Джордж Капоши - КГБ в ООН
Начав со свидетельства о рождении, выданного одним из округов штата Нью-Йорк, ФБР проследило ход его жизни и убедилось, что живущий в Вашингтоне Роберт К. Балч в то же время каким-то образом стал римско-католическим священником, обитающим в Амстердаме штата Нью-Йорк. Биографии у них были полностью схожими: те же родители, та же дата рождения, та же школа, которую окончили в один и тот же день. Из всего этого вытекало два возможных вывода: то ли Роберт К. Балч вел двойную жизнь и каким-то образом ухитрялся служить и католическим священником, и учителем, то ли, что было куда вероятнее, советский шпион воспользовался данными священника, чтобы скрыться за ними.
Потребовалось не более часа, дабы удостовериться, что преподобный Роберт Кейстутис Балч служит в приходе Амстердам штата Нью-Йорк. Подлинность сведений не вызывала сомнений.
ФБР сделало резонный вывод: если лже-Балч живет под чужим именем, то же можно предположить и о его жене. Было проведено расследование ее личности. С достаточной долей вероятности оно выявило, что Джой Энн Балч, урожденная Джой Энн Гарбер, прибегнув к тому же маневру, что и ее муж, в буквальном смысле слова похитила биографические данные некоей женщины, которая ныне была миссис Роберт Сескин, домохозяйкой из Норфолка в Коннектикуте. Ни миссис Сескин, ни преподобный Балч не имели ни малейшего представления о своем участии в этом странном маскараде.
В конце апреля 1963 года почти все части головоломки сошлись воедино. Вашингтонские Балчи оказались обманщиками. Но кем же они были в действительности? Пока ФБР не могло этого определить, поэтому медлило с арестом и допросом этой пары. Но ждать было уже недолго.
Тем временем надо было разобраться со всеми ответвлениями этой истории. Работники ФБР в Вашингтоне и Нью-Йорке начали сводить накопленную информацию. Все свидетельствовало о том, что Масленников и Галкин собирали информацию высшей степени секретности. ФБР не раскрыло авторам книги, как это удалось установить. И министерство юстиции, и ФБР обошли молчанием подробности, ибо дело еще не было закрыто. ФБР лишь сообщило, что передаваемая информация носила технический характер и имела отношение к национальной обороне. Особое внимание уделялось военным объектам, военно-морским базам, верфям, высадке морских десантов и маневрам сухопутных войск. По утверждению ФБР, данные в несколько приемов записывались на магнитную ленту, которая упаковывалась в защитную оболочку и далее передавалась по советской шпионской сети.
Удалось выяснить, что Масленников и Галкин использовали супругов Балч и Егеровых как курьеров для поездок из города в город. Когда, по мнению Масленникова, возникала необходимость в передаче секретной информации из Нью-Йорка в Вашингтон, он или Галкин отправлялись «в гости» во Флэшинг, имея при себе фотопленку, которая передавалась Егеровым. Тот обговаривал с Балчем место передачи. Балч летел челночным рейсом в Нью-Йорк, забирал материал из тайника и немедленно возвращался в столицу.
Если Масленников решал, что ему необходимо ознакомиться с материалом, поступившим в советское посольство в Вашингтоне, Балч точно так же использовался в роли курьера, доставлявшего информацию на север. В таком случае закладку делал Балч, а Егеров изымал материал и передавал его Масленникову и Галкину, когда они в очередной раз навещали его квартиру во Флэшинге.
Очень редко в силу тех или иных причин Егеров бывал не в состоянии выполнить задание. Тогда Масленникову и Галкину приходилось действовать самим. Встреча в грейстонской аптеке и была одним из таких инцидентов.
Наконец стала полностью ясна вся неблаговидная картина, четко определились роли всех участников. Оставалось лишь ждать подходящего момента, чтобы положить игре конец: магнитная лента должна была разоблачить заговорщиков.
Долгая холодная зима неохотно уступала место теплым дням. Первая зелень начала омолаживать лицо земли, когда ФБР получило неожиданный удар. В начале мая Масленников и Галкин резко оборвали свою работу в ООН и отбыли из Нью-Йорка в Москву. Стоит отметить, что русские не дали никаких объяснений их поспешному отъезду, а ФБР не смогло определить, как профессиональные шпионы заметили за собой слежку.
