Проза. Книга 2 - Александр Тимофеевич Филичкин
В это время, наш юный инструктор разговаривал на латышском с коллегой, инструктором группы, которая встретила нас так необычно. Они явно смеялись над наивными русскими.
Мы разместились на обширной поляне. «Дикари» погрузились в баркасы и тотчас отчалили. Мы съели сухие пайки, искупались и половили рыбу на удочки. Вода была удивительно чистой. Окуней и плотвы водилось там много. Клёв оказался хорошим. Красота, да и только.
Вечером, на костре приготовили ужин из тех продуктов, что получили на складе турбазы. Выяснилось, что нам дали только консервы «Бараньи почки в собственном соке». Нужно сказать, что такая еда на очень большого любителя. Больше двух ложек, мало кто смог проглотить.
Как всегда, делать здесь было нечего. Все дружно решили «принять за знакомство по маленькой». Разлили пол-литра сорокоградусной водки. Разговор слегка оживился. Люди, наконец, познакомились.
Решили прикончить вторую поллитру. Строгая женщина, у которой в рюкзаке находилась бутылка, вдруг заявила: — На сегодня всем хватит! Выпили по чуть-чуть и довольно!
Не желая прослыть алкашами, парни оторопело молчали. Милые дамы удивлённо переглянулись друг с другом. Одна из них всё же не выдержала: — Что это здесь за регламент? Все взрослые люди. От двух бутылок на двенадцать туристов ничего плохого не будет.
— Нет! — отрезала трезвенница. Вторую бутылку я завтра отдам.
Настроение сразу испортилось. На этом посиделки и кончились. Все разошлись по палаткам.
Второй день прошёл также, как первый. Хорошо, что хоть погода оказалась на удивление тёплой. Мы плавали на вёсельных лодках, купались, загорали, ловили рыбу и раков, которых потом отпускали. Никому не хотелось с ними возиться.
Вечером, опять собрались у костра. Назначенная сама собой, командирша, торжественно принесла вторую бутылку. Никто к ней не притронулся. Кто-то сказал, что «дорога ложка к обеду».
Нераспечатанная посуда всю ночь простояла на столике, за которым ели туристы. Утром недовольная «трезвенница» взяла поллитровку и сунула в свой тощий рюкзак. После чего, все стали с ней меньше общаться.
Пришла пора возвращаться. Когда мы собрались уезжать, подошёл ухмыляющийся юный инструктор. Он посоветовал нам нарядиться, как «папуасы» и приветствовать новую группу так же, как встретили нас.
Большая часть русских туристов, молча, проигнорировала такую идею. Лишь несколько женщин решили, что не стоит отказываться от встречи приемников. Они сплели себе венки из цветов и завернулись в те простыни, что имелись в спальных мешках.
Таким образом, из них получились то ли, весталки, то ли, благородные римлянки. Они и встречали прибывших людей. Кто-то продекламировал самодельные вирши в стиле Гомера. Надеюсь, пример нашей группы сломал дурную традицию — делать посмешище из русских людей.
Всё время поездки по Латвии, меня постоянно вселяли в один номер с парнем, жившим в глубинке Сибири. По профессии он был врач-гинеколог. Это был рафинированный интеллигент, с бородкой «под Чехова», вкрадчивыми манерами и мягким ласковым голосом.
Он показывал фокусы с картами, рассказывал анекдоты, играл на гитаре и пел приятным фальцетом. Одним словом, сразу же стал любимцем всех женщин. И это притом, что он постоянно вворачивал в речь куски отборного мата. Все женщины только смущённо хихикали.
Чем он их так завораживал, что их не коробила мерзкая брань, я так и не смог уяснить. Причём, все остальные мужчины, не сказавшие ни единого бранного слова, считались — непереносимыми в быту грубиянами.
Из озёрного края нас привезли в курортную Юрмалу. В то время, это был дачный поселок, шириною в одну или две узкие улицы. Они протянулись на семь километров между берегом Балтийского моря и прибрежным шоссе.
Местами стояли пансионаты и скромные заводские турбазы. Всё это пряталось в сосновой лесопосадке. Приблизительно в центре данного «города» находилось несколько маленьких зданий.
Это была пара убогих гостиниц, пять или шесть магазинчиков и небольших ресторанчиков. Крупнейшей постройкой населённого пункта являлся открытый летний театр.
В нём размещалось две с лишним сотни посадочных мест. Об этом нам гордо сказал экскурсовод. Дворец Спорта в городе Куйбышеве вмещал шесть тысяч зрителей. Рядом с ним стоял каменный цирк таких же размеров.
Весь день мы купались в мелкой и очень холодной Балтийской воде и валялись на пляже. Вечером поехали в «центр». Солнечная погода, которая сопровождала нас в «озёрном краю» внезапно закончилась. Она сменилась мелким дождём и стылым северным ветром.
За полчаса мы осмотрели все достопримечательности маленькой Юрмалы, проголодались, зашли в небольшой ресторанчик и сели за пустующий столик. Нам немедленно дали понять, отношение к русским здесь такое же плёвое, как и везде.
По баснословной цене мы заказали лучшее латышское блюдо — копчёную курицу. Нам принесли неказистого вида тарелки из «общепита». На них лежали антрацитово-чёрные куски рубленной птицы.
Когда стали есть это блюдо, то оказалось, что внутри оно совершенно сырое. Из разрезанной плоти текла, не запёкшаяся алая кровь. На наши претензии никто из пяти латышей не обратил никакого внимания. Словно то был глас вопиющего в дикой пустыне.
Утром нового дня мы уехали в Ригу. Поздно вечером, я уже летел в самолёте в Самару. В аэропорте «Курумоч» я был в восемь утра. При получении багажа выяснилось, что исчез мой серый небольшой чемодан.
В тележке прибывших с самолётом предметов, сиротливо лежал чей-то «рундук». Формой он был немного похож на мою пропавшую вещь, но имел другой — чёрный цвет. Мало того, он оказался в полтора раза больше размером, выглядел значительно старше и очень сильно ободранным.
Пришлось долго ждать представителя «Аэрофлота», составлять акт о пропаже и вскрывать полупустою чужую поклажу. В ней находилось несколько потрёпанных женских нарядов и всё.
К счастью, в кармашке отыскалось письмо с адресом и фамилией растяпы-владелицы. Причём, её написание мне сильно напомнило «советскую» Латвию. Не иначе, как эта латышка решила и здесь отомстить кому-то из русских.
В сопровождении представителя службы аэропорта я помчался в погоню. Самое странное, что сотрудником, проворонившим мой чемодан, оказалась моя двоюродная сестра, с которой я не встречался лет пять или семь.
В районе Самарской площади мы, наконец, нашли похитителя. Хозяйка с суровым «прибалтийским» лицом, открыла нам дверь. Она узнала, зачем я явился, и принялась меня обвинить. Женщина вдруг заявила, что я схватил её чемодан и удрал. Поэтому ей ничего не осталась, как взять в багажной тележке то, что там находилось.
Спорить с упрямой латышкой сил у меня уже не осталось. Представитель багажной службы «Аэрофлота», моя дорогая кузина, попыталась меня защитить.
