заходящего солнца так, будто полагали, что оно никогда уже не вернется. Даже Фабио в феврале ходил на пляж, правда только с четырех часов, не раньше.

Ночи мы проводили в пресловутых escolas da samba, школах самбы, а дни — под золотым солнцем Южной Америки. То было время последних репетиций, проходящих в школах перед тем, как лучшие музыканты и лучшие красотки танцовщицы вихрем, со всеми своими перьями, блестками и мишурой, ворвутся на экраны и пронесутся перед миллионами людей по всему миру. Сами репетиции — безумные, неистовые ночи сумасшедшей самбы на ярко освещенных прямоугольниках дворов северного Рио — пользовались чуть ли не большей популярностью, чем само выступление. Это было единственное время в году, когда обитатели южного Рио передвигались к северу. Мангейра, Салгейру, Вила Изабел, Портела, Тижука, Бейжа Флор: школы самбы были, как футбольные команды: у каждой свои цвета и футболки; была и непримиримая вражда кланов, и свирепые разборки между фанатами.