Может быть, станция радиоперехвата советской резидентуры засекла радиопереговоры агентов ФБР и их московское начальство решило принять меры безопасности. Вполне возможно, что расспросы ФБР жильцов и знакомых Егеровых и мнимых Балчей каким-то образом стали известны советским представителям в ООН. Как бы там ни было, оставалось только сожалеть, что Масленников и Галкин оказались вне пределов досягаемости американской юстиции, хотя они пользовались надежным прикрытием дипломатической неприкосновенности. Если бы они и были задержаны, то находились бы под арестом всего лишь несколько часов, после чего их пришлось бы освободить. Затем последовала бы рутинная процедура изгнания из Соединенных Штатов: государственный департамент потребовал бы от советской миссии в ООН их удаления из страны. Рискует ли кто-нибудь заявить, что история эта получила бы иное завершение, не покинь Масленников и Галкин США «по собственному желанию»?
Так что игра с Масленниковым и Галкиным была окончена. ФБР решило не допустить того же с Балчами и с Егеровыми. Синхронизировав свои действия, команды оперативников в столице и в Нью-Йорке одновременно направились к супружеским гнездышкам.
Кроваво-красное солнце невыносимо жаркого дня 3 июля склонялось к горизонту, когда четверо агентов ФБР, подъехав по Коннектикут-авеню к квартире Балчей, остановились перед домом. Было половина седьмого вечера.
Агент, дежуривший у дома, кивком дал понять, что Балчи дома. Пятеро агентов бесшумно поднялись на четвертый этаж и через мгновение предстали перед Робертом и Джой Энн Балч.
– Мы из ФБР, – коротко сообщил старший группы. – Вы арестованы.
Двое агентов защелкнули наручники на запястьях удивленных супругов. Оперативники осмотрели квартиру, убедившись, что явились как раз вовремя. У стены стояло два открытых плотно набитых чемодана. Полки шкафов были пусты. На туалетном столике валялись два авиабилета на рейс компании «Сабена» до Копенгагена. Рядом лежали паспорта. Опоздай ФБР на два часа, в квартире уже никого не было бы.
Ранним утром следующего дня супругов Балч доставили в тюрьму округа Колумбия. Предварительно их подробно допросили в управлении ФБР, но, несмотря на все старания, в ходе допроса выяснить ничего не удалось. Балчи отказывались отвечать на все вопросы.
– Это вы должны все доказывать, а не мы! – кричала Джой Энн Балч.
Ее муж вел себя спокойнее.
– Единственное заявление, которое я хочу сделать, таково: я отрицаю все эти обвинения, – еле слышно сказал он.
Супруги не знали, что во Флэшинге точно таким же образом захлопнулась ловушка, в которой оказались их сообщники.
Ровно в половине седьмого вечера Егеровы с удивлением увидели невесть откуда взявшихся работников ФБР. После сообщения, что они арестованы, на свет были извлечены две пары блестящих наручников. Онемев и оцепенев от неожиданного вторжения, Егеров покорно протянул руки, на которых защелкнулись наручники. Но смиренный вид его пухленькой жены Александры оказался обманчив. Она с яростью раненой тигрицы набросилась на группу захвата. Крича и ругаясь по-русски, она пыталась царапать агентов и отчаянно лягалась. Но им удалось скрутить ее и вместе с мужем препроводить в машину.
Соседи были откровенно удивлены арестом Егеровых. Женщина, жившая на той же лестничной площадке, глядя в полуоткрытую дверь, качала головой.
– Я знала, что они работают в советской миссии, – сказала она. – Они были ничем не примечательными людьми, производили впечатление эмигрантской пары, получившей американское гражданство. Они казались такими милыми, тихими людьми. Поверить не могу, что они шпионы.
Как и Балчи в Вашингтоне, Егеровы предстали перед специальным уполномоченным США в федеральном суде Бруклина, в юрисдикции которого находятся Куинс и Лонг-Айленд. Как и Балчам, им было отказано в праве освобождения под залог, и их отправили в федеральную тюрьму предварительного заключения.
Им было позволено позвонить в советскую миссию. Вскоре оттуда явился представитель, который потребовал освобождения Егеровых на том основании, что они находятся под защитой дипломатической неприкосновенности. В то же время советское посольство в Вашингтоне связалось с государственным департаментом и призвало всех советских дипломатов в ООН обратиться к генеральному секретарю с требованием освобождения Егеровых. Но все эти старания ни к чему не привели. Советам было объяснено, что дипломатическая неприкосновенность, которой так часто злоупотребляют, не распространяется ни на Егерова, ни на его жену. Они всего лишь наемные работники в Организации Объединенных Наций, а не дипломаты, выступающие в качестве представителей своего правительства.
